Священник Илия Макаров: Музыка – язык Бога

Тема беседы: «Воздействие музыки на духовность человека». Я был на концерте народного оркестра «Метелица». Удивительной красоты русская музыка. Подводились итоги конкурса, и я познакомился с исполнителями из разных городов (Минск, Полоцк, Санкт-Петербург и область). Очень много участников, совершенно потрясающие молодые ребята. Одной девочке лет 10–12. Самому старшему участнику – 15.

Ведущий концерта священник Олег Патрикеев сказал удивительную вещь о том, что эта музыка в наших генах. Почему она так цепляет? Потому, что формирует нас с самого детства. Насколько музыка, не только классическая, влияет на человека? Мы слышали о том, что если в детстве ставить ребенку Моцарта, то он станет гораздо более готов к образованию, нежели тот, кто слушал бы Рубинштейна. Так ли это?

– Музыка по сравнению со всеми другими видами искусства не только максимально влияет на человека, но еще и формирует некий образ в нем. Музыка – не просто звуки, это прежде всего некая интонация, которую человеку посылает Сам Творец этого мира. Мы призваны услышать интонацию мироздания, то, что Бог заложил при сотворении мира. Мы пытаемся идти по этой дороге. У какого-то гения, самородка она бывает быстрой, у кого-то долгой. И вопрос не в том, обладает ли человек музыкальным образованием, а в том, насколько он пытается услышать в настоящей, хорошей музыке ту главную интонацию, которую хочет донести до нас Господь Бог.

Музыка – это кратчайший путь к Богу. Наверное, после молитвы. Но ведь наша и церковная, и домашняя молитва – одно сплошное пение, тоже некая музыка, тоже желание нашей души воспарить в Небеса. А воспарить туда помогают не технологии и детерминированность. Мы живем, не только глядя на то, что вокруг, не только насущным: поесть, попить. Не хлебом единым жив человек. Мы еще хотим подслушать, как звучит ангельский мир. Именно к этому стремится и наше православное богослужение. Через церковное пение мы пытаемся подслушать ангельское. Мы в какой-то мере даже стараемся подражать ему, насколько представляем себе, каким оно должно быть.

В разные эпохи подражать пытались разными стилями. Но это не лишает нас главной устремленности человеческой души – через музыку достучаться до Небес. Конечно, музыка влияет. Есть анекдоты, что если коровам ставить Моцарта, то удои удваиваются. Может, даже есть такие исследования. Но все-таки хорошая, настоящая музыка не об этом, а о другом. Мы говорим, что у животного тоже есть душа. И если она отзывается на звуки прекрасной музыки, то, думаю, животное мыслит себя служителем для человеческого блага. В этом ракурсе корова будет очень стараться есть хорошую траву и давать много молока. Но не механическое слушание маленьким ребенком Моцарта делает его душу восприимчивой ко всему доброму, а улавливание тех смыслов, которые в ней заложены и которые человеческая душа способна услышать через музыкальную интонацию.

Да, дети слышат это напрямую. Чуть повзрослев, они уже даже не могут это объяснить. А совсем взрослый человек должен заниматься наукой – музыковедением, философией или богословием музыки, чтобы вновь вернуть себя к детскому, непосредственному восприятию.

Музыка отвечает взаимностью. Если ты к ней с уважением, она открывает тебе тайны мироздания. Это универсальный способ познания мира. Но если ты к ней относишься, как к гулящей девке, – попользовался и выбросил, то она может отрикошетить, дать такую пощечину, что мало не покажется. Плохая музыка, абсолютно безнравственные музыкальные звуки могут привести к безумию, когда человек уже не соображает, где добро, а где зло.

К музыке нужно всегда относиться с уважением, почтением. Церковь не случайно разговаривает с Богом языком музыки, то есть пением. Музыка – это универсальный способ человеческой коммуникации.

Музыка как бы наднациональна, надконфессиональна, но это не значит, что экуменическая или космополитическая. Нет. Она имеет свои национальные особенности: фольклор или произведения, которые появились в конкретное время в конкретном месте. Но, превращаясь в высокую, классическую (по своему влиянию на душу человека), музыка становится в хорошем смысле универсальной, вселенской, понятной каждому. Она способна без знания языка и культуры давать людям понимание. Музыка – это язык любви. Бог есть любовь, поэтому музыка – язык Бога.

Вопрос от телезрителя Евгения из Белгорода: «Почему разная народная музыка в основном в мажоре, а в России постоянно в миноре? Обида, тоска. Даже частушки и те называются: страдания».

– Это так кажется. Каждый из нас может с ходу вспомнить в лучшем случае десять русских народных песен. А их сотни. Римский-Корсаков занимался сбором, верификацией, обработкой и изданием русских народных песен. Он любил использовать эти интонации в масштабных музыкальных произведениях – симфониях, операх. Но это не все русские народные песни. На самом деле их намного больше, и они очень разные по своему характеру. Уверяю вас, мажорных там не меньше. И не нужно думать, что веселая русская народная песня – обязательно матерная частушка. Это точно не русское народное творчество. Это похабщина, которая вообще не очень свойственна русскому духовному сознанию. Может быть, это где-то когда-то и встречалось фрагментарно, но не нужно тянуть этот пример как образец русской народной музыкальной культуры. Этого не должно быть. Композиторы, которые использовали русские народные музыкальные интонации, ни разу не вносили интонацию частушек в ткань своего музыкального произведения. Может, музыковеды поправили бы меня сейчас, но я не знаю ни одного такого примера.

Есть еще один нюанс. Не так все просто: мажор, минор. Возьмем древнерусское певческое искусство, церковное в том числе, хорошо всем известный наш знаменный распев, который до сих пор, хоть и в многоголосном варианте, используется на богослужениях. Он не имеет характеристики мажора или минора. Во-первых, он одноголосный, во-вторых, строится не по тональностям. У него совершенно другая ладовая основа. И как мы будем к этому относиться: это веселая или грустная мелодия?

В принципе, вся европейская и русская классическая музыка черпала свои интонации из народной духовной, можно сказать, церковной певческой культуры. Наше современное церковное пение звучит или в мажорном, или в минорном варианте. Проводят гармонизацию знаменного распева, придают ему мажорный или минорный окрас, но именно в церковном пространстве минор никогда не звучит грустно, заунывно.

В какой тональности звучит традиционный тропарь праздника Пасхи, 5-й глас: в миноре или мажоре?

Это невозможно определить.

– Правильно. С точки зрения музыки, он в миноре, но не звучит так. Наше ощущение минора, мажора очень условно. У нас есть мажорный глас: 1-й тропарный, 8-й. Как звучит «Взбранной Воеводе»? Весело, попсово, танцевально? Ничуть. Этот мажор не звучит разухабисто и разнузданно.

Это критерий для настоящей русской музыки – отношение даже к этой двухсоставной музыкальной системе. Очень условное разделение, не столь приземленно, как грустно или весело. Музыка не о том, грустно мне или весело. Да, она в первую очередь взывает к чувствам, чем к разуму. Но музыка, как и молитва, не может опираться только лишь на чувства или разум. Она опирается целостно на человека. Поэтому настоящая музыка, особенно церковная, не о грустном и веселом. Она о главном, принципиальном, человеческом, духовном.

Очень сложно достать билет в филармонию на Дениса Мацуева, в то же время на концерт талантливого, но неизвестного исполнителя билетов будет сколько угодно. Откуда берется в нас такая избирательность? Это неумение слышать или мода?

– Денис Мацуев, безусловно, гениальный пианист. Я имел возможность лично слышать его в Большом зале нашей филармонии. Отношение к нему разное, но никто не отрицает его таланта и величия как пианиста. Билеты стоят не пятьсот рублей, а минимум пять тысяч. И, как оказывается, чем выше цены на билеты, тем выше ажиотаж.

Мы, люди XXI века, поколение рекламы. Если человек популярный, раскрученный и ты, казалось бы, уже все про него прочитал, все равно хочешь послушать. Иногда люди даже немного разочаровываются, когда приходят на раскрученного исполнителя. Такой ажиотаж, что думаешь, что сейчас небо на землю спустится, но ожидания не оправдываются.

У меня был такой эффект на концерте современного композитора Людовико Эйнауди. Переполненный зал, куча молодежи. Я могу сказать, что здорово, но не более того. Когда я слышу голос Ольги Бородиной в опере М. Мусоргского «Хованщина» в Мариинском театре или в «Самсоне и Далиле» – это всегда что-то неземное. Я имел честь сказать ей это лично. Это какое-то волшебство из детства, сказка, она никогда не надоест и всегда будет очень живой и настоящей. Другой эффект.

Я очень часто убеждаюсь, что больше радости приносят молодые, не совсем раскрученные, но очень искренние исполнители. И можно называть много имен, которые молодыми были прекрасны, а когда стали великими, что-то пропало, как будто звездочка стала тускнеть, хотя вроде бы все возросло: и популярность, и техничность, и репертуар. Ты точно знаешь, что он возьмет эту верхнюю ноту без проблем, а в молодости мы не были в этом уверены.

У нас есть хор духовенства, и каждый раз, когда я слушаю их, у меня невольно просыпается молитвенный дух. И я знаю храмы, где хор поет (не могу сказать иначе) так ужасно, что думаешь, как бы так помолиться, чтобы не слышать, что поет хор. Обязательно ли в храме такое ангельское пение? Или все-таки пусть хор поет громко и мимо нот, но все равно это храмовый хор?

– Мимо нот петь категорически нельзя, это все равно что петь мимо слов, мимо букв. Можно разговаривать без букв? Можно петь без нот? Нет, конечно. Вопрос в том, насколько осмысленно все то, что делает певец, а мы конкретно говорим о храмовом певческом искусстве. Я имею честь быть участником хора духовенства Санкт-Петербургской митрополии, которому уже более 50 лет, и этот хор точно знает, о чем он поет и для чего поет. Но наверняка встречаются некоторые певцы, а иногда даже и целые коллективы, которые относятся к своему пению очень формально, даже, извините, просто как к способу подзаработать.

Можно же заработать прекрасным искусством? Микеланджело очень хорошо зарабатывал, посмотрите, какие шедевры он создавал. Да и прекрасный наш, знаменитый, любимейший Петр Ильич Чайковский… Хотя он и нуждался в финансах, но у него был спонсор. Порой и великим от этого никуда не деться. А если подзаработать так, формально, то лучше и не переступать порог церковного клироса, не забираться по лесенке на хоры церковные. Не надо! Вы же себе вредите, своей душе вредите. Если вы открываете уста для того, чтобы произнести церковную молитву, но при этом с абсолютным равнодушием к тому, что вы сейчас будете петь, – не надо этого делать! Мало того, что вы себе вредите, так вы еще и других, малых сих по отношению к музыке, будете за собой увлекать. Этого делать не нужно. Но в то же время я не сторонник того, что в храме должно звучать только одноголосное знаменное пение, причем в исполнении специалистов – выпускников кафедры древнерусского певческого искусства Санкт-Петербургской государственной консерватории. Нет, конечно, пусть будет и авторская многоголосная музыка в Церкви.

Но я также не сторонник и того, как это было раньше, когда спорили о том, что лучше пусть три бабушки поют, но верующие, чем профессиональный хор, который по нотам споет все идеально, но при этом певцы абсолютно неверующие. Я не хочу, чтобы было такое разделение, мне бы очень хотелось, чтобы в церковном хоре пели профессиональные с точки зрения музыки люди, при этом глубоко верующие, понимающие, что они делают. Ведь очень часто церковный хор является и местом миссии, местом воцерковления, в том числе и этих певчих. Сколько примеров, когда приходит профессиональный певец, который, может быть, хочет просто подзаработать, а становится по-настоящему верующим.

Замечательнейший пример профессионального с точки зрения музыки и глубоко церковного с точки зрения православной духовности исполнения – это хор под управлением Николая Матвеева в храме в честь Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» в Москве. Есть записи, послушайте. Это потрясающий образчик церковной миссии через профессиональную церковную музыку, позволю себе такое словосочетание. Причем они пели и знаменный распев, гармонизацию, авторскую музыку, но люди со всей Москвы (в советское время, в 60–70-е годы прошлого века) собирались, чтобы послушать духовные песнопения Рахманинова, Чайковского, потому что их запрещено было исполнять в Советской России. Они приходили послушать хор – и оставались прихожанами храма. Вот если хор такой – и профессиональный, и понимающий, что он делает, – это реальная сила церковной миссии сегодня.

Совсем недавно у нас прошел фестиваль духовной музыки. Скажите, пожалуйста, должна ли духовная музыка развиваться? Настанет ли такое время, когда мы уже будем петь произведения новых композиторов?

– Духовная музыка, как и вообще все, безусловно, должна развиваться. Но не будем проводить аналогию ее развития с эволюцией живых организмов Дарвина. Все-таки мы рассматриваем развитие не как постоянную жажду чего-то новенького, а как нахождение новых способов выражения главных смыслов в условиях постоянно меняющейся действительности.

Взять хотя бы язык. Мы стараемся его не трогать, а он все равно претерпевает изменения. Даже наш любимый церковнославянский язык, который, казалось бы, не менялся веками, на самом деле потихонечку обретает какие-то новые качества. Это относится и к слову «заблудшие» из предыдущей реплики.

Церковная музыка, церковное пение также развиваются. В прошлом году в Санкт-Петербурге прошел Форум духовных композиторов, на котором православные композиторы из разных стран объединили свои усилия для того, чтобы и за Божественной литургией, и на концертной площадке можно было услышать, как, с какими музыкальными интонациями молится сегодня православный мир, как звучат хорошо известные и любимые всеми молитвословия.

И это нисколько не противоречит православному духу, не уводит нас от Божественного славословия, а, наоборот, делает нас сотворцами с Богом, потому что творчество – это еще один кирпичик к тому образу и подобию, что в нас заложены. Я бы сказал, через музыку это творчество становится максимально наглядным.

А насколько мы способны к новому? Этот вопрос связан не столько с нашим восприятием музыки, сколько с восприятием вообще всего нового. Мы же не можем приказать себе: «Я должен быть готов к тому, чтобы услышать новое», – это не может происходить таким образом. Возможно, чтобы слушать музыку, нужно попробовать заставить себя ее услышать?

– Все правильно, мы должны пытаться разобраться во всем. Чтобы понимать, чего от нас хочет Господь, мы изучаем Священное Писание. Чтобы услышать, что говорит нам Бог, мы идем в храм или молимся дома. Чтобы музыка по-настоящему зазвучала в нас, мы должны уметь ее слушать, прислушиваться к ней. Музыка не должна быть фоном нашей жизни, некой попевочкой, которую мы услышали с утра по радио, и она целый день нас будоражит.

Повторюсь, для этого не нужно высшее музыкальное образование. Для этого нужна музыкальная культура. В дореволюционную эпоху музыкальную культуру воспитывали и в христианской, и в дворянской среде, и уж тем более в храмовом пространстве, где без пения обойтись невозможно. Поэтому я призываю всех вслушиваться в интонации.

Первого апреля 2023 года мы отмечали 150-летие со дня рождения великого русского композитора Сергея Васильевича Рахманинова. Послушайте его Первую симфонию, Второй фортепианный концерт, послушайте «Всенощное бдение» и «Литургию Иоанна Златоуста» Рахманинова, их почему-то забывают, а они потрясающие. Мы слышим в них древнерусские знаменные распевы, которыми Рахманинов дышал.

Он передает их нам в новой, я бы даже сказал, авангардной для своего времени манере. Сейчас мы говорим о них – классика, а тогда это было нечто невероятное. Со всего города люди сбегались в концертный зал, чтобы послушать это новое и пока еще непонятное. И новшества не противоречили традиции – вот что важно. Традиция сама нам подсказывает, что нового нужно будет сказать завтра.

Отец Илия, благословите наших телезрителей.

– Дорогие телезрители! Пусть Бог благословит всех нас в мире, согласии и любви.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475