Священник Константин Кокора: Бог с нами. А мы с Богом?

Праздник Светлого Христова Воскресения. Радость посещать богослужения, радость в молитвословиях, в словах, в приветствии «Христос Воскресе!» Все так трогательно и серьезно. Христос совершил невероятное: пришел в мир, принял крестную смерть и потом Воскрес. И тем самым Он спас нас. Часто возникает такой вопрос: «Почему это было так сложно? Может, можно было как-то проще человека спасти?»

– Видимо, по-другому было нельзя. Сама жизнь устроена сложно. Если мы посмотрим на какие-то жизненные феномены – на рождение или смерть – это предельно необъяснимые вещи. Не понятно, как это все происходит, почему мы должны умирать. Даже неверующий человек задает себе эти вопросы: «Почему мне нужно умирать? Почему я не могу жить вечно?» Даже неверующий в бессмертие глубоко внутри хочет ощутить его. Никому не хочется умирать.

Чувствуешь свою уникальность.

– Да, уникальность. «Не может быть такого, чтобы я исчез! Это же я!» Господь спасает нас именно тем способом, который избавляет нас от смерти. Самое худшее, что может быть с человеком, – это окончание жизни. Это его распад, энтропия. Человек перестает быть личностью. Это мешает ему полностью реализовать себя как образ Божий.

Мы не можем полностью объяснить спасение из-за нашего жизненного устроения. Господь нас спас именно тем способом, каким Он захотел нас спасти. Нужна была именно крестная смерть, именно эти страдания. Нужна была смерть Бога, чтобы человек обожился. Этот парадокс до конца не объясним. Апостол Павел пишет, что крестная смерть – что-то необъяснимое, загадочное, это то, что человек своим разумом постичь не может. Он может только войти в эту тайну, может изнутри почувствовать, зачем нужна была смерть Бога, чтобы я сегодня жил, радовался, чтобы пасхальное приветствие продолжало звучать в истории.

Мне недавно язычник задал вопрос: «Почему ты носишь на себе орудие смерти?» Людям, не находящимся внутри традиции, до конца это не объяснишь. Для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие. Так и продолжает оставаться. Человек в падшем состоянии не может понять того, что может понять человек причащающийся, исповедающийся, ходящий за Христом. Господь открывает не по разуму, а по вере.

А апостолы это понимали?

– Не сразу.

Как они это переживали?

– Изначально их диалог с Богом был трудным. Он говорил им об одном, они понимали совершенно по-своему. Он говорит: «Мне нужно идти на Крест». Они говорят: «Давай как-то без этого обойдемся, может сразу будет Воскресение, и ты станешь царем и посадишь нас одного по правую сторону, другого по левую?»

Он начинает говорить апостолам о своей предстоящей Голгофе только после Преображения, после того, как они увидели славу Бога, которая Ему изначально присуща. В Евангелии от Марка это очень рельефно показано. Он начинает говорить о прямо противоположных вещах, о том, что Ему придется умереть, придется быть преданным в руки язычников, о том, что Он смерти не избежит и соблазна. Апостолы постепенно начинали понимать, созревать, общаясь с Ним. Полностью они это поняли, когда на них сошел Дух Святой. Вот что очень важно. Раньше в Церкви была традиция не разговаривать с человеком о Причастии до того, как он будет крещен. Его всему учили: и молиться, и поститься, и читать Писание, но ему не объясняли Евхаристию.

Когда такое было?

– В древней Церкви. А когда человек крестился, ему начинали объяснять, что такое Причастие. Почему? Потому что ты не поймешь этого, пока сам не вкусишь. Когда речь заходит о Евхаристии, сейчас даже околоцерковные люди говорят: «А, это тот хлеб и вино?» Для них это просто хлеб и вино, для них пока не познаваемо то большее, та мистерия, что за этим стоит.

Максим Исповедник писал: «Тот, кто познает тайну Креста и гроба, познает также существенный смысл всех вещей».

– Опять же Крест и гроб.

Снова звучит слово «тайна». И Вы говорили, что тому, кто готовится креститься, не все рассказывают. Получается какое-то обособленное общество. Почему так часто звучит слово «тайна» в этих формулировках?

– Потому что Бог не познаваем до конца. Мы в Евхаристическом каноне, в Литургии, обращаясь к Богу, говорим: «Отец, Ты не познаваем. Ты не можешь быть полностью разумом освоен, Ты не можешь быть до конца объясним». Есть вещи, человеческому уму недоступные. Григорий Богослов пишет, что даже если мы соберем все сведения о Господе, которые у нас есть: все Церковное Предание, все Писания, все мнения святых отцов и Вселенских Соборов и скажем: «Вот это есть Христос», то мы станем еретиками. Почему? Потому что до конца мы все равно не можем понять.

Можно сказать, что мы до сих пор не понимаем, что произошло.

– Мы понимаем отчасти. Апостол Павел пишет: «мы можем разуметь».

Но есть еще что-то большее?

– Мы говорим, что после смерти будет постоянное богопознание. И люди, только начинающие воцерковляться, говорят: «О Боже, наверное, это всегда будет Литургия. Нам и так трудно вставать».

Они еще добавят: «А встречу ли я там свою жену?»

– Для человека это что-то связанное с трудом. Мы даже жену, то есть другого человека, не можем до конца познать. Мы не можем войти в тайну человеческой личности. А что уж говорить о Боге? Он не такой, как мы все Его представляем. Он Тот, за Кого Он Себя выдает, кем Он нам открывается. Но до конца Он не может этого сделать, потому что это общение личности. Он и апостолам открывается постепенно.

Почему в Ветхом Завете не было столь распространено учение о Троице? Потому что человек не мог в себя это вместить. Господь педагогично ведет нас. Мы младенцев сначала вскармливаем, потом отводим в детский сад, потом в школу, то есть постепенно даем разумение этой жизни. Также и Господь с нами поступает.

Учение о Троице формировалось, по сути, пять веков.

– Не сразу, да. Люди до сих пор спрашивают: «А как понять, кто такой Святой Дух?»

Процесс познания Бога очень долгий. Даже и в личном плане. Сколько раз мы уже прочитывали Евангелие, но каждый раз открываешь, и какая-то новая грань открывается. Бог через Писание Сам Себя тебе открывает.

После смерти будет что-то такое, про что апостол Павел пишет: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». Если человек любит, он стремится познать. Если он стремится познать, значит Господь ему потом откроет нечто новое, что будет для него вечным открытием, вечной любовью.

Бог не познаваем умом. Можем ли мы Его познать другими чувствами? Например, причастился, и тебе хорошо, или есть такое понятие как «обоженье», ты чувствами вдруг понимаешь, что Бог рядом.

– Мы можем и умом познать, но только все это будет отчасти. После Причастия действительно себя чувствуешь по-другому. Но не каждый раз. А многие люди после Причастия так ничего и не почувствовали. По многим причинам. Может, они не хотели почувствовать, может, что-то неправильно происходило в Причастии. Владыка Антоний Сурожский настаивал на том, что человек не должен стремиться что-то почувствовать. «Стоя на молитве, ты не должен требовать от Бога, чтобы Он тебе прислал на сердце благодать или какой-то ответ. Твое дело стоять и стучать, стоять и взывать, стоять и искать. Будет ли дальше ответ или нет – не твое дело». Но большинство из нас не могут остановиться на этом.

Это сложно понять тем, у кого горе, или тем, кто молится за любимого человека.

– Согласен.

Мне кажется, это жестокие слова.

– Не слова жестокие, это его уровень взросления во Христе. Он достиг такого уровня, что его опыт позволяет сказать Богу: «Господи, как Ты скажешь, так и будет. Хочешь дай опыт, хочешь не дай». Но самое главное, что он уже почувствовал этот опыт и говорит изнутри чего-то другого. Все святые сначала взыскивали опыт, чтобы потом остаться им довольными. Силуан Афонский пятнадцать лет вымаливал себе присутствие Божие. А когда Господь открылся ему, он сказал, что дальше может жить этим мгновением, этим посещением. У святых отцов был тот опыт, который мы должны стяжать, и потом этим опытом дорожить. У кого-то были чудеса, у кого-то были посещения, была благодать и в Венчании, и Исповеди, и в Крещении. Много разных вещей было. Но потом все куда-то уходит, и человек говорит: «Ну да, было, но потом меня это оставило. Мне хочется еще».

Бог дает ровно столько, сколько тебе будет нужно. Святые довольно часто находились в ситуации отсутствия богообщения, не как феномена, а как ощущения. Ты не чувствуешь, но это не значит, что Бога рядом нет. Мы иногда не чувствуем того, что должны чувствовать. Например, сострадание к ближнему. Когда кто-то умирает, ты не чувствуешь всецелого сострадания, да, ты входишь в эту ситуацию, но где-то в глубине души ты понимаешь, что это не твой родственник, это же не твой друг, а просто незнакомец. Хотя по идее мы должны плакать как сами о себе. У нас не получается до конца познать другого человека.

Даже и самих себя.

– Да, даже самих себя мы не знаем. Святые отцы писали: «Первое, что нужно сделать – это познать самого себя». Мы много говорим о смирении. Смирение – это на самом деле реальный взгляд на происходящее. Если ты все понимаешь и реально оцениваешь свои возможности и силы, то ты будешь по-другому относиться и к себе, и к ближнему. Да, познание о себе тоже не конечно.

Когда будет Второе Пришествие, Господь будет судить всех от сотворения мира или только тех, кто «попался» после Воскресения Христа? История разделяется на две части: до и после. Те, кто «до», тоже будут судимы или уже все решено?

– В Боге уже все решено, Он знает заранее, как все это будет. Другое дело, что мы до конца не знаем участь каждого человека. Я думаю, что будет суд такой, что каждый будет иметь возможность опять быть с Богом. Те, кто не решился до этого, опять получит второй шанс. Этот суд будет происходить после Второго Пришествия, после воскресения из мертвых, тела тоже будут обретены. Феномен соединения воедино душ и телес человеческих для того, чтобы каждый мог уже личностно решить. Здесь встает вопрос: для чего нужны тела?

Вот в этом феномен Воскресения: Христос Воскресает именно телесно. Это не только благовестие о бессмертии души, но и весть о бессмертии тела в том числе. Помните, Он дает Фоме (одному из апостолов) Себя потрогать для того, чтобы показать, что Он не дух, а состоит из плоти. Поэтому плоть тоже участвует в обожении. Преподобный Исаак Сирин говорит, что тела людей будут тоже выбирать свою посмертную участь. Это к вопросу о том, насколько мы деликатно относимся к телам усопших. Мы не можем сказать, что душа в чем-то участвует, а тело не участвует. Душа с телом скреплены, и мы достаточно условно выделяем силы души. Все едино. Это единая личность человеческая. При смерти все распадается. И, если мы говорим, что Бог есть Воскреситель из мертвых, то Он соединяет опять тело с душой, и появляется человеческая личность. И дальше всецело личность решает, где быть. Есть телесные грехи, которые человек совершает, не задумываясь, – тело привыкает к этому. Оно имеет свой навык, свою привычку. И в обратную сторону: какие-то добродетели человек может совершать, не разумея, не вкладывая в это какие-то обоснования. Тело привыкает молиться, причащаться, поэтому оно всецело участвует в жизни человека.

Не правы те, кто говорит, что любят одну, живут с другой. Такая шизофрения духовная показывает, что человек не целостно собран. У такого душа с телом находятся в разладе. Бог собирает все это воедино и говорит: «Ты сам где хочешь быть как личность?» И вопрос адресованный каждому из нас: «Ты с кем?» Отец Александр Шмеман в одной из проповедей говорил: «Бог с нами. А мы с Богом?» Ты должен решиться на это сам.

Часто нас ставят перед выбором, например, в политике. А многие люди хотят оставаться в стороне. Насколько это правильно?

– В стороне остаться невозможно. В любом случае Евангелие ставит нас перед реальностью того, что выбор будет сделан, даже если мы не захотим сделать этот выбор. Вот такой парадокс. А свобода именно в том, чтобы употребить свою волю в нужном направлении.

Мы говорим, что Бог свободен. Бог же не может, например, убить, – не может. Бог не может сделать зло, – не может. Получается, Он не свободен? Дело в том, что в христианском понимании свобода – не вседозволенность, это тотальное утверждение в добре, это нежелание соприкасаться изначально со злом. Когда Адам и Ева пали, то это событие произошло на уровне действия. Они познали зло изнутри. Его невозможно познать снаружи, нужно сделать что-то плохое, чтобы познать зло. Бог не есть творец зла, он абсолютно свободен от греха. Он есть само Совершенство. Поэтому человек, когда выбирает, должен утвердиться в добре, он не должен ничего плохого в себе иметь, чтобы постоянно находиться с Богом. Свобода – это свобода от греха, от смерти, от лени, от власти дьявола, от его порабощения. При этом и свобода в утверждении добра, любви, радости в Боге.

До Воскресения была Тайная Вечеря, где установилось таинство Евхаристии. Насколько я знаю, ангелы не могут причащаться. Причащаются люди. Это наша привилегия. Почему так?

– У ангелов нет телесности, они не материальные. А Евхаристия – то, что соединяет нас с Богом телесно. Почему мы и настаиваем на том, что это истинное Тело и истинная Кровь. Господь преподал нам под видом хлеба и вина Свою истинную распятую и Воскресшую плоть, излиянную за жизнь мира Кровь. Для того чтобы мы были с Ним не только духовно, душевно. Часто приходится слышать: «Бог у меня в душе». Из этого вывод, что Церковь мне не нужна, таинства меня не интересуют, у меня все хорошо, у меня есть богообщение.

Отец Алексий Вылажанин вспомнил историю Митрофана Воронежского, которому губернатор говорит: «Храм у меня в душе», а митрополит отвечает: «А в голове колокольня». Много разных историй. Допустим, придет бабушка в храм, посмотрит на священника и подумает, что он еще молод, зачем к нему идти: «Я лучше иконочке все расскажу. Бог-то меня слышит». Или: «Вы же говорите, что Бог везде, зачем идти в храм?» Как ответить такому человеку?

– В первую очередь, основываясь на Писании. Бог спасает всего человека. Если Бог в душе, то возникает вопрос, как Он туда попал? Насколько мы можем быть уверены, что это так, а не то, что Бог – это, например, я? Когда Бог ничего не требует, ни к чему не призывает, одним словом, бездействует, – скорее всего, это не Бог.

Бог Евангелия – это Господь, который требует чистоты сердца, чтобы ты в сердце и в душе не грешил никаким образом. Он требует от тебя действия: иди и проповедуй Евангелие. Бог говорит, что тот, кто не причащается, того Он не сможет воскресить в последний день, тот с Ним не имеет никакой части. Очень важно, что мы с Богом общаемся не односторонне: мне Бог нужен – Он у меня в душе. Бог говорит, чтобы мы это общение распространяли на других людей.

Есть критерии, по которым можно понять, что Бог в тебе. Что определяет тебя, как человека, у которого Бог в душе? Бог везде. Но, может быть, это не Бог, и мы говорим об этом в каком-то другом смысле. Если Господь в душе, почему Его нет в теле? Почему мы не исполняем заповеди? В большинстве случаев, фраза: «У меня Бог в душе» скрывает за собой нежелание человека что-либо предпринимать, не участвовать в таинствах, не читать Священное Писание. Это требует какой-то перемены, а зачем перемена, если и так все хорошо. Если Бог воплотился, значит, Его плоть становится моим достоянием.

Один из величайших святых Симеон Новый Богослов писал, что именно в Евхаристии человек становится с Богом настолько близко, насколько близко становятся муж с женой. Такая личностная, интимная близость, когда Бог во мне, и буквально Его Кровь становится моей кровью, и Его Плоть становится моей плотью. Здесь происходит акт обожения, когда тело становится бессмертным (феномен нетления мощей). Получается, что у святых Бог был не только в душе, но и в теле. Мы можем об этом объективно свидетельствовать, так как видим, что их руки, их ноги, их тела просто не подвергаются тлению. А когда говорят, что Бог в душе – это субъективно. Так можно сказать вообще про все. Например, можно говорить: «Я тебя люблю, но в душе. Ничего я делать не буду, никак это показывать не желаю, мне не интересно, что у тебя творится». Буквально так мы говорим и Богу. Здесь нет речи ни о каком диалоге. Человеку просто так удобно жить.

Рано или поздно ты все равно делаешь выбор.

– Мы делаем выбор, иногда даже неосознанно. Господь говорит: кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф. 12, 30). То есть, если я не живу по Евангелию, соответственно, я живу по чему-то другому: по своим желаниям, по своим страстям, по своим хотениям, которые с Евангелием могут никак не соотносится. Евангелие сверхчеловечно. Господь не требует от нас естественных вещей. Он говорит: «Что толку, что вы любите любящих вас? Так же поступают язычники». Конечно, человек собственными усилиями не может достичь спасения, потому что Господь требует от нас сверхчеловеческое, но при этом помогает нам Своей благодатью, Своим присутствием. Подставлять вторую щеку; любить ненавидящих, молиться за проклинающих, любить ближнего, как самого себя, любить врагов – все это совершенно невозможно без Бога.

Записали:
Анна Вострокнутова
и Наталья Мухлынина

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать по ссылке.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475