Священник Константин Корепанов: Тому, кто действительно живет в Боге, открывается боль мира

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–24 (2022 г.)

Продолжаем читать «Слово о молитве» преподобного Нила Синайского из 2-го тома «Добротолюбия» – мы остановились на 55-м абзаце, где преподобный Нил говорит: «Кто любит Бога, тот всегда беседует с Ним как с Отцом, отвращаясь от всякого страстного помышления».

Мы говорили, что, по мысли преподобного Нила Синайского и по свидетельству Евангелия, молитва должна осуществляться в духе и истине.

Истинность молитвы основана на том, что человек в момент совершения молитвословия должен всецело – всем умом, волей и сердцем – разделять истинность, святость и возможность исполнения тех заповедей, которые дал нам Христос. Если мы молимся, но не верим, что заповеди правильны, что их действительно необходимо исполнять и что исполнить их возможно, то наша молитва неистинна.

Поэтому очень важно, чтобы в момент молитвы мы осознавали свою полную готовность исполнить то, что велит нам Христос в Евангелии. Наша готовность, наше желание исполнять заповеди Иисуса Христа и будут молитвой, срастворенной с любовью.

Но преподобный Нил идет еще дальше – он говорит, что дело не только в нашей готовности исполнять заповеди, потому что исполнение заповедей и будет любовь: «Любящий Меня заповеди Мои соблюдет». По мысли Нила Синайского, и сама по себе молитва есть высшее проявление и высшее осуществление любви человека к Богу.

Молитва есть особое действие, которое по преимуществу и становится действием любви. И большая часть молящихся людей это знает… Потому они втайне надеются, что если много молятся, значит, и Бога любят. Такой человек думает: «Что еще от меня надо? Я в храм хожу, исповедуюсь, причащаюсь, молюсь, читаю много акафистов, много разных молитв, Псалтирь читаю – это все выражение любви. Но почему я не чувствую взаимности от Бога?»

Двойственность молитвы как осуществления любви к Богу заключается в том, что, с одной стороны, молитва есть любовь – молитва в полном смысле слова есть осуществление нашей любви к Богу. Но, с другой стороны, она не будет в том же самом подлинном смысле осуществлением любви к Богу, если в нас не будет готовности исполнить Его заповеди. Об этом много написано и много-много сказано...

Вот, например, я молюсь на службе в храме, и не просто что-то слушаю, а действительно погрузился в молитву. Выходя из храма в этом возвышенном состоянии, я пытаюсь сохранить молитву в сердце. И вот выхожу я из храма, а ко мне подходит пьяница, или просто бомж, или цыганенок (может, и не цыганенок, но, по крайней мере, очень на него похожий ребенок – может, сын узбекского мигранта). Он подходит и говорит: «Дяденька, дай денежку!» А я взрываюсь внутри...

Конечно, я воспитанный человек и не взрываюсь внешне. Внешне я остаюсь прежним, но внутри я взрываюсь: «Что ты, зараза такая, делаешь? Ты разве не понимаешь, что я с Богом сейчас беседую, пребываю в Нем, молитву сохраняю... А тут ты клянчишь!» Я рассердился на него в сердце, и это еще полбеды – я не дал ему ничего, грубо ответил. И все – молитвы нет… Я сержусь на цыганенка – это он украл у меня молитву... Нет.

Он хотел подложить под нее камень, чтобы она стояла прочнее, он хотел укрепить ее: Бог послал этого цыганенка, чтобы молитва моя обрела силу, чтобы она не развеялась как дым. Или Он послал мне этого бомжа, чтобы моя молитва обрела силу, а я разрушил свою молитву. И такого понимания двойственности молитвы как выражения осуществления любви мы не имеем.

Поэтому мы порой не молимся вообще, пытаясь кому-то помогать, кого-то спасать, выручать, что-то делать. Это все замечательно… Правда, это тоже чаще всего никак не соотносится с заповедями Божиими, а просто становится, скажем, выражением моей душевной организации, душевной конституции, – ведь большинство заповедей я при этом не исполняю: я, допустим, осуждаю, ругаюсь, спорю, обзываюсь даже порой и прочие разные гадости делаю. Я деятельно помогаю людям, – но не молюсь.

А другой человек молится: он понимает, что это действительно осуществление любви к Богу, – но он не готов исполнять заповеди Божии в отношении людей, поэтому молитва его тоже постоянно рушится. Посему надо делать и то, и другое – надо понимать, что высшим выражением любви является молитва.

Например, мы читаем сюжет про Марфу и Марию: Мария сидит у ног Иисуса – она вся в Его слове, вся в Нем. Она собрана перед Его Лицом и получает похвалу от Христа, избрав благую часть, которая не отнимется от нее. И в Царстве Божием Мария сможет так же сидеть у ног Иисуса и внимать Ему, – а накрывать столы там уже не надо будет.

А что ты будешь делать, если всю жизнь накрывал столы? Тебе будет скучно. Поэтому надо учиться беседовать с Богом: говорить с Ним, взывать к Нему, слушать Бога, – ведь именно это и будет в Царстве Небесном содержанием жизни, содержанием отношений человека и Бога. В конце концов, именно в молитве мы можем осуществить заповедь возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим. Такова должна быть наша устремленность в молитве.

Но чтобы быть истинной молитвой и истинным выражением любви, молитва должна быть готова сейчас, здесь и в любой момент времени – она должна отозваться и исполнить заповедь Божию. Просящему у тебя дай, просят пройти километр – иди два, просят помочь – иди и помоги, с осуждающим не разделяй осуждения, на тебя накричали – за обидчика помолись... Если нет этой готовности, нет мгновенного отклика на любой предлог исполнить заповедь Божию, то твоя молитва неистинна и любовь, выражаемая тобой в этой молитве, тоже неистинна.

Читаем 56-й абзац: «Не всякий, улучивший бесстрастие, уже и молится истинно; ибо такой может еще занят быть простыми помышлениями (о вещах, без страстных при том движений) и развлекаться историями их (может быть, картинами их и разными их сочетаниями), – и далеко отстоять от Бога. (Страстных движений нет, но ум мечтает)».

Бесстрастие, кто бы как бы его ни понимал, не есть цель христианской жизни, духовного подвига и молитвы. У схиархимандрита Софрония (Сахарова) в книге «Старец Силуан» есть замечательный пример того, как преподобный Иоанн Колов за 5 лет достиг бесстрастия, а потом молился, чтобы страсти к нему вернулись. Это емкий, яркий, сочный и точный ответ на проблематику бесстрастия. Святые отцы борются со страстями. Но они делают это не чтобы достичь бесстрастия, а очистив сердце от страстей, сделать его способным любить.

В Евангелии есть притча на эту тему. Был изгнан из человеческого дома злой дух, и он ходил-ходил, куролесил по безводным местам, а потом вернулся обратно. Смотрит – горница украшенная, устланная, красивая, прибранная. В ней все не так, как было в его время, когда он владел этой горницей, – теперь все красиво, все убрано. И он, увидев, что так здесь здорово, идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого.

Сама по себе вычищенная горница ничего не дает – там поселяется дух сильнее, страшнее, чем в горнице невычищенной: гордиться, когда у тебя есть основания, гораздо легче, чем гордиться, когда у тебя оснований к этому нет. Поэтому очень важно для аскетического делания, чтобы дом был наполнен: чтобы в нем была не просто любовь, как некий атрибут моей «хорошести», а чтобы в нем была любовь как опознание присутствующего внутри Христа.

Если мы ориентируемся на свидетельство Иоанна Богослова в Первом послании, мы видим, что любовь и есть знак рождения от Бога: это не моя «хорошесть», а знак того, что я родился от Бога, что Бог во мне живет. На самом деле состояние пребывания в любви как раз тем и важно, тем и сладостно, что оно и есть цель человеческой жизни – оно есть свидетельство того, что в моем сердце живет Бог.

Наверное, можно было бы сказать, что цель христианской жизни – даже не любовь, а соединение со Христом: то, что отцы называют обожением. Но обожение не потрогаешь и враз не узнаешь: оно само опознается любовью.

Обоженный человек любит всех, и он любит других больше, чем самого себя: любит так, как Христос любит каждого. Но это именно знак –узнаваемое свойство того, что в человека вселяется Бог. А цель – собственно соединение с Богом.

По мысли преподобного Нила, человек должен искать не бесстрастия как такового – он должен искать именно близости с Богом. Не просто, скажем, достичь того, что тебя не волнуют страсти, а искать близости, чтобы почувствовать присутствие Бога – сродство с Богом: как говорит здесь преподобный Нил, у человека вполне может быть состояние, при котором страстей у него нет или они не проявляют себя. У святых отцов написано на эту тему достаточно много.

Вполне может быть, что в человеке не проявляются никакие страсти – в данный момент он ничего не чувствует просто потому, что не сложилась «кислотная среда», в которой бы страсть проявилась.

Например, ты живешь один и все окна в мир у тебя выключены: ты просто читаешь, просто молишься – и в какой-то момент действительно думаешь, что у тебя нет страстей. Но вот приходит к тебе в гости человек, который просто себя как-то ведет, просто что-то говорит, что-то делает, и ты вдруг понимаешь, что он тебя раздражает… Это значит, в тебе проявилась страсть.

Или другой вводит тебя в гнев, или вдруг его рассказы вызывают в тебе зависть, или сребролюбие, или похоть. А может, он рассказывает что-то – и тебе хочется сытно поесть, хотя ты уже давно питаешься одними сухарями. Но не другой человек виноват: его присутствие раскрывает притаившиеся в тебе страсти. И многие, не понимая этого, бегут из среды, где страсти могли бы обозначиться, опознаться.

Вот почему святые отцы категорически запрещают уходить в одинокий затвор или просто в одиночество новоначальным инокам: не обретший еще смирения может обольститься своим временным успокоением от страстей. А он должен вообще не думать, какие у него страсти, и вообще оценивать себя не по страстям, а по тому, близок он Богу или нет, ощущает Бога или нет.

А как же можно это проверить? Как можно вообще поду-мать, что ты приближаешься к Богу? Это же, наверное, прелесть какая-то?

На самом деле апостол Павел и говорит, что лод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Апостол говорит, чтό есть плод духа (плод твоего приближения к Богу, соединения с Ним – истинности твоей молитвы, веры и подлинности, твоей любви), и в этом перечне мы видим не бесстрастие – любовь.

Ты чувствуешь, что в тебе стало больше любви? Ты, как Исаак Сирин, молишься за весь мир, даже за естество нечистых духов? Ты переживаешь за них, плачешь о них, хотя, быть может, терпишь от них какие-то козни?

Ты не смотришь социальные сети, новости, телевизор, но знаешь, что люди болеют, умирают, что дети остаются сиротами, что жены бросают мужей, что мужья бросают жен с детьми, что дети бросают своих родителей, что много детской онкологии, много наркоманов, родителей, не могущих найти своих детей, и так далее...

Ты же знаешь об этом горе. Для этого не надо видеть новости, не надо смотреть на трупы, не надо слышать историю женщины, рассказывающей свою трагедию. Ты знаешь это, потому что это делается на глазах у Бога, а ты живешь Им. Не живешь? Не чувствуешь? Значит, ты далеко от Бога, ибо в тебе любви.

Когда авва Зосима встречает преподобную Марию Египетскую, она сразу спрашивает его: «А как там царство, как император, как Церковь?» Спрашивает потому, что была в миру, пусть каким-то своим поверхностным соприкосновением с этой реальностью. Но она знает, что могут быть войны, могут быть ереси, могут быть гонения – что угодно может быть, и она переживает. А раз переживает, значит, она молится об этом. И поэтому у нее сразу рождается вопрос: «А как там? Есть ли вообще толк от моей молитвы?» Она переживает за это.

Тому, кто действительно живет в Боге, открывается боль мира. Причем открывается она так, как не открывается через социальные сети или новостные программы: там он не видит подлинного страдания. Мы видим, скажем, физические мучения людей или животных, и они нас цепляют, – но при этом мы не видим, как духовно страдают люди, как они душевно страдают.

А это страдание намного больше и страшнее, чем любое физическое страдание. И Дух открывает всю боль и скорбь мира, все страдания мира, всю его ложь и злобу, всю ненависть человека к Богу. Но видим мы это не как людей, забрызгивающих какими-нибудь чернилами иконы, а видим это изнутри: как мертвое человеческое сердце, в которое не может пробиться Бог. И нам невыразимо жаль, нам больно за этого человека, закрывшегося от Бога, ведь это Дух Святой скорбит о нем.

Поэтому очень важна подлинность нашей любви.

И подлинность нашей молитвы как раз и определяется этим: в нас должны проявиться и любовь, и милосердие, и вера, и кротость. Если они проявляются в нас, значит, мы действительно приближаемся к Богу. Если мы чужды и любви, и смирения, и кротости, и воздержания, то с нами ничего не происходит. Как бы мы ни молились, мы топчемся на месте, ничего не достигаем – нет никакого плода жизни Бога в нас: мы не проросли в Бога – мы пустые, мертвые.

Каждому важно понимать, что смотреть надо не на то, победил он какую-то страсть или не победил. Апостол Павел трижды молился Богу, чтобы от него был отогнан некий ангел сатаны, но Бог сказал: «Нет, пусть будет с тобой». И апостол страдал от этого ангела сатаны, мучился этим: у него была страсть – он терпел насилие над собой со стороны духа злобы, но это надо было терпеть. Зато у него было другое – любовь и радость, мир и долготерпение.

И мы должны думать не только что очень любим покушать или очень любим поспать. Это плохо, но кто сказал, что это обязательно должно уйти? Быть может, наша чревность, или сонливость, или еще какая-нибудь слабость и немощь, которой мы измучены, Богом и оставлена нам, чтобы мы помнили о своей немощи, ибо сила Божия всегда совершается в немощи.

Надо искать любви, надо молиться о любви: просить, чтобы Бог дал любовь к тем, с кем ты живешь, к тем, кто тебя ненавидит, чтобы Бог дал тебе кротость в отношениях с людьми, научил тебя милосердию, дал дух мирен, чтобы, даже если небо обрушится на землю, ты бы и это с миром принял. Вот этого надо искать более всего...

Конечно, на пути к этому встречаются страсти, страстишки и прочие немощи, с которыми нужно бороться. Но это, подчеркиваю, вторичное дело. А главное дело – это приближение к Богу и наполнение себя Им.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475