Покаяние

(Продолжение. Начало в №6)

ПОЛНОТА И ЭТАПЫ ПОКАЯНИЯ

Только человек с очищенным, обновленным сердцем и духом имеет право просить у Бога главного результата покаяния: постоянного пребывания Бога с ним. «Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня».Это постоянство взаимопребывания Бога и человека есть норма жизни, утраченная в грехопадении, а состояние утраты называется гибелью, и, следовательно, обратный тому процесс — спасение: «Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня».

Покаявшийся человек приносит плоды своего покаяния. Третья часть псалма — указание на эти плоды. Первый из них — «научу беззаконные путем Твоим и нечестивые к Тебе обратятся».

Что значит любое неложное обещание человека? Во-первых, то, что он хочет выполнить обещанное; во-вторых, то, что он может это выполнить. Тот, кто покаялся и получил от Господа и прощение, и очищение, имеет опыт и разрушительного действия греха, и спасающей милости Божией, объемлющей его благодарное сердце. И он не может не видеть гибели других грешников, нечестивых и беззаконных. Ему горько их видеть, его сердцу так естественно поделиться с другими даром благодати всепрощающей Божественной любви.

Но откуда такая уверенность, что он может научить беззаконных путям Божиим и обратить к Богу нечестивых? Да оттого, что он приобрел опыт, который учит лучше всего. Как говорит апостол Павел: кто «претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» (Евр. 2, 18). Он по конкретному опыту знает, что значит — ходить по путям нечестия, и каковы способы возвращения на путь Божий, и что дает ему это возвращение.

Покаяние чем больше возрастает, тем большие приносит плоды.

Следующий результат покаяния — стремление восхвалять правду Божию и Самого Бога. И это не такое простое дело, как может показаться. Для этого, прежде всего, нужно освободиться от страстных эмоционально-душевных восприятий жизни, генетически связанных с сердечной искаженностью (это то, что в Евангелии называется «плоть и кровь»). Для того чтобы восхваление Бога было чистым, необходимо, по просьбе кающегося, дальнейшее действие Бога над ним: избавление от наследственной дурной природы. «Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего, и язык мой восхвалит правду Твою».

Только в наивном самомнении можно полагать, что чистое прославление Бога возможно помимо действия Божия, одними человеческими усилиями. Человек совершает дело Божие, лишь получив Его соизволение, и в этом знак, что он получил очищение от Бога и может говорить не от себя, а как уста Божии, то есть чисто: «Господи! отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою».

Подлинная и чистая хвала Богу — одна из высочайших жертв, равно как созидание смиренного и сокрушенного духа. Рядом с этими жертвами ничтожны и пусты все традиционные жертвы, имеющие только ритуальный характер: «Ибо жертвы Ты не желаешь — я дал бы ее; и всесожжение не благоволишь. Жертва Богу дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь. Господи».

Объективная ценность духа сокрушенного в том, что он лишен всякого самодовольства и потому так угоден Богу. Дух несокрушенный — это дух самодовольный, самоуверенный. В нравственном отношении этот дух всецело ощущает свою непогрешимость, и потому такому «духу» Бог не нужен. Сильные нравственные падения, попускаемые Богом, действуют на гордый дух сокрушительно, он начинает сознавать свое ничтожество и неспособность собственными силами восстать от этих падений, а потому смиренно кается и смиренно ищет помощи Божией.

В этом смиренном делании он обретает мир с собой, с Богом, с миром Божиим, и потому Бог не презирает его, но принимает. В этом мирном движении кающегося душа сознает и просветленно чувствует значимость и величие Церкви, преодолевает свой индивидуализм в поиске живой соборности: «Облагодетельствуй по благоволению Сион и созижди стены Иерусалима». Сион и Иерусалим — символы Церкви. Только жертва, имеющая церковный характер, угодна Богу: «Тогда благоугодны Тебе будут жертвы правды, тогда возложат на алтарь Твой тельцы».

Такова серьезная и динамичная структура психологии религиозного покаяния.

ТРИ ВЫЯВЛЕНИЯ ПОКАЯНИЯ

В этой психологии раскрывается некая объективная серьезная церковная сущность. Внимательное рассмотрение дает возможность увидеть эту сущность в трех основных проявлениях.

Во-первых, покаяние есть некое внутреннее изменение личности, когда она из одного нравственного состояния переходит в принципиально новое.

Во-вторых, покаяние — это Богочеловеческое совместное действие, таинство, в котором решающую роль исполняет Бог. Это акт, в котором при согласии человека Божьей силой от человеческой личности отделяются все греховные напластования.

В-третьих, покаяние — это не прекращающееся никогда, даже до конца жизни человека, делание, в котором напряженно выявляются и подвергаются болезненному изъятию конкретные грехи, различные по содержанию, степени и качеству.

Очевидно, что эти три «ипостаси» покаяния связаны между собой, хотя на первый взгляд может показаться, что они находятся в некотором взаимном противоречии. Так, если совершилось изменение не только нравственного центра личности, но и основных нравственных установок, если затем Бог всесильным действием утвердил кающегося человека в его новой природе, то какой смысл в постоянном покаянном делании? Разве недостаточно собственной решимости человека и утверждения его на новых принципах жизни? Разве так немощна Божественная помощь? И вообще — меняется ли человек реально в покаянии или не меняется?

Для того чтобы полно ответить на эти вопросы, надо рассмотреть каждую из «ипостасей» покаяния — так, как они рассматриваются в рамках христианского сознания. Для более удобного понимания целесообразно обозначать их разными терминами. В святоотеческой нравственно-богословской традиции более всего говорится о первом значении покаяния, которому наилучшим образом соответствует известное греческое слово «metanoia», что означает изменение ума и сердца. Самый же подходящий к делу русский эквивалент — это возрождение. В пятидесятом псалме это проявление покаяния раскрывается более всего в словах: «Сердце мое чисто созижди во мне, Боже, и Дух прав обнови во утробе моей».

Второе значение слова «покаяние», в отличие от первого и третьего, нигде, кроме христианской церковной традиции, не принято, и даже непонятно. Речь идет о покаянии как о таинстве, которому, кроме того, в церковной традиции усвоено слово исповедь. В ветхозаветной церкви такого явления не существовало, и потому прямо в псалме оно нигде не выражено, но намек на будущее христианское таинство слышится в строках: «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся».

Наконец, значение третьей «ипостаси» покаяния, напротив, повсеместно известно и не чуждо даже безрелигиозной нравственности. Оно является нормальным результатом работы совести, и очень часто по отношению к нему применяют слово раскаяние.

Человеческие личности неповторимы, и христианское нравственное бытие знает, как по-разному могут взаимодействовать разные проявления покаяния. Порою человек может многократно раскаиваться, а подлинный нравственный переворот произойдет только к концу жизни. Порою он может даже прибегать к церковному таинству, не переживая глубокого раскаяния. Но все же более нормальным является положение, когда собственно христианская жизнь начинается с возрождения.

ПОКАЯНИЕ КАК НРАВСТВЕННОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Безусловно, в Евангелии, в Новом Завете, о покаянии более всего говорится именно в этом смысле. При этом возрождение ставится в прямую связь с возрождением мистическим, через Богочеловеческую личность Иисуса Христа, и этому мистическому возрождению человека придается преимущественное значение. Мистическое возрождение тесно связано с воскресением из мертвых Иисуса Христа («Бог… возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых» — 1 Пет. 1, 3). Потому что, если Христос не воскрес, нет никаких причин, чтобы грешная человеческая история перестала идти своим чередом, приближаясь бессмысленными кругами к концу. Это возрождение всегда совершается только от Бога, и таинственным образом «рожденный от Бога побеждает мир» (1 Ин. 5, 4).

Когда в Новом Завете, особенно же в Апостольских посланиях, говорится о рождении от Бога, то имеется в виду прежде всего таинство крещения. Но в любом случае, идет ли речь о сознательном возвращении к Богу крещенного в детстве человека или о начале духовной жизни после крещения взрослого человека, в рождении от Бога совершается явление нового творения, иного по отношению к прежней «плотско-душевной» индивидуальности. Именно потому «рожденный от Бога» побеждает мир, что он сначала личным согласием на новое рождение, а затем своею новою жизнью преодолевает законы этого мира, косной материи и самого времени. И возрожденная жизнь становится подлинно новой во всех отношениях, особенно же явственно — в нравственном.

Обманчивость видимой евангельской простоты — простого понимания простых слов — нередко вводит в заблуждение: кажется, что все понятно. На самом же деле, люди умные и образованные, но «по образу» невозрожденного человека, обычно честно признаются, что именно того, что такое второе рождение или возрождение, они понять совершенно не могут.

В этом отношении характерна беседа Христа с весьма образованным фарисеем Никодимом (третья глава Евангелия от Иоанна), в которой Никодим узнает о «рождении свыше» и ничего не понимает как нравственно и душевно глухой. (Позже, однако, он преодолевает свой рационализм и становится тайным учеником Иисуса Христа).

Никодим пришел к Иисусу ночью и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты — учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не сможет творить, если не будет с ним Бог. Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божьего. Никодим говорит Ему: как человек может родиться, будучи стар? Неужели он может войти второй раз во утробу своей матери и родиться? Иисус же отвечал: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Небесное. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что я сказал тебе: должно вам родиться свыше. Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа. Никодим сказал Ему в ответ: как это может быть? Иисус отвечал и сказал ему: «ты — учитель Израилев и этого не знаешь? Истинно, истинно говорю тебе. Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства нашего не принимаете; если Я сказал вам о земном, и вы не верите, как поверите, если буду вам говорить о Небесном?» (Ин. 3, 2 — 12).

По такому образцу происходят встречи людей приземленного сознания с христианством. Только далеко не всегда честность рассуждения, высокая интуиция и живой опыт побеждают косность дискурсивного разума (как в случае с Никодимом), перед человеком так и остается никодимовский вопрос: как это второе рождение может быть?

В глубокую тайну возрождения с Божественной стороны («рожденное от Бога») проникнуть трудно, и потому более целесообразно попытаться увидеть, что же происходит с человеческой стороны.

По нормальной схеме происходит следующее: отвержение прежних, греховных установок в области нравственной и приятие новых, предлагаемых Божественным откровением. Почему происходит этот процесс с человеком, каковы его нравственно-психологические мотивы — всегда загадка. Ясно только, что и здесь не обходится без Бога, еще точнее — без слова Божия, что и подтверждается самим словом Божиим: «Родил Он нас словом истины» (Иак. 1, 18). Слово истины таинственным образом оплодотворяет душу, и она уже не может жить многими словами лжи, как она жила прежде. Поэтому прежняя душа с этими многими словами лжи, иначе говоря — со многим грехом, перестает существовать, и в ней начинает говорить святое и чистое слово истины.

Этот переворот очень точно отражает ситуацию возвращения от сумасшествия к здравомыслию, что трогательно и убедительно показано в знаменитой притче о блудном сыне.

В ней рассказывается о том, как некий сын весьма почтенного родителя, промотав с блудницами и грешниками выданную ему отцом часть наследства, стал нищенствовать в далекой стране, нанявшись работником, был доволен похлебкой, которую ели свиньи. Но затем он «пришед же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги, и приведите откормленного тельца и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15, 17–24).

Нравственно и психологически переломный момент этого и всякого подобного покаяния-возрождения заключается в словах: пришед в себя. Это означает, что прежняя жизнь была по сути «бытием-не-в-себе», что в глубоком языковом сознании означает: сумасшествие. Человек сошел с ума своего и бытийствует не в себе: не в своей воле, не в своем сознании, не в своих чувствах, хотя со стороны психологической он полностью погружен в свои переживания и не хочет знать и видеть ничего и никого. Это наиболее страшный и наиболее повсеместный вид плененности души, когда такая плененность не ощущается.

Тогда может казаться, что человек вполне нормален, в своем уме, довольно добрый, и очевидного зла никому не творит, и живет не по чьей-то чужой, а по своей, в общем, нормальной воле, конечно, несколько ограниченной условиями существования и правилами общежития. И какая страшная катастрофа оказаться перед полной ничтожностью своей жизни; прийти в себя и увидеть глупость и пустоту своих мыслей, мелочность и животно-эгоистическую направленность как бы своих чувств, бессилие своей воли, как бы своей, потому что она представлялась порою могучей и сметала на своем пути огромные ветряные мельницы и человеческие судьбы.

Но прийти в себя, значит, не только увидеть безумие, бесполезность и безобразие своего существования. Покаяние — полупокаяние, если в нем не будет умной решимости: встану, пойду к отцу моему и скажу отче! Я согрешил перед небом и перед тобою и уже недостоин называться сыном твоим, прими меня в любом возможном, хотя бы и самом низком качестве («в число наемников»).

В этих словах огромное содержание, глубоко характеризующее человеческую личность: в них и стыд, и правда, и смирение, и поиск милости, и крепкая надежда. И более того: «Прими в число наемников» — означает готовность не выходить из воли того, перед кем виноват; решимость на коренное изменение: от греха, разврата, своеволия и жизни не в себе — к святости, послушанию, чистым нормам нравственного бытия.

Но и такое покаяние еще не завершено. Оно еще только в возможности, по милости Того, Кто имеет в себе мощь не только очистить от прошлого и дать силы для будущего, пока не будет услышано в ответ на прошение:

«Прими» — любовно-утвердительное: «Ты принят». Именно так и происходит в притче: сын принят в прежнем достоинстве (особый символ — перстень на руку); а теперь «будем веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Возрожденная — в крещении и покаянии — личность, воссоединившаяся с Богом, становится новым творением («кто во Христе, тот новая тварь» — 2 Кор. 5, 17), обладающим особым дарованием. Такая личость творит (заметим: не просто говорит) правду (1 Ин. 2, 29). Личности особенной высоты могут сказать о себе: «Мы имеем ум Христов» (1 Кор. 2, 16) и даже: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). Это не просто и не столько личностные характеристики выдающихся личностей, сколько указатели движения, направления всех душ, возрожденных Богом.

Еще более прямое и практическое значение имеют слова апостола Павла, в которых содержится главная нравственная характеристика возродившихся через покаяние: «…мертвые для греха, живые же для Бога» (Рим. 6, 11). Вся нравственная история Христианской Церкви наполнена такими образцами умерших для греха и оживших для Бога.

И первый из них — благочестивый разбойник, о котором рассказывается в Евангелии от Луки. Когда Иисуса распинали на Голгофе, справа и слева от Него были повешены на крестах два злодея, схваченных и осужденных на позорную смерть за свои разбойничьи дела. Но в то время, как один из них вместе с беснующейся толпой поносил Богочеловека, другой, унимая его, произнес великие слова: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». И сказал Иисусу: «Помяни мя, Господи, когда придешь во Царствие Твое!» И сказал ему Иисус: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со мною в раю» (Лк. 23, 39–42).

Вместе со своим Главою, Христом, Святая Церковь в своих прекрасных песнопениях высоко почитает нравственный подвиг благочестивого разбойника, сказанные им слова, в которых только на поверхностный взгляд не содержится ничего особенного. Но при серьезном непредвзятом внимании невозможно не увидеть в них подлинного перерождения — и когда! — в минуты мучительной смерти. В этих словах слышится и неожиданно овеявший его страх Божий, к которому он призывает и своего товарища; и сознание своей вины и заслуженности принимаемого наказания; и вдруг появившаяся вера в Божественное достоинство Того, Кто висит рядом с ним, как злодей; и проснувшаяся от этой веры смиренная молитва, в которой только и содержится, что просьба помянуть во Царствии. Но так очевиден здесь нравственный и духовный переворот, что, по обещанию Спасителя, разбойник становится первым из тех, кому вслед за Христом открываются двери рая. И можно основательно предположить, что, останься этот разбойник в живых, вся его последующая жизнь была бы наполнена напряженной духовной и нравственной работой.

Разбойник начинает нескончаемый ряд возрожденных воскресением Иисуса Христа из мертвых, творящих правду, имеющих ум Христов новых творений. Можно привести длинную цепь святых христианской Церкви: и мучеников, и святителей, и преподобных, и благоверных князей (один только просветитель Руси, равноапостольный князь Владимир — какой высокий пример удивительного перерождения); длинная цепь житий этих святых может стать для изучающего христианскую этику главной частью живой хрестоматии к полусхоластической теории.

А обращаясь к нашему времени — второй половине двадцатого века, когда вся жизнь, связанная специфическим большевистским, а затем — постсоветским атеизмом, призывала к тому, чтобы быть мертвыми для Бога, живыми для греха, мы видим тысячи наших современников, возрожденных покаянием к жизни, мертвой для греха и живой для Бога. Эти примеры свидетельствуют, что ряды возрождаемых никогда не кончатся.

Рассматриваемое здесь покаяние-возрождение связано, прежде всего, с коренным изменением центральных установок ума и сердца. Обычная нерелигиозная установка состоит в том, что самым существенным личностным центром является собственное «я» в его падшей данности. В нравственном аспекте это означает, что отношение к себе, к другим людям, Богу, миру и прочее — и соответствующие этому отношению типы поведения — определяются исключительно критериями индивидуалистического центра, лишь до некоторой степени связанного с общественными нормами.

Непринципиально меняется дело при замене индивидуального центра коллективным: коллективный субъективизм ничуть не лучше индивидуального; более того — личность всегда богаче коллектива.

Покаяние перестраивает все: центром личности становится высшая объективность — Бог, Который как Создатель и определяет, каким должен быть созданный Им человек. Человек в покаянии говорит: прав всегда Бог, а не я. И следующий шаг: я сам по себе почти всегда не прав. По крайней мере, малой ложью пронизаны все мои слова, поступки и внутренний мир. И это сознание есть уже очень решительный шаг в покаянии-возрождении. Потому что прежде человеку свойственно видеть свою правоту, а уж если неправоту, то неправоту лишь отдельных поступков, а не личностного содержания в целом.

Покаяние властно принуждает человека принять закон, данный Богом, и заменить усвоенные принципы и установки на новые, часто совершенно противоположные. До покаяния своеволие, ограниченное по необходимости волями других личностей и общества, является ведущим жизненным принципом. Покаяние вводит в жизнь возрожденной личности установку на Божественную волю и на ее исполнение. Сверхудовлетворение материальными благами — один из важнейших принципов невозрожденной личности. Покаяние меняет этот принцип на прямо противоположный -воздержание.

Определяющим началом в отношениях к Богу становится вера, определяемая на материале догматическом как уверенность, на материале мистическом как доверие, на материале нравственном как верность. Уверенность, доверие и верность связаны друг с другом (и объединены общим именованием — вера), а в практическо-жизненной сфере выражаются как подвиг, потому что всякое изменение внутренних смыслов бытия реализуется подвижнически. Реализация внутренних возможностей требует прорыва из сложившихся умственно-душевных структур, а значит — чрезвычайного и постоянного напряжения. И это тоже дело покаяния.

Покаяние начинает духовный труд, который был неведом прежде. И не только духовный. Реальность свершившегося покаяния удостоверяется решимостью, всегда выражаемой в конкретных намерениях, а затем в исполнении, не просто прекратить греховную жизнь, особенно в наиболее очевидных ее проявлениях, но каким-то образом искупить ущерб, нанесенный ею прежде.

Евангельским примером такого покаяния служит рассказ о Закхее (Лк. 19, 1–10). Старший мытарь (сборщик податей, начальник налоговой инспекции, сказали бы мы теперь) Закхей был очень богат и, по-видимому, нажил свое богатство неправедными нещадными поборами и взятками. Когда он услышал об Иисусе, что-то перевернулось в его сердце — собственно, что и есть сердечный момент покаяния-возрождения. Он, находясь на дороге, по которой должен пройти Иисус, забежал вперед и влез на дерево, чтобы лучше увидеть Его. Когда же Иисус проходил мимо Закхея, то пообещал ему быть в этот же день в его доме. И принимая Иисуса, Закхей, в удостоверение своего покаяния, обещал половину своего имения раздать нищим, а тем, кому нанес материальный ущерб, воздать вчетверо.

Однако и в смысле конкретных плодов покаяние не ограничивается оставлением греховной жизни (быть мертвым ко греху), но принимает решение «быть живым для Бога», то есть идти путем нравственного совершенствования. И этот путь бесконечен, потому что нравственные идеалы, по их абсолютности, в условиях временной человеческой жизни бесконечно высоки; но все же начальный момент покаяния-возрождения — самый существенный, потому что он отделен от прошлого пропастью подвига, а последующая жизнь есть органическое выражение и осуществление начального переворота.

Но хотя душа и возрождается в покаянии, новая жизнь и в переживании и в нравственном делании продолжает осуществляться в покаянном духе.

ПОКАЯНИЕ КАК ЖИЗНЬ

Личный опыт тех, кто, покаявшись, возродился к новой жизни, и весь опыт Церкви свидетельствует, что каждый день совесть, работающая достаточно тонко и серьезно, показывает, что есть, в чем каяться.

Великий знаток и учитель любви, святой апостол Иоанн Богослов пишет: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1, 8). И когда Господь Иисус Христос говорит: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию», — имеется в виду прежде всего первое покаяние-возрождение, но не исключается и то непрестанное ежедневное покаяние, которое продолжается после возрождения, то медленное преображение души, которое совершается и после того, как человек стал «мертв для греха». Иначе невозможно понять: если мертв — то почему же продолжается действие греха? Почему душа так печально видит свое несовершенство и тоскует о совершенстве и покаянно взыскивает его?

Апостол Павел пишет: «По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7, 22–24). Эту мысль апостола можно еще выразить следующим образом: в результате первоначального сознания меняется «внутренний человек», так что сознание, ум, установки меняются настолько, что этот «внутренний человек» даже находит удовольствие в законе Божием. Исполнение этого закона, однако, связано с постоянным самоотвержением, отказом от многих прежних привязанностей, желаний, образа мыслей, чувств и действий. В том числе и таких действий, которые не обязательно могут быть оценены отрицательно, даже с позиций самой взыскательной морали.

Известно, что обычно у людей традиционно нераскаянного, падшего типа, как принято говорить в христианском богословии — «ветхого», даже если они живут, по общественным представлениям, «порядочно», ведущим мотивом действий является исполнение желаний, приводящих к удовольствию, радости — поверхностно-животной или психологически насыщенной.

Исполнение многообразных «хочется» в таком случае и составляет содержание жизни; покаяние же состоит в аскетических преодолениях этих многообразных «хочется».

Протоирей Владислав Свешников
«Очерки христианской этики»

(Окончание следует)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475