Иеромонах Клавдиан (Сафонов): О молитве

Сегодня мы говорим о церковных праздниках – судя по отзывам телезрителей, тема понравилось, и рассуждение о праздниках как о некоем таинстве тоже понравилось. Вообще, в Церкви (не в здании – я имею в виду Церковь как Тело Христово) мало такого, что не таинство. Даже обычный молебен – тоже таинство? Как Вы, батюшка, полагаете?

– Молитва – это некий язык общения с Богом. Поэтому она сокровенна. И разговор с Богом не выражается во внешнем, молитва – просто инструмент выражения. У нас всего семь таинств, как говорит догматическое учение, семь столпов, на них стоит Церковь. Но молебное пение, обряды, традиции, которые сохраняет Церковь, тоже являются неким инструментом к общению с Богом, и их тоже можно назвать таинствами.

Мы же часто рассказываем, что с тем или иным человеком в том или ином храме, во время молитвы перед иконой или к святому угоднику, произошло, например, чудо исцеления. И оно произошло в результате таинственной работы самого человека: во-первых, его веры, во-вторых – его молитвы. Этот разговор с Богом, светским языком выражаясь, получился, удался, был результат. То есть, если вникать в суть произошедшего, это тоже – таинство… Сколько у нас было рассказов на эту тему – приходит на костылях, а уходит исцеленный, но мы, по нашему прагматическому веку, не всегда даже можем представить, что такое чудо возможно, или человек от пьянства исцеляется: был алкоголиком – и без кодирования, без «зашивания» вдруг в какой-то миг получает исцеление и возвращается к трезвой жизни. Это чудо можно тоже назвать таинством? Как Вы полагаете?

– С точки зрения подхода к событию, которое происходит, тайны совершенного, мы косвенно можем понять, какая причина послужила к тому, что это произошло. Человек действительно должен обладать глубокой верой, доверием Богу: он должен обратиться к Богу и попросить Его, – и Господь Сам учит, чтобы мы обращались к Нему.

Но человек в той или иной степени обладает (или не обладает) готовностью и способностью общаться с Богом при определенных условиях – при подготовке: очищении сердца, сокрушении духа. Когда человек, может быть, не претендует на исполнение, но всегда уповает на волю Божию, как сын у отца, просит то, что ему кажется правильным и нужным – и Господь видит веру и стремление этого человека. Нужно быть готовым к получению этого дара, потому не все готовы получить то, что просят. Но Господь являет чудо, которое мы называем тайной. Мы не можем раскрыть это досконально и понять механизм, как это происходит. Поэтому, с точки зрения богообщения, события, которые с человеком происходят и на молебне, и в личной молитве, мы можем назвать тайной. Но нельзя это путать с таинством церковным… Господь в таинстве действует вопреки тому, насколько вера человека тверда, крепка, велика. Мы знаем, что одного намерения человека участвовать в таинстве, его подготовки уже достаточно к тому, чтобы благодать Божия действовала.

А здесь уже более личностное отношение к событиям – не каждому дано чудо в жизни, не каждый получает его: Бог являет чудеса и для окружающих людей, подтверждая Свое действие в мире, а кому-то, может быть, полезнее для спасения души просто молиться. Иоанн Лествичник в своем прекрасном аскетическом труде «Лествица» пишет, что Бог иной раз медлит исполнять просимое, ибо Богу приятно, когда человек обращается к Нему с молитвой. И Он как бы его томит, но это томление для человека спасительно: человек начинает раскрывать свое сердце, стремиться к Богу, проявляет свое желание получить от Бога просимое. Тогда Господь убеждается, что человек достоин этого, что это действительно ему необходимо, – и подает. А все, что с трудом дается, что вымаливается, то и высоко ценится.

Здесь нельзя сказать, что каждый человек обязательно встретит чудо, но с тайной в Церкви мы встречаемся повсеместно. Поэтому и не стремимся досконально узнать, как происходит Евхаристия, как пресуществляются Святые Дары. Мы говорим – это тайна, чудо, которое совершает Бог за Божественной литургией.

Отец Клавдиан, я Вас попросила бы развить ответ: каковы, с Вашей точки зрения, должны быть условия, чтобы чудо произошло и человек получил просимое? Должны ведь быть условия?

– Конечно. Когда мы учились в семинарии, нам один из педагогов рассказал такую интересную задачу. Бездождие, люди истомились и просят сельского батюшку: послужите молебен. И вот он идет на поле служить молебен, просить у Бога дождя. И что же он с собой должен взять? Семинаристы: «Евангелие, епитрахиль не забыть…» (А то, бывает, забудешь, – как служить без епитрахили?). А преподаватель говорит: «Вы забыли самое главное!». – «Что?». – «Зонтик!». Батюшка, который идет просить что-то у Бога, должен быть готовым получить просимое и не сомневаться, что будет дождик.

Вот так же и в любой молитве – веруйте, что вы получите. И вы получите! Господь в Евангелии не говорит, что Он слушает только праведников. Он говорит: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Господь готов услышать любые прошения. Другое дело, что святые отцы говорят, как к молитве надо приступать – особенно Игнатий (Брянчанинов) в своих творениях много посвятил тому, как надо подготовиться к беседе с Богом. Как пишет Феофан Затворник, помните? В некоторых молитвословах это писали в предисловии: «Постой немножко, пусть улягутся твои чувства – ты сейчас будешь говорить с Самим Господом». И тогда человек как бы настраивает свой духовный радиоприемник, как говорил старец Паисий, на волну общения с Богом. Ведь нельзя дерзко разговаривать с царем, нельзя приходить к царю в грязных одеждах – это неуважение к царю. И бывает, что даже то, что мы хотим попросить у Бога, может оскорбить Его: Иоанн Златоуст говорит, что некоторые люди просят такое (как, придя к царю, просить из его дворца пыли) и тем оскорбляют величие Божие. Так что каждый человек прежде всего должен настроиться. Несмотря на то, что он грешник. С другой стороны, он должен осознавать свое недостоинство просить у Бога что-либо.

Но Господь нас зовет к общению с Собой – и Он, безусловно, даже самого последнего грешника любит и еще больше радуется, как сказано в Евангелии, заблудшей овечке, которая нашлась. И ангелы сорадуются этому событию. Поэтому любое прошение Господом будет услышано, – но в свое время и тогда, когда это полезно человеку. И исполнится то, что действительно нужно именно в этот момент. Может быть, это какие-то вещи земные, сейчас человеку необходимые, чтобы он что-то нашел, какую-то опору в жизни, – даже здоровье, может быть, события, которые его томят. И Господь постепенно будет его приводить к сознанию, чтобы просить о великом – о мудрости. Как Соломон попросил у Бога мудрости...

В этом отношении, конечно, подготовка к общению с Богом многогранна, но она происходит постепенно. Нужно начать с азов – нужна вера. Если веры нет или она мала, нужно просить: «Господи, дай мне веру» – «Господи, верую, помоги моему неверию». И постепенно сердце расположится к беседе с Господом. Ну и, конечно, понять, что ты сейчас молишься: не просто читаешь книжку или о чем-то мечтаешь, а разговариваешь с Господом – Живым Господом, Который на тебя взирает и видит, слышит твои мысли, сердце, чувства. Вот так настроиться на эту молитву и просить… И будет чудо, Господь обязательно откликнется на зов.

Современный мир так устроен, что очень многие пришли в Церковь после огромного перерыва: 2–3 поколения, по сути, не молились. Войти в молитву после такого перерыва бывает очень сложно. Люди, которые приходят в Церковь, говорят: «Вы нам предлагаете молитвослов – это же чужие слова, это чужие молитвы. Церковь предлагает молиться чужим языком?». Как Церковь относится к таким словам, к такому пониманию?

– Но сравните с семьей. Когда ребеночек вырастает, мама с папой учат его своему языку – не чужому. А Церковь для нас как мать, она учит своих чад говорить чисто и правильно – это наследие славянского языка, более того, это не просто чистый славянский язык без всяких вкраплений иностранных слов – это язык, на котором разговаривали с Богом святые. И откройте молитвослов – там не случайно упоминается авторство. А кто такие святые? Люди здесь, на земле, своей святой жизнью засвидетельствовали свою праведность и святость. Соответственно, их прошения, которыми мы пользуемся, не имеют никакого заблуждения, они правильные, они в духе Евангелия. Поэтому чтобы нам научиться жить по Евангелию, надо знать Евангелие, чтобы научиться разговаривать с Богом, надо знать язык разговора с Богом.

Конечно, можно молиться любыми словами. Можно, как Моисей, когда он спускался с горы Синая, в молчании… «И сказал Господь Моисею: что ты вопиешь ко Мне?» – ведь Моисей своим сердцем возопил Господу от скорби, которую он видел, об отступлении еврейского народа от Божией заповеди. Так что человек может кричать в молчании – его сердце будет кричать пред Богом. Слова – всего лишь инструмент выражения. Но ими тоже нужно правильно пользоваться, слово – очень важный дар, данный человеку, дар очень ответственный: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда», – говорит Господь в Евангелии. В молитвах, в беседе с Господом надо употреблять слова в правильном духе.

Чтобы духовная жизнь правильно выстраивалась, надо начинать читать молитвы святых: что просили они? Я думаю, когда человек начинает вникать (постепенно, пусть даже не понимая отдельные фразы), он понимает, что именно здесь сконцентрированы все необходимые прошения, все на правильном по отношению к Богу расположении духа, – и постепенно приходит навык обращаться к Богу в правильном чувстве, с правильной мыслью; тогда человек уже обладает некоей способностью говорить с Господом и своими словами просить Его, плакать перед Ним, радоваться – и за других людей, не только за себя. Это школа! И Церковь – как семья.

И нет прямого запрета говорить с Богом на любом языке, но желательно, чтобы разговор был разумный. Вспомним Деяния апостольские, когда первые христиане могли говорить разными языками – это был дар Святого Духа, одно из проявлений Святого Духа. Но апостол сказал: лучше я буду пять слов говорить на одном языке, нежели тысячу на разных («Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками, но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке») – мы должны молитвы совершать разумно: мы должны просить разумно и разговаривать с Богом разумно. Поскольку мы – общество, Церковь, то должны понимать, о чем молимся.

Молитва тоже имеет педагогический оттенок, педагогическую функцию духовного воспитания. Так что в отношении употребления молитв, написанных святыми… Тут нет никакого насилия над душой христианина – это просто рекомендация, которая поможет ему правильно расти духовно, правильно общаться с Богом – на языке святых. Поэтому Церковь так осторожна в отношении к различным переводам: она не разменивает сейчас то наследие, которое мы имеем, на другие более понятные формы. В искусстве то же самое, ведь икона – это действительно в наивысшей степени выраженное богословие в красках. Но ведь можно употреблять плакаты, граффити – взять, разукрасить храм. Этот язык, может, поймет подросток, но он же из этого вырастет, это же язык примитивный. А Церковь дает все в совершенстве, все совершенное, чего может достигнуть каждый христианин, но прилагая определенные усилия над собой (не такие большие).

Но в этих молитвах земного-то практически нет. У нас такое сейчас тяжелое время: зарплаты практически не растут, все дорожает – бензин, продукты; люди говорят: «Мы, конечно, всё о спасении понимаем, но нам здесь, на земле бы…». Как это соотнести? Господь сказал: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» – как мы можем совсем без земного? Что Вы посоветуете – что-то прибавлять? Один знакомый рассказал, как его старенькая верующая мама брала молитвослов и читала по молитвослову утром, вечером, потом закрывала молитвослов и говорила: «Теперь я буду сама говорить с Богом». Это нормальная практика – закрыть молитвослов и сказать: я вот еще поговорю тут с Богом, буду продолжать?

– Я думаю, это допустимо. Вот музыкант – ведь невозможно сразу ребенка посадить и говорить: импровизируй, играя на фортепиано. Чтобы была хорошая, профессиональная, красивая импровизация, которая понятна профессионалам или любителям фортепианной музыки, нужна база. Человек должен уметь управлять инструментом, быть не просто машиной, которая читает ноты, но уметь еще и выражать ноты, написанные композиторами, понимать смысл того, что играет. А потом, научившись это делать, ты можешь выражать свои эмоции, но уже тем музыкальным языком, который будет понятен.

Например, если ребенку дать карандаши – он нарисует, может быть, уникальные рисунки, может быть, радостные, очень тонкие, эмоциональные, – но люди их не ценят, только родители, ведь ребенок самовыражается только на том уровне, на котором находится, он не знает принципов и сложности жизни; музыкантом или художником, которым будет восхищаться мир, он не станет, пока не будет обладать искусством и законами выражения тех или иных эмоций или тех или иных мыслей посредством красок, нот.

То же и в молитве. Конечно, можно говорить на любом языке, можно просто стоять в молчании. Многие святые начинали молиться – и в созерцании Бога начинали молчать: созерцая Господа, Его величие, Его мудрость, любовь, человек в трепете забывает о времени. Потому на Святой Горе Афон, в этом природном оазисе, многие подвижники, которые стяжали Иисусову молитву, общение с Богом посредством непрестанной молитвы, закрывали шторами окна: чтобы красота природы не отвлекала их от созерцания Божественного света, который дается в богообщении.

Для этого тушится свет в храмах иногда (на Шестопсалмии свечи гасят)?

– Я бы не сказал. Это наследие византийской традиции богослужебного устава. Мы, применимо к нашей приходской жизни, сокращаем богослужение, а всенощное бдение должно совершаться ночью и поэтому утреня, которой мы начинаем (про Шестопсалмие вы говорите), начинается в темноте; именно с утрени начиналось утреннее богослужение, все приходили ночью, вот темнота и была – и не надо было ничего выключать, все происходило постепенно… «Бог Господь и явися нам…» – включались свечи: свет – символ Рождества Христова. «Господь явися нам» – начинается Рождество Христово. Здесь эта символика богослужения очень уместная, естественная.

Сейчас в приходских храмах священникам хорошо было бы рассказывать прихожанам, почему такие традиции: здесь мы свет включаем, здесь выключаем – такая богослужебная практика Российской Церкви. Может быть, и других Поместных Церквей, которые решили (для удобства прихожан) сократить богослужение по времени.

А употреблять свой язык молитвы можно. Если какие-то земные вещи не упоминаются в молитвах – вечерних и утренних, может быть, в любимых акафистах любимым святым какие-то слова и добавлять, но этим не злоупотреблять: импровизация хороша, когда она все-таки не хаотична и имеет закономерность, смысл. И чтобы это не для себя, а кто-то слушал, созидался. Конечно, молитва не является неким публичным делом – Филарет (Дроздов) говорил, чтобы это было искренне, максимально не отвлекайся, когда стоишь в храме, думай, что ты один, никого, кроме тебя, нет: ты и Бог, а когда дома стоишь – подумай, что вокруг тебя люди, что ты не один здесь, поэтому не только о себе думай – молись и о других, и тогда ни мечты, ни помыслы не будут тебя отвлекать от беседы с Господом.

Так что Церковь не запрещает употреблять свои слова. Даже Иоанн Кронштадтский однажды в беседе со священниками признался… Его спрашивают: «Батюшка, как вы обладаете такой силой молитвы?». А он говорит: «Я всегда был в церкви». Они не поняли: мы тоже в церкви. А отец Иоанн, оказывается, всегда на утренней читал канон святому. Не просто читал – переживал: сопереживал все события жизни этого святого и прославлял его вместе с Церковью. И в воспоминаниях зафиксировано, что отец Иоанн Кронштадтский (он, наверное, имел на это право?) даже в публичном употреблении молитв, когда читал канон, иногда добавлял какое-то свое слово. У него была в этом потребность – как-то этот текст (может быть, тысячелетней давности) освежить.

Многие тексты богослужения являются переводом с греческого. Особенно тексты Октоиха, Постной и Цветной Триоди. И есть определенные сложности в понимании, так как с греческого языка, бывает, калькой переводили. Нужно очень скрупулезно изучать тексты, знать их и хотя бы иногда прочитывать. Но в целом в домашней молитве употребление своих слов имеет место. Может быть, это и сердце как-то немножко смягчит – и будет уже личная беседа с Богом, не принужденная определенным текстом.

Вот уже наша программа подошла к концу… Естественно, мы продолжим разговор о молитве. Я сердечно Вас благодарю, что были сегодня с нами, и желаю всего самого доброго, здравия душевного и телесного, благополучия Вам и вашим прихожанам.

Записала:
Татьяна Муравьева

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475