Ничто не может заменить личный опыт

Наша наука о человеке крайне ограниченна и одностороння. Наука изучает не целого человека, а лишь полчеловека — его тело; душа же человека (и ее высшая часть — дух, с его духовными отправлениями), которой подчинено тело, наукой не охватывается и потому, естественно, и не изучается.

Душа — носительница образа Божия. В душе — от Духа Божия — напечатлелась в порции духа Любовь Божественная, нерасторжимо до смерти связавшая собою душу с телом. По низшей стороне своей души, ее временных, элементарных жизненных отправлений, человек сродни всем другим тварям, получившим при сотворении душу живую. А своею высшей стороною — то есть духом, полученным от дыхания Божия и оживившим душу — душа являет свое духовное родство с Богом и потому, будучи свободной и независимой от плоти, всегда тяготеет и устремляется к Божиим свойствам, к единению с Богом. «Душа — по природе христианка» (выражение Тертуллиана; + 220). И верно. Ибо признак христианина — пребывание в любви, пребывание в Боге, а душа наша Богом отприродно наделена любовью. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою… Я есмь лоза, а вы ветви… Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин. 13, 35). Дух человека получил начало от Духа Божия, а потому и несет в себе печать любви Божественной = образ Божий, тяготеющий любовью к своему Первообразу. Свт. Василий Великий пишет: «Невозможно отвне научиться любви Божией; но вместе с устроением живого существа — разумею человека — вложено в нас некоторое прирожденное стремление, в себе самом заключающее побуждения к общению любви». Ибо в человеке — в высшей духовной части души (в душе до смерти тела пребывает дух от дыхания Вседержителя) — сосредоточены элементы Божественных свойств и совершенств: святость, любовь, добро, жизнь, истина. Они-то и придают человеку образ Божий, как печать любви Божественной к человеку, связавшая воедино элементы всех Божественных совершенств и давшая личности образец, по которому она должна жить на земле. Иначе говоря, дух в душе человеческой побуждает «я» всякой личности стремиться жить по-Божьи, то есть по воле Божией. Отступление от жизни по воле Божией есть отступление от любви Божественной и есть грех, который в душе человеческой вызывает протест и угрызения совести.

Разумеется, душевные переживания, духовные запросы и отправления человека — в своих высших сферах — неподводимы для исследования той науки, которая имеет дело с явлениями внешнего мира и исследует их мерою, числом и весом. Вот почему многие выводы современной науки о человеке не заключают в себе самого существенного — жизненности. Жизнь человека сосредоточена в духе его души. «Дух человека живет в душе, действует в нем чрез душу». Наука же исследует лишь его тело, и потому она — и это вполне закономерно — жизненно важных выводов для цельного человека (для личности) дать никогда не сможет.

Тело человека скрупулезно исследуется. Изучаются его жизненные отправления. В числе медицинских дисциплин есть даже «психология» (буквально — «наука о душе»), что вообще как-то странно звучит в материалистическом оркестре, пытающемся музыкально воспеть человека («Человек — это звучит гордо!»), для которого, однако, в его материалистической партитуре вовсе нет нот ни для души, ни для духа. «Наука о душе» — какая же «наука о душе» может быть у материалистов, если они отрицают наличие самой души в человеке?! «Души нет, нет и духа, потому что кроме материального нет ничего вообще в мире: ни душевного, ни духовного — одна материальность». Но при этом «наука о душе» все-таки есть даже в «научном материализме». Ведь сущая нелепость! И вот с этой нелепостью все как-то примирились и как-то безмолвно согласились: есть душевнобольные (психически больные), есть врачи, которые их лечат (психиатры), есть медицинская дисциплина по лечению душевнобольных (психиатрия), и, наконец, есть «наука о душе» (психология) — вот только нет самой души в человеке! Надо же дойти до такого оскудения логики, чтобы не замечать того, что нелогично. Двухтомник А.В. Петровского имеет название «Психологическая наука в СССР» (М., 1959–1960). По-русски это что-то вроде: «Душевнонаучная наука в СССР»… Когда говорят, скажем, такое: «психологический эксперимент переживания радости» (что равнозначно: «душевнонаучный опыт переживания радости»),- то смысл выражения улавливается. Что же касается осмысления «душевнонаучной науки», то, думается, это надо предоставить бездушным материалистам: им под стать субъективно «психически отражать» то, что объективно ими же отрицается. Вот и звучит какая-то какофония, посвященная «гордому» человеку! По сути же, какофония посвящается не человеку, а человеческому скотству.

Кто не знает, что воздержание, например, есть добродетель весьма полезная, но знание это — делает ли людей воздержными? Чего же тут недостает?! Может быть, недостает точных цифровых данных и выкладок о калорийности суточного рациона питания или о процентном соотношении химических ингредиентов в нем? Нет. Нас мало убеждают доводы от разума, а цифры — и того меньше. В вопросах устроения личной жизни, определения линии своего поведения и своего миросозерцания мы склоняемся всегда к тому, что мы любим. А кого мы любим — тому и доверяемся, тому и вверяем себя смело.

То, что иногда, по видимости своей, нам кажется столь верным, как «дважды два — четыре», но не исходит от Истины Любви Божественной, не имеет положительного воздействия на душу человека. Душа в себе самой имеет эталон вечной Любви Божественной и постоянно по нему все проверяет, сопоставляет, сравнивает и… отметает все, что чуждо сей большой Любви — Любви Божественной. Логически можно доказать все, что угодно. На основе доводов формальной логики правым мог бы считать себя даже тот, кто во всех несчастьях человечества вздумал бы обвинять горбатых. Так, иногда будто вполне логичные рассуждения могут приводить к явно нелогичным выводам, равно как и приемы математической эквилибристики доказывать явную нелепость… И как тут не вспомнить Ф. М. Достоевского: всегда лучше оставаться со Христом, нежели с тем, кто в наряде доказательств «под истину» выступает вопреки истине Христовой — выступает против Христа, против Церкви.

«Ученье Церкви — слово Света.
Все — ложь, что вне ее завета.
И все то правда, что — Христос»

(А.В. Круглов).

«В большинстве случаев самую очевидную истину можно пошатнуть сильными и красноречивыми доводами… Истина бывает невероятной, а ложь правдоподобной» (Минуций Феликс. Октавий, 14).

Душа человеческая не может быть довольна настоящим, ограниченным, чувственным. Ей хочется блаженства не на время, но навсегда. Когда мы по-настоящему любим, нам хочется любить не на срок, но вечно — бесконечно.

Душа отвергает все — дела, слова и намерения — что исходит не от любви и что не способствует другим приближаться к любви. Замечено, что человек охотнее принимает слово обличения и скорее исправляется к лучшему, если оно изрекается существом любящим. Если же кто лишь формально вразумляет других (причем делает это с чувством собственного превосходства над «прочими» и с пренебрежением к этим «другим»), то эти «другие» часто вовсе не принимают даже весьма полезного вразумления и, конечно, редко-редко исправляются к лучшему. Именно в том, что слова говорящего не подкрепляются его делами, лежит секрет явного неуспеха лиц, занятых изложением формальных доводов научной пропаганды против пьянства, против курения, пропаганды за добросовестность в труде, за добропорядочность в быту, за благоговение перед жизнью (о чем так много писал великий гуманист нашего века Альберт Швейцер; 1965). Когда докладчик риторически доказывает необходимость охраны окружающей фауны, а сам, пользуясь всевозможными лицензиями, безжалостно истребляет представителей животного мира… Когда врач кричит на конференциях о полезности и целительности минерального источника, а сам его систематически загаживает и отравляет бытовыми отходами и нечистотами… Когда гигиенист строчит трактат о вреде курения с сигаретой в зубах… Когда блудник с институтской кафедры поучает молодежь о соблюдении целомудрия до брака и о красотах супружеской жизни в семье… Довольно! Кто таким болтунам станет по совести верить?

«Не сообщай другому, чего сам не постиг, — читаем у преподобного Исаака Сирианина, — чтоб не было тебе стыдно себя самого, и по сличении жития твоего не открылась ложь твоя».

В светской литературе дух христианского подвижничества доселе решительно не понят, и то, что говорится о нем, говорится внешне и голословно. Слова светских писателей о духовном упражнении в громадном большинстве случаев — жалкие слова, отчасти, впрочем, вызванные неумелостью их церковных противников, а отчасти — невозможностью говорить об аскетическом опыте вне самого опыта. Отсюда происходит, что обычно не видят существенного отличия христианского подвижничества от подвижничества прочих религий, особенно индуистской. Конечно, нетрудно «доказать» тождество той и другой, сопоставив несколько отдельных слов и несколько вырванных изречений. Но кто проник во внутреннюю суть того и другого подвижничества, тот скажет, что нет ничего более противоположного, нежели они. То подвижничество уныло, это -радостно. То основывается на худой вести о зле, царящем над миром; это — на благой вести о победе, победившей зло мира. То дает превосходство, это — святость.

Священник Михаил Труханов
«Как спастись в современном мире»

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475