Иерей Вячеслав Клюев: Отчуждение

Под одной из наших предыдущих программ есть сообщение следующего характера: «Побольше бы таких отцов... И тема очень актуальная». Мы говорили в предыдущих программах о разводах, семье. У нас снова есть возможность поговорить, тем более что повод серьезный. Батюшка, Вы прислали мне ссылку на статью на портале «Милосердие», я с ней ознакомился. Все, что там описано, происходит здесь и сейчас. Речь о том, что отцы лишаются права общаться со своими детьми. Процесс подобного отчуждения серьезный и очень больной.

– На это явление можно посмотреть с двух сторон. Это можно рассматривать как совокупность действий взрослых, направленных на пресечение контактов детей с кем-то из семьи. Обычно говорят: «отчуждение родителя», или «отчуждение членов семьи», или «индуцированное отчуждение». Смысл в том, что это те или иные действия (иногда бездействие), которые направлены на то, чтобы у ребенка (как правило, в условиях семейного конфликта, развода родителей) прекратилась связь с одним из родителей. Это попытка фактически вычеркнуть второго родителя (и нередко большую часть семьи вместе с ним) из жизни ребенка.

К сожалению, после развода у многих возникает искушение, как говорят, начать жизнь с чистого листа. И нередко происходит разделение: «мы» – это один из родителей, который объединяется с детьми; и «ты» – это второй родитель, бывший супруг (или супруга), который будет проживать отдельно. Потому что обычно так складываются обстоятельства, что кто-то из супругов забирает детей, увозит. Или уже есть решение суда, определившее место жительства детей с одним из родителей. И так получается, что второй родитель оказывается в статусе родителя, проживающего отдельно от детей. Тогда, в соответствии с нашим законодательством, требуется определить порядок общения. Фактически это порядок исполнения родительских обязанностей родителем, проживающим отдельно.

Вот в этих условиях, когда происходит физическое разделение, сознательная изоляция ребенка от второго родителя, от бабушки, дедушки, других родственников с той стороны, и происходит это самое отчуждение части родственников.

Можно посмотреть на это явление и со стороны психики ребенка. Многие здесь используют понятие «индуцированное отчуждение» или говорят о синдроме отчуждения. По сути, это состояние психики ребенка формируется в результате родительского конфликта, разделения родителей, раздельного проживания. В народе это называют настраиванием ребенка. Если вы попробуете в Яндексе или Google набрать «ребенка настроили против», интернет сразу выдаст различные варианты: настроили против отца, настроили против матери, настроили против дедушки и бабушки. Это очень популярные запросы. По нашим исследованиям, существует порядка миллиона подобных запросов, связанных с раздельным проживанием, недоумением родителей, бабушек и дедушек, правовым статусом членов семьи и тем, что происходит с детьми и внуками в таком случае. То есть это очень популярный запрос, что указывает на масштабную проблему.

Поэтому мы можем говорить об отчуждении как об изменении психики ребенка, когда он начинает отвергать отца (или мать) после развода, прекращает с ним всякие контакты. У ребенка формируется искаженное восприятие отца (или матери). То есть происходят изменения на уровне сознания, на когнитивном уровне. Помимо когнитивного уровня происходит искажение в эмоциональном восприятии (на уровне чувств) и, соответственно, на поведенческом уровне. То есть ребенок отвергает родителя. Встретив на улице отца (или мать), ребенок может убежать, перебежать на другую сторону дороги, в школе может прятаться под партой, дома забиться куда-нибудь. И так далее. То есть возникают поведенческие изменения. На уровне чувств ребенок испытывает неприязнь, боязнь. И происходят изменения на уровне сознания.

Как указывает Центр психиатрии имени В.П. Сербского, в случае индуцированного состояния ребенка очень распространенным становится состояние криптомнезии. Это некие искажения памяти. Есть две основные группы таких искажений: когда ребенок помнит то, чего не было (это происходит в результате того, что взрослые, которые его окружают, говорят в негативном ключе и рассказывают негативные события в отношении отчуждаемого родителя или других членов семьи), либо не помнит то, что было. Вплоть до того, что ребенку показывают фотографии или видеозаписи, на которых ему хорошо с отвергаемым в данный момент родителем, он веселится, радуется, у них полное взаимодействие, взаимопонимание, а ребенок может заявить, что это фотомонтаж, что такого никогда не было или что его заставили так себя вести...

Я не предлагаю обсуждать причины, почему такое происходит. Это взаимоотношения взрослых по большому счету, и причины, по которым они вошли в такой этап отношений, у каждого свои. Вопрос в другом. Почему люди не боятся проводить такую работу по отчуждению одного от другого, не боятся последствий? Или они видят, что ребенок не общается с другим родителем, – и все. Цель достигнута? Но ведь за этим стоит огромное количество последствий, о которых мы не думаем или не знаем.

– Что касается поведения взрослых, которое приводит к таким изменениям в ребенке, тот же центр имени Сербского в своих методических рекомендациях обращает внимание на то, что здесь могут быть разные причины таких форм, моделей родительского поведения. Здесь и неадекватность восприятия, и индивидуальные особенности психики родителя, и какие-то пограничные психические расстройства, фобии. Взрослые могут чего-то бояться. Например, что ребенка украдут или настроят против. Поэтому пытаются раньше настроить ребенка против другой стороны...

Таких оснований может быть много. Как правило, они являются предметом изучения и исследования в ходе судебно-психологических экспертиз, которые проводятся по делам о родительских спорах. Суды назначают специальную экспертизу, и комиссией исследуются в том числе родители на предмет каких-то индивидуальных особенностей, адекватности. Соответственно, может быть выявлено, что есть какие-то расстройства, психологические особенности, некие травмы, которые выросший человек, родитель, несет из детства.

Современная наука говорит о том, что такое отчуждающее поведение нередко является результатом того, что такой человек сам в детстве был отчужден от своего родителя. И он воспринял этот алгоритм межпоколенческого взаимодействия от своих родителей. Возможно, кстати, что это было не первое поколение, и он видел то же самое и на уровне бабушки, дедушки. Как показывает наука, если задействованы три поколения с таким алгоритмом развития событий после развода, то практически со стопроцентной вероятностью события в семье будут развиваться именно так. То есть обязательно будет некий кризис, который приведет к разводу, и обязательно последует отчуждающее поведение, направленное на то, чтобы разорвать связь ребенка с другим родителем. Как говорят специалисты, это уже межпоколенческая травма, трансгенерационный травматический перенос, он и формирует такое поведение.

Нередко взрослые даже не понимают, что ими движет. Мы, православные, можем сказать, что здесь в какой-то степени действуют страсти, гордыня, проявляющаяся в обиде, зложелательстве, злопамятстве, гневе. Но психологи говорят как раз о травме, которую человек наследует с детства, а потом, во взрослом возрасте, реализует это в своей жизни, в своем браке, своих детско-родительских отношениях.

К сожалению, родители, идущие по этому пути, нередко сами не понимают, что делают. И здесь встает вопрос просвещения. Мы уже не первый год говорим об этой проблеме на научных конференциях, круглых столах при уполномоченных по правам ребенка, при уполномоченных по правам человека. Уже было несколько заседаний экспертной группы в Государственной думе Федерального Собрания Российской Федерации, где эта проблема также обсуждается. Она обсуждается и на различных мероприятиях в судейском сообществе, в Федеральной службе судебных приставов.

Так или иначе все, кто связан с судебными решениями, спорами, исполнением этих судебных актов, знают об этой проблеме. Все знают, что на определенном этапе решение суда о порядке общения отдельно проживающего родителя с ребенком может оказаться неисполнимым. Потому что, когда родитель придет к ребенку в отведенные часы и дни, он увидит зомбированного ребенка. Нередко родители используют при описании своего отчужденного ребенка образ Кая, которому льдинка попала в сердце. То есть ребенок смотрит на папу (или маму) и умудряется называть его по имени, к примеру; или использует исключительно местоимения: он (она). Ребенок может требовать, чтобы родитель ушел, может топать ногами, кричать, рычать, плакать. Вплоть до того, что у него может пойти кровь из носа.

Мы, православные, сказали бы, что это какое-то одержимое поведение, когда ребенок абсолютно неадекватно реагирует на собственного родителя, никогда не делавшего ему ничего плохого. Это явление духовного порядка, или какой-то психологический феномен, или психическое расстройство? Этим вопросом задаются не только родители, бабушки и дедушки, которые сталкиваются с таким состоянием детей. Этим вопросом задаются и эксперты, и психологи, и психиатры, и врачи, и уполномоченные по правам ребенка. Уже много лет наука активно изучает это явление, в том числе решается вопрос, что делать в такой ситуации.

Родитель не понимает, что он делает и к чему приводит его отчуждающее поведение. По факту оно приводит к тому, к чему приводит. И что же делать дальше? Как помочь родителю, ведущему ребенка к пропасти? Как помочь тому ребенку, который оказался в таком неадекватном состоянии? Ведь, по сути, ребенок живет в искаженной реальности. Он может говорить, что боится отца или мать, может реально бояться. Все это можно выявить с помощью соответствующих методик, которые применяются в ходе исследований.

Искажение происходит постепенно. На начальном этапе все быстро рассеивается, как дым над водой. Через несколько минут или час взаимодействия с родителем один на один ребенок возвращается в адекватное состояние: обнимается с ним, лезет на коленки и так далее. Но бывает так (особенно если это третья возрастная группа, дети подросткового возраста), что ситуация практически не поворачивается в обратную сторону.

Порой так называемые специалисты, те, кому по должности положено разбираться в таких вопросах, говорят: «Подождите, ребенок придет в себя, через какое-то время успокоится, разберется во всем. У вас сейчас конфликт, только недавно состоялся развод». Но это абсолютно ненаучно, и это абсолютно не соответствует действительности. Если этот процесс не пресекать, не уврачевывать, то эта травма привязанности со всеми накапливающимися искажениями на уровне сознания, чувств и поведения приводит к окончательному разрушению всех отношений. И отношения не восстановятся ни через год, ни через 10 лет, ни потом. И такие отчуждаемые родители могут уходить в вечность без контакта с собственными детьми.

Более того, спустя время ребенок, живущий в таком состоянии, полностью отвергая любой контакт, переписку, телефонные звонки с отцом (или матерью), по сути, перестает быть ребенком этого родителя. Биологически он вроде как собран из клеток этого родителя, но нужного наполнения не происходит. Если годы идут, а отец, к примеру, не может высказать свое мнение по важному вопросу, повлиять на какие-то вредные привычки, скорректировать компании, где начинает общаться ребенок, то ребенок развивается так, как будто у него нет этого родителя.

Мы знаем, что свято место пусто не бывает. Кто-то берет эту функцию на себя. Может быть, это новые партнеры родителя, или посторонние, случайные люди, или компания во дворе.

Так или иначе, но с точки зрения традиционного воспитания, взгляда на детско-родительские отношения, на важность родительского авторитета мы видим здесь серьезную проблему. Потому что, по сути, происходит разрушение механизма преемственности поколений: отчуждаемый отец (или мать) выбывает из жизни ребенка. Родитель хочет его воспитывать, но не может физически к нему пробиться. Даже если прийти с приставами, начнется такой концерт, что у бедных приставов коленки затрясутся, они скажут: «Что же это такое? Не мучайте ребенка. Давайте уйдем, пусть он придет в себя». И никакого исполнения судебного акта не произойдет.

Будут идти месяцы, годы, и ребенок будет жить при живом родителе так, как будто у него нет этого родителя. Это то, что называется социальным сиротством. Почему и говорят сейчас про индуцированное отчуждение родителя, индуцированное отчуждение семьи, что это новая форма социального сиротства. Родитель жив, желает участвовать в воспитании, формировании личности ребенка, но не может этого сделать физически. Формально родители живут на разных территориях, нередко отец юридически не имеет права доступа на территорию, где проживает его ребенок, не имеет доли в этом имуществе, не может туда прийти, иначе это будет нарушением конституционно закрепленного права неприкосновенности жилища. Соответственно, юридически туда не попасть.

Нередко ребенка начинают прятать, переводить из школы в школу, или в частную школу, или на семейную форму обучения. И это только для того, чтобы исключить возможность даже случайного пересечения родителя с ребенком. Родитель нередко в этой ситуации вынужден искать доступ к своему ребенку через образовательные организации, чтобы повидаться с ним в детском саду или школе. Но нередко бывает так, что там тоже все заблокировано. Классная руководительница или воспитательница уже предупреждены, что второй родитель плохо влияет на ребенка, что ребенок после этого начинает вести себя сомнительно, да и вообще есть решение суда, где определено, что этот родитель может видеться с ребенком только по субботам раз в две недели несколько часов.

Нередко это представляется как некое ограничение в родительских правах. Дескать, за пределами этого графика второй родитель вообще не имеет права видеться с собственным ребенком. Хотя юридически это не так. Юридически это тот минимум участия второго родителя, который гарантируется государством силой принуждения через соответствующие органы.

То есть это обязывает.

– Да, обязывает. И это минимум, гарантированный государством. То есть меньше этого уровня вообще не может быть. Иначе получается, что мы исключаем второго родителя из жизни ребенка. А у нас есть Конституция Российской Федерации, где в 38-й статье говорится о том, что воспитывать ребенка, содержать его, заниматься его образованием, представлять его интересы – это право и обязанность каждого родителя. То есть это конституционная обязанность. Это так же, как есть конституционная обязанность служить в армии, платить налоги, защищать в установленных случаях свою Родину.

Всем понятно, что обязанность родителя – содержать своего ребенка. Но если родитель не живет вместе с ним, то вроде как он исполняет свою обязанность по содержанию, перечисляя алименты. Вроде бы в общественном сознании это понятно.

В этом никто не сомневается.

– Но дело в том, что содержание своего ребенка – всего лишь один из элементов тех прав и обязанностей родителя, которые, собственно, и образуют родительский статус. А как же все остальное, самое главное, ценное, важное, что лежит в основе наших традиционных духовно-нравственных ценностей? Преемственность поколений образуется за счет чего? За счет физического взаимодействия отца и матери с детьми, бабушки и дедушки с внуками. Тогда и происходит передача той самой полезной информации, за счет чего существует нравственный код нации. Мы приходим в мир и уходим, а нация со своим нравственным кодом, со своим стержнем существует за счет того, что представители одного поколения взаимодействуют с другим поколением. Где это происходит? В семье.

Если родители приняли решение расторгнуть брак и проживать раздельно, тогда включаются какие-то защитные механизмы. Вот таким защитным механизмом в том числе является то самое судебное решение о порядке общения с ребенком. Хотя там предусмотрено не только право на общение. Подразумевается, что в эти, скажем, четыре часа один раз в две недели должны уложиться и воспитание, и образование, и представление интересов ребенка. Потому что каждый родитель – это еще и законный представитель своего ребенка.

И возникает другая часть проблемы: насколько это физически можно сделать с точки зрения физики, педагогики, психологии? Если предусмотрено видеться с ребенком четыре часа в две недели или в месяц (некоторым вообще дают видеться раз в год), насколько выполнима эта конституционная обязанность по воспитанию своего ребенка? Это становится в какой-то момент просто нереальным.

Тем не менее такая обязанность есть. Конституция вроде как гарантирует это право и эту обязанность. Но когда мы приходим к исполнению, к непосредственной реализации этой нормы, мы видим, что механизмы оказываются во многом нерабочими. Судебный акт, который дает этот гарантированный минимум, многими толкуется таким образом, что это максимум, что за пределами этих четырех часов с собственным ребенком вообще нельзя видеться. Если утренник в садике, например, или какие-нибудь важные соревнования, или какое-то мероприятие в школе проходят не по вашему графику, тогда, дескать, на территорию нашей образовательной организации не заходите.

Это весьма печально. Это трагедия. Потому что таким образом мы теряем нацию. Происходит размывание, реальное разрушение связей. Вместо того чтобы быть плотной тканью, мы превращаемся в расползающуюся марлю. Связи рвутся, происходит атомизация семьи, атомизация общества. Общество наполняется, по сути, манкуртами, не помнящими родства.

Я слушаю Вас, и у меня рождаются такие синонимы: «горе», «беда», «что делать?», какое-то бессилие. Вы говорите об этой проблеме, пытаетесь просветить людей, рассказать им об этом, донести до них, что не все так однозначно. А выход есть из этой ситуации?

– Для начала нужно понять, что ситуация действительно очень серьезная. И если мы даже скажем, что выход есть (а мы предлагаем определенный комплекс мер, который мог бы способствовать решению этой проблемы), нужно понимать, что решать все придется сложно. Безусловно, нужно приступать к решению. Но решение, к сожалению, будет сложным хотя бы потому, что проблема катастрофически массовая.

Мы раньше говорили о том, что у нас порядка 600 000 детей ежегодно добавляются в категорию «дети разведенных родителей». Если посмотрим научные исследования в соответствующих статьях, которые публикуются в отечественных научных журналах, сотрудниками в том числе Исследовательского центра имени Сербского Минздрава Российской Федерации, то увидим, что большинство родительских разводов в нашей стране конфликтные. Их анализируют по тем экспертизам и судебным делам, которые приходят, и там есть соответствующая градация разводов: низкоконфликтный, среднеконфликтный, высококонфликтный, максимально конфликтный.

Смысл в том, что характеристика разных групп конфликтов включает в себя действия родителей, направленные на ребенка. Чем выше конфликт, тем больше воздействия разводящихся родителей на ребенка, пытающихся его привлечь на свою сторону, исказить восприятие другого родителя, захватить психику ребенка. Не случайно в одной передаче на Russia Today, посвященной как раз проблеме отчуждения и синдрому индуцированного отчуждения, даже ведущая использовала такой термин, что это просто какое-то мародерство детской психики. И, в принципе, конфликтно разводящиеся родители, члены семьи (в том числе бабушки, дедушки, дяди, тети могут подключаться к этому процессу) ведут к тому, что у ребенка начинает формироваться синдром отчуждения, индуцированное состояние.

Это массовая социальная проблема. Это не проблема межличностного взаимодействия, не проблема отдельно взятых папы и мамы или бабушки, дедушки, с учетом массовости, с учетом того, что речь идет о миллионах детей, у которых родители проживают раздельно, а дети определены жить с одним родителем. И в той или иной степени, сознательно или бессознательно, с той или иной мотивацией они отчуждаются от родителя. Либо просто перестают с ним контактировать, либо переходят в стадию страха и распространения клеветы в отношении родителей, но тем не менее это разные стадии того же самого отчуждения.

Нужно для начала понять, насколько массово это явление. Оно действительно страшное, поэтому требует серьезного решения со стороны государства. Но чтобы начала решаться эта проблема, требуется просвещение. То есть люди должны знать об этом явлении, они должны понимать, что происходит с ребенком. Есть родители, которые говорят (в силу своей наивности или в силу того, что они уже играют на публику): «Знаете, у меня ребенок сам принял решение не общаться с матерью (или с отцом). Я на него никак не влияю. Он личность тоже. Он не ваза, чтобы его просто так взять и переставить. Ну, не хочет – так не хочет. Вот пусть другой родитель научится взаимодействовать с ним, пусть ищет к нему подход. Я не препятствую». А какие подходы, если к ребенку просто не подойти? В дом не зайти, в школе – перекрыты пути. Или вообще из школы его забрали, он сидит дома на семейном обучении. Это игра одного актера. Сам себе режиссер, сам себе актер, сам себе похлопаю.

Естественно, нужно заниматься просвещением. Та же статья Анны Вахитовой, про которую вы говорите, – это хорошее журналистское расследование, оно показало серьезность этой проблемы. Но таких статей должно быть много. Они должны публиковаться во множестве в научных журналах. В 2011 году у нас защитилась Русаковская Ольга Алексеевна на звание кандидата медицинских наук по теме, включающей в себя индуцированные состояния как причину отвержения родителей на фоне родительского конфликта.

Безусловно, в научном мире сейчас все больше и больше об этом говорят. Я возглавляю Национальную ассоциацию исследователей синдрома индуцированного отчуждения семьи, мы сами за последние несколько лет провели четыре большие научные конференции, где выступали профессора, доктора и кандидаты наук. И мы действительно эту проблему с разных сторон обсуждаем, выделяем в ней разные аспекты и по линии психиатрии, и со стороны психологии, прав и обязанностей. Мы рассматриваем наши традиционные российские духовно-нравственные ценности, как у нас защищены права родителей на воспитание, как защищена преемственность поколений и так далее, то есть затрагиваем педагогические вопросы.

Ведь, принижая авторитет родителя, мы нарушаем основу воспитательного процесса в принципе. Это, по сути, поставить под сомнение все остальные авторитеты для ребенка. Если папа и мама – это уже не безусловный авторитет, а условный или вообще не авторитет через какое-то время проживания раздельно, то с чего тогда будет авторитет у классного руководителя, или директора, или полицейского на улице? А с чего тогда будет авторитет Бога Отца, если для ребенка родной отец не авторитет?

Мы рушим всю педагогику, все наши традиционные ценности. Как тогда говорить о традиционном воспитании, формировании личности с учетом нашей гражданской идентичности? Не формируется та самая гражданская, национальная, культурная идентичность, потому что она в своей составляющей имеет родовую, семейную, личностную идентичность. А это все разорвано у ребенка. У него вместо одного из родителей черная дыра, все отрезано, все под запретом, фотографий нет, упоминания о нем запрещены, к примеру. Это серьезная проблема. Поэтому просвещение очень важная составляющая того, как решать эту проблему.

У нас, к сожалению, не успело информационное поле наполниться позитивной, положительной информацией, которая помогает родителям пережить все это. Потому что это сама по себе сильная травма для отчуждаемого родителя. Наше исследование показывает, что там есть своя специфика, потому что это как бы травма, не имеющая уврачевания, процесс горевания происходит специфическим образом, нет традиционных переходов от одной стадии к другой, постоянно происходит ретравматизация. Неоднозначность потери, горе, высокие суицидальные риски – это характеристика травмы отчуждения со стороны родителя.

Очередной случай был у меня две недели назад. К сожалению, очередной отец ушел из жизни, не справившись с такой ситуацией. Есть и медийные лица. У нас недавно была информация про самоубийство депутата, который, несмотря на свой статус и то, что он участник СВО и имеет административные ресурсы, долгое время не мог пробиться к своим детям. Началась его откровенная травля, в том числе с использованием адвокатов. И этих случаев все больше и больше. Это родительская травматизация.

Но при всем том, что у нас недостаток положительной информации, еще врывается в информационное поле и вражеская информация – переводные статьи, которые вообще ставят под сомнение проблему как таковую. Говорят: знаете, концепция синдрома отчуждения – это вообще что-то вражеское, это ювеналы придумали, нам вообще это не нужно. То есть это совершенно ненаучные вещи, я это называю «неолысенковщиной»; дескать, нет такой проблемы.

А реально проблема загоняется еще глубже вместо ее решения. Поэтому требуется просвещение и целый комплекс мер, которые приводили бы к позитивным результатам (начиная с воспитания). Поскольку семье не хватает своих положительных примеров и воспитательная функция ослаблена как минимум, а где-то и разрушена, безусловно, должна на себя взять часть нагрузки и система образования. То есть нам нужны семьеведческие дисциплины с акцентом на нравственные основы семьи. А для уже подросших детей (например, на уровне вуза) нам нужны дисциплины, которые бы включали и элементы психологической помощи, и право для людей, готовящихся к браку или вступающих в брак. То есть нам нужны дополнительные механизмы правового регулирования.

Ситуация, когда, условно говоря, половина родителей в стране переходят в состояние проживающих отдельно (и при этом у них 80 процентов вероятности отчуждения от детей), уже не может продолжаться. Требуются изменения правового регулирования. В ряде стран, которые раньше нас пришли к этой проблеме, но при этом пытаются сохранить какие-то традиционные связи детей и родителей и сохранить ткань нации, как-то минимизировать последствия конфликтных разводов, вводится режим совместного воспитания, когда ребенок проживает в той или иной степени близко к паритету или паритетно с отцом и матерью.

И, как показывает научное исследование (буквально в позапрошлом году проходила уже шестая научная международная конференция в Афинах), такой вариант приводит все показатели психологического благополучия детей к показателям полной семьи. Если уж мы не можем остановить разводы полностью, нам нужно как-то адаптироваться и находить новые средства по минимизации негативных последствий разводов. Поэтому, безусловно, тут и правовое решение, и просвещение, и помощь школы. У нас в школах существуют психологические службы, но в административных регламентах этих психологических служб такая группа риска, как дети разведенных родителей (или отчуждаемые дети), там никак не прописаны. Хотя это самая крупная группа риска детства.

Безусловно, имеет смысл совершенствовать и механизмы юридической ответственности для тех, кто упорно не хочет внимать голосу разума, следовать нашим традициям, тому, что говорит Господь Бог относительно того, как родители должны воспитывать своих детей, чтобы не быть соблазном для них и не подталкивать их к тому, чтобы те становились нарушителями заповедей о почитании отца и матери. Здесь должна включаться юридическая ответственность для тех, кто совсем уж злоупотребляет своим положением. То есть это комплекс мер, в двух словах об этом не сказать. Не случайно мы не один год это обсуждаем на различных мероприятиях, круглых столах и конференциях.

Вы говорите о том, что занимаетесь этой темой не первый год и работаете в рамках круглых столов, конференций, различных ассоциаций специалистов, в том числе и психологов, и у Вас прежде всего научно-исследовательский подход…

– Мы сами проводим исследования и переводим статьи об исследованиях в других странах.

Я думаю, нашим уважаемым зрителям было бы интересно услышать и другие аспекты этой проблемы. И я не просто Вас приглашаю, но настаиваю на продолжении, когда Вы вновь окажетесь в Екатеринбурге. Двери телеканала «Союз» открыты, давайте продолжим эту тему и затронем другие вопросы, которые Вы в своей обширной научной работе затрагиваете. Я благодарю Вас за этот разговор. Помогай Вам Господь в Ваших трудах.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475