Священник Максим Плякин: Молитвы

Мне приходилось слышать, как молодой человек говорил: «Я не могу читать правила утренние, вечерние, потому что это чужие слова. Я могу только от души обратиться». Зачем мы повторяем, разучиваем молитвы? Почему это важно? Это же чужие слова. Или это неважно, ведь мы имеем право обратиться своими словами?

– Я, пожалуй, приведу музыкальный пример. Никто в здравом уме не будет исполнять музыкальное произведение камертоном, потому что камертон способен воспроизводить только одну ноту. Никакое музыкальное произведение из одной ноты не состоит. Но если бы не было камертона, чистого звучания известной ноты, эталона звука, то никакое музыкальное произведение нельзя было бы исполнить. Точно так же с молитвой, чтобы звучала симфония молитвенная, – где-то будет личное молитвенное чувство. Если человек не умеет обращаться к Богу сам, а способен только повторять уже заученные фразы, то возникнут определенные вопросы к его духовной жизни: «А почему ты не можешь обратиться ко Господу?»

Но, с другой стороны, те самые тексты, которые прошли сквозь многовековое, а кое-где многотысячелетнее сито отбора церковного, это в определенном смысле камертоны. И если мы металлический камертон, эталон ноты, считаем обязательным при исполнении музыкального произведения, и если у дирижера кто-нибудь из его музыкантов выдаст не ту ноту, дирижер ему что скажет? Ты сфальшивил. Это тоже нота, она тоже может звучать, но это фальшивая нота. Здесь и сейчас ей не место.

Точно так же в нашем молитвенном обиходе должен быть камертон. И, наверное, самый главный наш камертон – это Псалтирь. У святителя Тихона Задонского есть такая мысль в его письмах: «Кто закроет Псалтирь, перед тем закроется Небо». То есть, если человек способен отринуть молитвенный опыт тысячелетий, зафиксированный в Псалтири, опять же появляются вопросы к его духовной жизни: почему ты не видишь вот этих жемчужин, которые в Псалтири собраны? А ведь из Псалтири до сих пор состоит наше богослужение на четверть минимум. И мне представляется, что в молитвенной жизни человека должно быть и то, и другое. Нужно все-таки понимать, что, когда тебя прижмет, ты не будешь искать книжку по всему дому, ты возопишь ко Господу своими словами. Но при этом игнорировать эти жемчужинки, набранные многими тысячелетиями и многими поколениями живших до нас, в том числе святых людей, мне кажется, это обеднять самого себя.

Я когда только еще делала первые шаги воцерковления, знакомилась с утренним и вечерним правилами. Сначала просто пыталась понять язык. Потом вроде бы разобралась, поняла, о чем речь. Но с каждым годом читаешь одни и те же молитвы, а образы каждый раз открываются другие. Смыслы и образы, о чем ты просишь, и вообще, смысл, который наполняет твою христианскую жизнь, они не сразу в молитвах раскрываются. Может быть, кого-то сразу осеняет, а мне потребовалось какое-то усилие: когда ты вдумываешься текст, тогда тебе открывается смысл. И молитва смыслом наполняется.

– С одной стороны, это вообще явление литературы. У литературоведов есть такая мысль, что каждый раз ты читаешь другую книгу, открывая один и тот же бумажный том. Ты будешь читать ее заново, потому что меняется твой опыт, меняется твоя жизнь. Ты переживаешь еще раз героев. Так если даже с художественной литературой это срабатывает, то тем более это относится к, еще раз повторю, жемчужинам нашего наследия. Святой Василий Великий, например, считал, что вообще все молитвенные чувства, которые могут быть у человека, все собраны в Псалтири. И у него есть целая очень поэтичная беседа о пользе чтения псалмов. А, с другой стороны, это показатель определенного роста. Видя тексты и вчитываясь в тексты, созданные святыми, мы все-таки немножечко приобщаемся к их опыту. Для меня совершенный шедевр – молитва Иоанна Златоуста перед причащением «Верую Господи, исповедую». Настолько емко, настолько сжато, буквально в семь строчек, внести всю догматику Православной Церкви о причащении Святых Христовых Таин, для этого, вероятно, надо было быть Златоустом. Потому что у человека с меньшим талантом это может и не получиться. Этот текст мы повторяем каждый день, причащая наших прихожан Святых Таин, и каждый прихожанин, готовясь к Причастию, повторяет этот текст, а, с другой стороны, он чрезвычайно догматический, и, если вдуматься в эту короткую молитву, откроются целые пласты учебника догматического богословия. В семи строках и уверенность в реальности Тела и Крови, и уверенность в том, что мы грешники и нам нужно спасение. Надежда на то, что это спасение дается нам через Господа Иисуса Христа. Надежда на то, что Причастие дается нам не по нашим заслугам, не потому что мы такие белые и пушистые, а именно потому что мы бедные грешники, но ради нас приходит Господь. «Да, я первый из грешников, но ради меня пришел мой Спаситель».

И вот все эти пласты мысли загнаны в чрезвычайно лаконичный текст. Так же, как до сих пор пишутся комментарии на Символ веры, где вся наша догматика всего в 12 предложениях. И до сих пор богословы вчитываются в этот текст, хотя со времен Никейского собора прошло почти 17 столетий (на будущий год как раз будет 1700 лет составления Символа веры), и мы до сих пор находим в нем новые слои, и его используют для научения, для молитвы, мы поем его на Литургии, он читается в утренних молитвах, и везде он исполняет какую-то свою функцию, не сводимую только к этим двенадцати фразам. Это догматический текст, безусловно. Это крещальный текст исповедания веры, приходящего в Церковь. Но это молитва, иначе бы мы ее на Литургии не пели. А это один из немногих текстов, которые многие знают наизусть, и, как следствие, в больших приходах Символ мы поем с народом, чтобы каждый мог поучаствовать в этой молитве.

Но первоначально это же текст не для общественного богослужения, у него была сугубо утилитарная функция. Желающий креститься должен подтвердить свое согласие с верой Церкви. Вот подтверди, прочитай и скажи: да, я в это верую. Поэтому Символ и написан от первого лица – я верую. Много позже его составления, через несколько столетий, он начинает входить в Литургию. И как? Это же тоже чужая молитва. Это тоже текст, причем у него нет автора. Это труд многих людей. А для нас он еще и из другой эпохи. Ему 1700 лет, этому чужому тексту. И что? Мы его повторяем. Мы его знаем наизусть. Многие его готовы воспроизвести в любое время дня и ночи, в нашей ежедневной Литургии, в наших утренних молитвах он все равно остается, потому что этот текст чрезвычайной важности, хотя, с точки зрения авторства, он чужой.

Как появились молитвы в обиходе христиан? Кто их сочинял?

– Когда создавалась христианская церковь, уже в эпоху Нового Завета, то она пришла не на пустое место. Она пришла туда, где уже было возвещено Божие откровение. То, что мы сегодня именуем Ветхим Заветом, то, что для древних евреев было единственно возможным Священным Писанием, по наследству досталось и Завету Новому. Как пишет апостол Павел, христианская церковь – это новый Израиль. А значит, те наработки, те сокровища, которые уже были у Церкви Ветхозаветной, достались и Церкви Новозаветной. И это предопределило те два первых сборника, которые стали основой молитв христиан новой эпохи. Во-первых, это Псалтирь. Хотя в заголовке всего этого сборника традиционно ставят имя царя и псалмопевца Давида, X век до нашей эры, мы должны понимать, что это очень большой сборник, и Давидовых псалмов в нем лишь около половины. Этот сборник составлялся на протяжении многих и многих столетий. Вспомним, допустим, Великопостное наше богослужение, 136-й псалом, который поется в подготовительные недели перед постом. Его пели изгнанники, переселенные в Вавилон. А это VI век до нашей эры, 300 с лишним лет после Давида.

То есть состав Псалтири не был закрыт со смертью царя псалмопевца. Но поскольку его псалмов в Псалтири большинство, то по традиции и вся Псалтирь именуется песней царя Давида. Это первый источник. Второй источник – так называемые песни Священного Писания. То есть те поэтические произведения, которые уже встречались в составе библейских книг. Это песня пророка Моисея, которую он воспел после исхода из Египта. Это песня пророка Исаии – «С нами Бог, разумеете языцы и покоряйтесь», то, что в нашем христианском богослужении до сих пор поется, например, на всенощной перед Рождеством Христовым. Это песни пророков. Например, песнь пророка Аввакума. Это гимнографические произведения меньших размеров, входящие в состав разных библейских книг. Например, в составе одной из хроник в Ветхом Завете находится молитва, которая приписывается царю Манассии, царю иудейскому, в момент, когда он переживал острое покаянное чувство. Манассия жил примерно в VII веке до нашей эры. И вот считайте, что уже 27 веков этот текст, написанный кающимся царем древнего Израиля, находится в молитвенном обиходе христиан. Первые молитвенные сборники – это либо были непосредственно библейские цитаты, псалмы, песни, гимны, в том числе, например, чрезвычайно красивый гимн о любви апостола Павла из послания к Коринфянам. А потом начинаются вариации на эту тему.

И христианское творчество, уже именно христианское, начавшееся буквально в первые десятилетия апостольского века, продолжается по сей день. Возьмем Книгу Откровение. Даже там апостол Иоанн приводит некоторые ранние христианские гимны. Книга Откровение, по оценкам разных исследователей, – это 70–90-е годы I века, от 40 до 50–70 лет после времени жизни Господа Иисуса Христа. И эти первые десятилетия уже дают нам некоторые гимны. Начиналось все с так называемых центонов, когда из готовых цитат, из псалмов, из гимнов, собирали новый текст. В частности, существующие в нашем обиходе до сих пор великое славословие «Слава в Вышних Богу» – это центон почти на 100%. То есть почти каждой из его строчек можно подобрать библейский прототип. Первые слова «Слава в Вышних Богу» – это песнь ангелов, воспетая при Рождестве Христовом, которую слышали пастухи на поле близ Вифлеема. И дальше, если мы пойдем по этой песне, то практически каждая группа слов в этом тексте имеет библейский прототип.

Но какой-то талантливый человек, мы не знаем какой, примерно в конце IV века нашей эры вот эти библейские отсылки, библейские рецитации, библейские аллюзии собрал в единый текст и создал новое произведение. И это новое произведение уже полторы тысячи с лишним лет звучит на нашей службе. И если мы возьмем общественное богослужение нашей Православной Церкви, то есть то, что звучит в наших храмах, то костяк богослужения, то, что повторяется неизменным изо дня в день, остается неизменным со времен Ветхого Завета. Слова псалма «Воздеяние рук моих есть вечерняя жертва» так до сих пор и звучит в вечернем богослужении, хотя со времен написания этого псалма прошла не одна тысяча лет. Потому что ничего более удачного пока поэтическая мысль христианская не создала. Это один из самых поэтичных образов о том, в чем суть молитвы, что жертвоприношение Богу – это воздеяние человеческих рук. И вот это воздеяние рук наших, то есть наш молитвенный труд, и остается нашей молитвенной жертвой Богу на протяжении уже многих-многих столетий.

Когда христианская Церковь постепенно начинает институализироваться, то есть когда гонения закончились, и Церковь смогла спокойно заняться собственным внутренним устройством, то вместе с устроением административной структуры Церкви – епархии, митрополии, в более позднюю эпоху – патриархата начинает структурироваться и упорядочиваться наше богослужение. Появляется понятие церковного устава. Традиционно считается, что самый ранний богослужебный устав в VI веке написал преподобный Савва Освященный, палестинский монах, основатель трех монастырей. И вот для того, чтобы в основанных им монастырях богослужение было относительно единообразным, святой Савва, по преданию, создает первый в истории богослужебный устав, некое руководство к тому, как совершать богослужение в тот или иной день. Это было связано и с уже существовавшей к тому времени монашеской идеей о том, что служба Богу должна быть ежедневной. В этом было ее принципиальное отличие от служб в мирских приходах. Считалось, что в миру тем, кто не давал монашеских обетов, достаточно собираться на молитву по воскресным дням, как заповедовал Господь, и в дни празднования самым чтимым святым, дни великих праздников. Монашеская мысль была другая. Раз ты ушел из мира, раз ты миру чужой, то твое основное дело – это молитва. Богослужение в монастыре должно быть ежедневным.

Мысль о том, что ежедневное богослужение возможно не только в монастыре, но и в мирских храмах, угнездилась далеко не сразу. И с процессом проникновения этой мысли в христианский обиход связано возникновение такой богослужебной книги, как Минея. Само слово «минас» означает месяц, это сборник по календарным месяцам. Все службы января, все службы июня, все службы сентября и так далее. Возникла необходимость в составлении сборника, где богослужебные тексты были бы написаны на каждый день года. И огромный пласт молитвенных текстов связан с именем одного единственного человека. Это святой Иосиф Песнописец. Он жил в IX веке и, по сведениям из его жития, за свою жизнь написал больше тысячи канонов. А ведь кроме святого Иосифа был святой Косма Маюмский, автор канонов на многие двунадесятые праздники. Был святой Иоанн Дамаскин, автор, например, нашей Пасхальной службы. Был святой Андрей Критский, его Великий покаянный канон. И, как показали исследования ученых, это даже не самый длинный канон, им написанный. У него были каноны и длиннее. Были еще многие-многие угодники Божии, которые писали богослужебные тексты. Но кроме тех, кого впоследствии признали святыми, были ведь и те, кого святыми не признали. Например, некоторые песнопения, присутствующие даже в нашем современном обиходе написал византийский император Лев VI, Лев Мудрый. А поскольку у него была очень напряженная личная жизнь, мягко скажем, то ни о какой канонизации речи быть не могло. Но поэтический талант у императора был. И Церковь, не давая ему оценки, как святому, поскольку его жизнь, увы, не содержала предпосылок для этого, признавала его поэтический талант. И в службах целого ряда праздников до сих пор остались подписи на стихирах великого государя Льва. Это значит, их написал сам император.

И это творчество, на самом деле, не прервалось до сего дня, мы ведь прославляем новых святых. И святой Симеон Новый Богослов еще в XI веке очень жестко выразился: кто не в общении с новыми святыми, тот не сможет быть в общении с прежде бывшими. И за этой категоричностью очень простая мысль. История Церкви непрерывна – как христиане апостольской эпохи приняли Ветхий Завет и использовали его, в том числе, в молитве, так и мы сегодняшние не можем терять никакой части церковной истории. Откажемся от современных святых, значит, по мысли святого Симеона, мы тем самым откажемся от святых более ранних, потому что заявим, что история Церкви закончилась.

То есть молитвы сочиняют до сих пор?

− Сочиняют до сих пор. В 1988 году наша Церковь прославила блаженную Ксению Петербургскую. И значит, возникла необходимость в том, чтобы были составлены молитвы и для пения в храме в день ее памяти, и для чтения в частной молитве теми, кто пожелает это сделать. И один из петербургских священников написал службу для церковного последования. А московские филологи, брат и сестра, написали акафист блаженной Ксении. Сегодня Ксения чрезвычайно почитаема в нашей Церкви, но не нужно забывать, что это почитание очень молодое. Почитание блаженной Матроны Московской еще моложе. В общецерковный календарь она была внесена только в 2004 году. Но молитвы в ее честь начали писать еще до ее прославления (сначала не очень совершенные, надо сказать), поскольку ее почитание было очень велико. Но санкция Церкви на ее почитание и, соответственно, санкция на официальное употребление молитв в ее честь появилась уже только в первые годы XXI века. Хотя сегодня, наверное, вряд ли найдется православный, который не слышал о блаженной Матроне. Канон, акафист, тропарь ей тоже новонаписанные. (Окончание в следующем номере)

Записали:
Елена Чурина
и Полина Митрофанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»:
https://tv-soyuz.ru/Pravoslavnaya-azbuka-Molitvy-Beseda-so-svyaschennikom-Maksimom-Plyakinym-Chast-1;
https://tv-soyuz.ru/Pravoslavnaya-azbuka-Molitvy-Beseda-so-svyaschennikom-Maksimom-Plyakinym-Chast-2

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475