Священник Михаил Котов: Русская литература как ступенька к Православной вере

Мы поговорим на тему русской литературы как путеводителя к Православной вере. Как это ни парадоксально, тема тяжелая, но интересная. Хочу начать со знаменитой цитаты Бердяева: «Вся наша литература XIX века ранена христианской темой, вся она ищет спасения, вся она ищет избавления от зла, страдания, ужаса жизни для человеческой личности, народа, человечества, мира».

О русской литературе как о христианской, как бы Вифлеемской звезде, можно говорить бесконечно. И я очень хочу, чтобы Вы нас просветили. Тем более на столе Ваша новая книга.

– Замечательная мысль нашего выдающегося мыслителя Николая Александровича Бердяева очень ярко иллюстрирует эту заданность нашей великой русской литературы. Причем это свидетельство принадлежит не только русским людям. Например, такой крупный мастер немецкой литературы XX века, как Томас Манн, пишет о том, что они в университете изучали русскую литературу как святую литературу. То есть не только мы свидетельствуем о нашей литературе как о некоем феномене, связанном со святостью, Православием, религией, верой.

По поводу спасения и избавления как отдельного человека, так и всего народа – это тоже очень точное замечание Бердяева. Вообще, Николай Александрович занимался вопросами культуры. Его интересовала именно эта тема: философия культуры, философия творчества, философия свободы человека. Это смежные темы.

Под термином «великая русская литература» мы, как правило, понимаем нашу классику XIX – начала XX века. А что же послужило фундаментом для этого феномена? Неужели она возникла внезапно, ни с того ни с сего? И вот эта книга как раз ценна не тем, что ее автор недостойный священник Михаил Котов, а тем, что она вышла под общей редакцией замечательного современного ученого с мировым именем Александра Николаевича Ужанкова, профессора, доктора филологических наук, кандидата культурологии, теоретика литературы и культуры. Как священник я могу смело назвать его труды душеспасительными. Он занимается древнерусской словесностью. И именно в его трудах я почерпнул удивительную мысль: оказывается, самой главной темой древнерусской словесности было спасение души. Тогда было теоцентрическое мировоззрение: в центре стоял Бог. И Бердяев подмечает эту тему. А если мы посмотрим на ряд произведений древнерусского творчества, то увидим, что в них красной линией проходит именно тема спасения души как отдельно взятого человека, так и всего народа.

А насколько в принципе православна литература? Я имею в виду не только Федора Михайловича, который пришел к вере уже взрослым человеком, не только, скажем, Лескова, но и, например, Толстого. У Тургенева для нас интересны только «Отцы и дети», у Горького только «Песня о Буревестнике». Но мы не очень способны оценить «Жизнь Клима Самгина» или «Дети солнца». Мы ленивы и нелюбопытны, потому необразованны. Или мы каким-то образом прошли мимо того самого образования, что было нам так необходимо, чтобы воспитать ту духовность, которую потом пришлось где-то набирать?

– Дело в том, что мы с вами еще учились в школе, когда образовательная парадигма была идеологизирована. Литература воспринималась именно как поприще для борьбы. Белинский писал, что литература обязательно должна бороться. Чернышевский говорил, что она потом «к топору зовет». Русская литература – это огромный феномен, и, чтобы описать его, не хватит многочисленных томов. А так как этот феномен отображает человеческую жизнь, он не описывается только одной краской. Ведь жизнь и не черная, и не белая, а в каких-то моментах серая. Есть и то, и другое. Но я здесь прежде всего имею в виду вершинные творения русской словесности. Потому что в своих вершинных творениях она поднимается до христианских высот. И главное, прослеживается цепочка преемственности. Вот что важно.

Кто вошел в Вашу книгу?

– После блока древнерусской словесности я как раз-таки обращаюсь к творчеству Пушкина. Именно к «Капитанской дочке». Валентин Непомнящий, наш замечательный пушкиновед, говорил, что это духовное завещание Александра Сергеевича. Пушкин видел, что культура, и, в частности, литература, должна совершать пророческое служение. Но пророка Пушкин понимает именно в библейском смысле: это не тот, кто предсказывает будущее, как нам сегодня может говорить обывательское сознание, это тот, кто исполняет волю Божию. «Исполнись волею Моей, и, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей». Пушкин приходит к этому пониманию. Сегодня на культуру многие смотрят как на некий интертеймент, сферу развлечений. «Я устал на работе, поэтому пришел в театр, развлекайте меня». Никогда культура не развлекала человека. Культура всегда вспахивала душу, обрабатывала ее. Термин «культус» взят из сельскохозяйственного обихода. Культура всегда возвышала над обыденностью.

Пушкину наследует Гоголь, который считает, что современный человек не может открыть Евангелие, потому что в силу своей задавленности, заглушенности сознания не воспримет сразу глубокие Евангельские максимы. И эта мысль, сказанная 170 лет назад, актуальна и сегодня. К Евангелию нужна маленькая ступенька. Таковой Гоголь считает русскую культуру: она поможет, раскроет Евангельские максимы в художественном творчестве, поможет приподняться и лучше понять Евангелие.

Гоголю наследует Достоевский, который знает и творчество Пушкина. Пушкинская речь Достоевского – это же высота высот. Федор Михайлович с большим уважением относился к творческому наследию Гоголя. А уже в первой половине XX века на этой лестнице будет стоять Иван Сергеевич Шмелев. Хотя главным писателем XX века вроде как до недавнего времени считался Горький. Но творчеству Шмелева очень важен именно образ национального менталитета и духовности русского человека, а у Горького мы этого не найдем.

Пушкин, Гоголь, Достоевский, Шмелев. Если говорить о второй половине XX, то это Александр Исаевич Солженицына. Хотя сегодня, к сожалению, вылито очень много грязи по поводу того, что он был антисоветчиком и призывал скинуть ядерную бомбу на Советский Союз, и другие шаблонные вещи, которые вообще не имеют к нему никакого отношения, если мы глубоко посмотрим на его биографию. Все считают, что его главная книга – «Архипелаг Гулаг». Но он так не считал. И Нобелевскую премию давали не за «Архипелаг Гулаг», а за «Матренин двор» и за «Один день Ивана Денисовича». За продолжение великих традиций русской литературы, как было сказано в формулировке. Но своей главной книгой сам Александр Исаевич считал «Красное колесо». Это 10 книг, которые не прочитаны русским народом. Если бы мы внимательно их прочитали, как он задумывал, то у нас бы не было трагедии 1991 года. Он видел, к чему все идет. Интересно, что в 1983 году ему вручили Темплтоновскую премию. Джон Темплтон – известный меценат, англичанин, по своей вере англиканин, христианин – давал эту премию именно за христианское начало в творчестве. В денежном выражении она даже крупнее Нобелевской. В своей речи на вручении премии Солженицын говорил о том, что почти 50 лет занимается русской революцией, русской трагедией 1917 года. Он спрашивал стариков, почему все это случилось, и они дали ему ясный ответ: люди забыли Бога. Это замечательное предупреждение Александра Исаевича дошло до нашего времени: Бога забывать нельзя. Иначе будет большая трагедия как в личной жизни человека, так и в жизни целого народа.

Эти книги были в каждой семье и в очень большом количестве. Но сейчас мы называем православной литературой все книги, что продаются в церковных лавках. Но что на самом можно назвать православной литературой и каким образом воспитать в себе того самого цензора, который отличит литературу, которая только называется православной, от настоящей православной литературы?

– Это очень сложный вопрос. Православие ведь не просто образ мышления, это образ жизни. И у человека, который принимает Христа, считает свой жизненный путь уподоблением пути Христову, как говорит апостол Павел: уже живу не я, но живет во мне Христос, очень четко настроен внутренний метроном. Сегодня важно обращать внимание на гриф, который присваивается издательским советам, либо, если это учебная литература, – Синодальным отделом по образованию и катехизации. Святейший Патриарх Московский и всея Руси говорил, что наши великие классические произведения по своему духу все православные, и поэтому настоятели могут спокойно закупать нашу классику и распространять ее через церковные лавки.

Сегодня существует замечательная патриаршая премия по литературе имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Она как раз-таки обращает внимание не просто на одну какую-то книгу, как делают современные премии, а именно на творчество, то есть писатель должен состояться, как творческая личность, должен выступить с серией книг, и тогда достаточно уважаемая отборочная комиссия может позволить ему стать номинантом и лауреатом этой премии. Всем советую читать лауреатов патриаршей премии. Это наши современники, они пишут на прекрасном русском литературном языке. Не все русскоговорящие писатели и писатели, пишущие на русском языке, находятся в культурном поле великой русской литературы. Далеко не все. Иногда они пишут о такой ерунде или поднимают такие темы, которые никогда не разрабатывались нашими великими писателями, хотя эти темы были известны всем и всегда. Например, обратите внимание, в «Анне Карениной» всего две строчки сказано об адюльтере. Сегодня это был бы целый рассказ с подробностями, смакованием. Но Толстой, как настоящий мастер, кладет два штриха на полотно, и этого достаточно. Мы уже понимаем, что все случилось. Понимаете? Конечно, это очень высокая планка. Как сказал однажды отец Андрей Ткачев, трудно называть себя писателем после Достоевского. Сложно не согласиться, правда? Потому что те темы, которые поднимает Федор Михайлович, это действительно высота.

Потом мы не говорим о том, что все писатели русской классической культуры обязаны быть православными. Человеческая жизнь – очень сложная матрица. Как заметил Александр Николаевич Ужанков, вся русская культура показывает двоякий путь: или к Богу, или от Бога. А это уже интересно. Потому что этим путем идет каждый человек, как герой, так и сам автор. Вот, например, Тургенев. У него есть очень интересные размышления о вере. Верующего человека он сравнивает с человеком сытым и говорит, что тот, кто все имеет, но не имеет веры, на самом деле не имеет ничего, а тот, кто ничего не имеет, но имеет веру, имеет все. Но его трагедия как человека и писателя в том, что сам себя он называет голодным, неимущим. Ему не хватает веры. А уход Толстого из Ясной Поляны? Ночной уход глубокого старика от любящей жены, которой он приносит неисчислимые страдания. Ведь куда он направляется? Он сам не знает, куда идет, но движется в направлении Оптиной пустыни, направляет свои стопы к скиту. Потом у его смертного одра оказывается старец Варсонофий, в прошлом тоже офицер. Но Чертков его не пускает. Такая говорящая фамилия у человека, который сыграл роковую роль в жизни Лева Николаевича. Могло бы все случиться иначе. Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но я думаю, если бы два офицера встретились, один с дарами, второй на смертном одре, то, возможно, Толстой ушел бы примиренным с Церковью. Может быть, он не успел бы написать искреннее покаяние на бумаге, но свое прощальное «прости» сказал бы и для русской культуры, и для русской литературы, и для русского народа, и для Русской Православной Церкви.

Еще у нас есть внутреннее ощущение, что русская литература, та, что дорога православному человеку, закончилась где-то в 20-х годах XX века. Потом, может быть, были какие-то маяки, но началась уже советская литература. Я прав или это общее заблуждение?

– И да, и нет. Такой стереотип, что русская классика закончилась, существовал очень долго. Закончились золотой и серебряный века русской культуры. Но обратите внимание, например, на творение Шолохова «Тихий Дон». Мы не будем касаться проблем авторства. И как интересно, я всегда студентам задаю вопрос: «Кто верит в романе „Анна Каренина?” Интересный вопрос на самом деле. Кто верит? Мы обращаем внимание на блистательный мир двух столиц, Петербурга и Москвы, на, так называемая, золотую молодежь. Но там не верит никто. Помните, Анна Каренина говорит: «Боже мой, Боже мой», но сам Толстой пишет, что этот «Боже мой» не имеет к ней никакого отношения. Это мир элиты, мир тех людей, которые чаще всего и быстрее всего отходили от Бога в русской истории. А если мы посмотрим на прекрасную народную жизнь, которую показал Шолохов? Вроде бы люди говорят «слава Богу», приветствуют друг друга «слава Христу» и так далее, но все это чисто внешнее. С верой там огромные проблемы. Блуд и разврат входят в ткань народной жизни. Это же тоже великая русская литература. И в своих вершинных творениях, а этот роман-эпопея, конечно, именно оно, Шолохов поднимается до высокой планки классиков.

А если мы возьмем духовный поток, который появился в нашей словесности где-то с 1960 и дальше 1970–80 годы? Этих писателей стыдливо назвали «деревенщики». Но они писали не только и не столько о деревне. Да, это была такая почвенная тема: откуда ты, человек, где твоя родина, кто дал тебе эту жизнь, каким образом ты выстроишь ее, если оказался в городе, и так далее. Я имею в виду Василия Белова, который пришел к вере и построил храм у себя в деревне Тимонихе, а потом очень сильно переживал, что его сожгли. Я имею в виду Валентина Распутина. Женщина японка, которая перевела полное собрание его сочинений, приняла Православие. Хотя у Распутина мы не встретим прямое упоминание Божественной литургии, Христа Спасителя, экклезиологии. Там нет этих высоких понятий, но по духу это православная христианская литература.

Или возьмем Солоухина. Мы говорили, что русскую икону знает Лесков, а в XX веке таким знатоком стал Владимир Алексеевич, уроженец замечательной Владимирской глубинки, который окал и не стеснялся этого. Сегодня, если кто-то приезжает в столицу, он стесняется говорить на этом замечательном наречии. А его «Черные доски»? Он посетил зал Русского музея: зашел туда советским человеком, а вышел уже русским. Он понял, что эту красоту нельзя держать под спудом. Это не просто национальное достояние, искусство и культура, это наша вера. И потом такие его творения, как «Письма из Русского музея», «Время собирать камни» о восстановлении Оптиной пустыни. Его прямые разговоры о том, что надо восстанавливать храм Христа Спасителя. Он говорил, что это поругание трех вещей – народной памяти, потому что это памятник в честь изгнания Наполеона, поругание красоты, потому что это архитектура, пример великолепного искусства, причем бесстолпного, ведь купол держится не на столпах, а на полукружиях, закомарах, и кажется, что его шапка прямо сейчас свалится на тебя, и это поругание веры, потому что это памятник именно народной веры. Поэтому произведения Солоухина актуальны до сих пор. Эта плеяда писателей появилась в нашей культуре абсолютно не случайно. Астафьев. Он, конечно, был неверующим, но у него были верующие друзья.

В своем творчестве он поднимал очень важные нравственные темы. Сохранилась его интересная переписка с Валентином Курбатовым – знаковым литературным критиком, скромным православным человеком, который очень любил Псков – свою малую родину. Там он и похоронен при храме Жен-Мироносиц. Федор Абрамов – выходец из прекрасных Архангельских земель, где Север изливает такую теплоту, такие отношения...

А ведь отношения важны всегда и везде, в том числе и во время военных действий. Понятно, что война – это некрасиво, неэстетично, это кровь, но и на войне есть отношения. Это отношение к врагу, к ближнему своему, к брату, это и отношение к Богу.

Многие писатели, вернувшиеся с фронта, были одаренными людьми. Константин Симонов, его «Живые и мертвые», особенно второй том «Солдатами не рождаются» – замечательные произведения! Да, невозможно родиться солдатом. И героем, и христианином родиться невозможно. Это тот путь, который человек должен пройти, сделав осознанный свободный выбор.

12 сентября – день памяти святого благоверного князя Александра Невского. Воин из его дружины видел плывущую по морю ладью и на ней святых мучеников Бориса и Глеба – заступников русских воинов в их борьбе против иноземных захватчиков. Потом уже Дмитрий Донской увидел святого благоверного князя Александра Невского.

Связь живых и мертвых в русском народе нерушима, отсюда и замечательная трилогия «Живые и мертвые» Константина Симонова – наследника великой русской культуры. И хотя он был советским идейным писателем, верил в коммунистическую идею, что можно проследить во всем его творчестве, он понимал, что в той страшной войне одержать победу помогло не только мужество живых парней и девчонок, сражавшихся на фронте и в тылу за наше земное Отечество, но и помощь тех, кто уже был в Отечестве Небесном.

Дорогой отец Михаил, спасибо Вам за то, что Вы нашли сегодня время прийти к нам и представить свою книгу. Мне кажется, что наш разговор получился очень интересным, и его можно не раз пересматривать и задаваться какими-то вопросами. Благословите наших телезрителей на хорошее чтение.

– Пусть Господь благословит всех нас Своей богатой благодатью.

Записали:
Анна Вострокнутова
и Людмила Белицкая

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475