Священник Константин Корепанов. В том-то и беда, в том-то и причина, почему у нас не получается молитва: потому, что мы знаем только устную молитву

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–17 (2022 г.)

Продолжаем читать 2-й том «Добротолюбия». Сегодня мы начнем изучать «153 главы о молитве» преподобного Нила Синайского. Здесь абзацы очень коротенькие, поэтому прочитаем сразу 1-й и 2-й: «1. Если бы кто захотел приготовить благовонный фимиам, то ему надобно по закону сложить по равной части „ливана чистого, кассии, ониха и стакти“ (Исх. 30, 34). Это – четверица добродетелей. Когда они все в полном совершенстве и в равной силе присущи в душе, тогда не будет предан ум (изменнически, разумеется, каким-либо внутренним предателем).

2. Душа, очистившись полнотою добродетелей, поставляет ум в состояние непоколеблемости, соделывая его способным принять устроение, какое требуется (в молитве)».

Мысль проста, и когда читаешь эти слова преподобного Нила, появляется ощущение, что об этом мы уже прежде читали и что все только об этом и пишут на каждой странице.

Интересно преподобный говорит о молитве. Его труд так и назван – «153 главы о молитве». Казалось бы, в нем и надо было подробно рассказать, как молитву творить: какие слова произносить, какое положение тела принять, как стоять, как сидеть, руки куда девать – на колени положить или нет, неспешно произносить или быстро, умом или сердцем творить молитву. И это было бы понятно...

А ты, преподобный Нил, о чем пишешь? При чем тут добродетели? Так и написал бы «153 главы о добродетели», и все бы все поняли. А почему ты начинаешь слово о молитве совершенно непонятными словами о добродетели? Причем в 3-м абзаце прямо говоришь: «Молитва есть беседа ума к Богу». Здесь понятно все, а зачем в двух абзацах ты, преподобный, пишешь о какой-то добродетели?

Преподобный Нил говорит общеизвестные всякому подвижнику факты – всякому древнему подвижнику, всякому средневековому подвижнику, всякому подвижнику ХIХ в., а даже иногда подвижникам ХХ в. Он говорит общеизвестные вещи, что ум очищается и делается способным к молитве исполнением заповедей Христовых, что стяжание добродетелей и становится плодом исполнения заповедей Иисуса Христа...

Ну да, – и мы об этом знаем, но нам это неинтересно: мы же о молитве спрашиваем… Потому не надо нам сейчас про заповеди говорить – это все неинтересно. Нам помолиться надо за себя, за близких, молитву бы Иисусову научиться творить… Конечно, потом мы будем стяжать добродетели, но сейчас нам очень нужно слово о молитве...

«Ну так слушай, я тебе скажу о молитве, – как бы отвечает нам преподобный Нил. – Сначала ты исполняешь заповеди Иисуса Христа и подготавливаешь свой ум: делаешь его способным молиться».

Нет, мы так не принимаем – мы хотим слушать о молитве, мы хотим научиться молиться, а про заповеди – это неинтересно, это скучно. И тут можно пожать плечами и сказать то, что когда-то преподобный Антоний Великий сказал своему келейнику: «Накорми их кашей – они больны!»

Невозможно приступить к молитве в том смысле, в котором она считается молитвой, называется молитвой и совершается как молитва, если ты не начал исполнять заповеди Божии, ибо только через это ум обретает способность молиться. И он никогда не обретет эту способность, если человек не начнет исполнять заповеди Христовы.

Ведь что такое заповедь? Это правило, обязательное для исполнения, – правило, которое тот самый чумазый и неотесанный ум мой принимает внутрь себя. «Я не могу судить? И я не буду судить» – и ум носит эту мысль: «Нельзя, нельзя», – ум принимает эту заповедь и носит внутри себя слово Божие. И это самое слово Божие, помещенное в человеческий ум, совершает особое действие и готовит его к тому, чтобы молитва действительно стала «беседой ума к Богу», как учит преподобный Нил: не беседой языка, не беседой чего-то другого, а именно беседой ума к Богу, ибо сначала этот ум принял в себя слово Божие, поносил его в себе, очистился этим словом, укрепился этим словом и потом уже сделался способным на этом слове строить свои дальнейшие молитвенные отношения с Богом. А если не так – то никак.

В том-то и беда, в том-то и причина, почему у нас не получается молитва: потому, что мы знаем только устную молитву.

Конечно же, мы читали, что надо и ум собрать, и внимание сосредоточить, но на деле ничего не получается – и именно потому, что мы не хотим исполнять заповеди Божии: думаем, что это потом когда-то будем делать.

Но сама молитва, первые ее движения начинаются именно со слов: «Господи, я же не хочу осуждать. Дай мне силы не судить! Исправь мой ум, сделай его способным не судить».

Именно тому, как хранить в своей душе заповеди, как хранить в своем уме слова Божии, и будут посвящены наши первые настоящие, подлинные молитвы – рождены они будут желанием удержать в себе слово Божие, которое и есть семя жизни.

Вышел сеятель сеять (Мф. 13, 3): что же он сеет? Мы думаем, он сеет слово, что Христос Воскрес, что Христос нас любит. Но это знания, а не семя, которое должно иметь силу произвести плод, и такие семена – заповеди Христовы.

Да, Он любит нас! Поэтому и мы должны любить – именно так сказано у апостола Иоанна Богослова: «Бог есть любовь, поэтому всякий, рожденный от Бога, любит ближнего». Если я верю, что Бог есть любовь, то я должен любить ближнего: это и будет семенем.

Да, Христос Воскрес! Поэтому и все воскреснут. Значит, я не должен привязываться к жизни сей, ибо она временна, а меня ждет жизнь вечная. Если же я прилеплюсь к этой жизни, то не смогу воскреснуть. В этом и заключается смысл – в нашей вере в воскресение. Как говорит апостол Павел в Послании к Римлянам: «Если с Ним сораспинаемся, то с Ним и воскреснем» – другого воскресения нет.

И любое такое же слово Божие – это не просто информация из катехизиса и не некое положение христианского вероучения.

Семя – это заповедь, вытекающая из того или иного положения учения, из того или иного догмата. Христос Воскрес, и чтобы нам с Ним воскреснуть, нужно с Ним умирать, нужно причащаться Его Крови, нужно совлекать с себя ветхого человека.

Бог любит меня, поэтому мне надо все силы свои положить на то, чтобы любить другого. Принимая эту заповедь, мы открываем путь к молитвенному деланию и постепенно становимся способными молиться. Но когда у нас ничего не получается, когда все наши молитвы рассеянны и мы не способны собрать свой ум и по-настоящему вознести его к Богу, – это означает, что мы не хотим исполнять заповеди. Именно поэтому все и сыплется.

Если бы мы смогли прожить весь день никого не осуждая (и не просто просидев этот день в закрытом кабинете, а потому, что постоянно имели внутри своего ума заповедь) и повторяли себе: «Не смей – нельзя судить», – то вечером нам удалось бы собрать свой ум на молитву. Если бы всякий раз в уме была мысль: «Не укоряй, не злословь, не делай замечаний – не учи другого жизни», – то мы бы собрали свой ум на молитву. Если бы мы имели в уме слова: «Прощай! Жалей! Помогай!» – и делали бы так, как велит нам слово Божие, и слово бы это было зафиксировано, запечатлено, зажато в нашем сознании, то мы бы собрали свой ум на молитву.

Есть Книга пророка Исаии, и в ней тоже про это много говорится. Но я приведу только одну фразу, где пророк говорит: Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите – и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное,– как снег убелю; если будут красны, как пурпур,– как во́лну убелю – вот условие, известное еще со времен Ветхого Завета.

А Новый Завет сделал его еще рельефнее, предметнее, конкретнее: ты не можешь прийти к Богу, пока не перестанешь делать зло. До этого твоя молитва – ничто.

Кто учит вас топтать Мои дворы? Когда вы поднимаете ко Мне руки, Я отворачиваю лицо, потому что руки ваши наполнены кровью и страданиями людей. Вы их обижали, унижали, оскорбляли, всяческим образом делали больно. Как же Я вас услышу? Перестаньте делать зло другим людям. Начните делать им добро хотя бы понемногу: защитите, накормите, утешьте, обнимите, пожалейте, простите: вот что говорит Бог в Книге пророка Исаии.

Вот когда ты начнешь выполнять это условие, тогда, встав вечером на молитву, ты поймешь, что значит «молитва есть беседа ума к Богу», – как пишет о молитве преподобный Нил Синайский...

Итак, 3-й абзац: «Молитва есть беседа ума к Богу. В каком же устроении имеет нужду ум, чтобы мочь не озаряясь вспять (или – сюду и сюду), вознестись к своему Владыке и беседовать с Ним без всякого посредника?»

Начинается он определением молитвы. Ум возносится к Богу – значит, мы на молитве: начиная молиться, мы не просто произносим слова – мы ставим себя перед Богом, мы с Ним говорим, мы к Нему возносим эту молитву. Мы должны сознавать это умом – и тогда ощутим Его присутствие.

Мы же обычно обращаем молитву куда-то в пустоту – то ли ввысь, то ли вдаль. Но как только мы позовем Бога и произнесем Его имя (не так важно, в какой молитве – «Отче наш» или «Господи, Иисусе Христе»), Он отзовется, Он придет. При условии, что мы делали все необходимое, что касается добродетели.

Пусть сейчас мы не добродетельны, нет, – но мы весь день трудились над исполнением заповеди Христа, а это есть добродетель.

Мы несовершенны и недобродетельны, но мы трудились над словом Христовым весь день, ибо – Его дети, мы в Него верим, на Него надеемся, Его слово для нас – закон. Мы верим, и за эту веру откликается на нашу молитву Бог, оправдывая, очищая, омывая нас.

Мы целый день пребывали с Его словом. И вот теперь мы позвали – и Он пришел, чтобы слушать и чтобы слышать нас, чтобы в этой молитве открыться нам, чтобы в этой молитве открыть нам то, что сейчас нам необходимо: Свою милость или любовь, утешение или силу, вдохновение или прозрение, понимание или какое-то озарение – то, что необходимо нам сегодня. Он является, чтобы подбодрить нас. Так делает отец – он всегда так делает. Тем более так делает Отец Небесный.

Мы весь день ходили с Его словом в уме и сколько было сил пытались его исполнить. А если не исполняли, то сразу вставали на молитву и начинали реветь: «Мы же хотели исполнить, Господи, но не смогли». И тогда Он подходит к нам, обнимает нас и этими же слезами омывает наше сердце. Эти слезы становятся благодатными – мы плачем не от того, что у нас нет денег, а от того, что мы Бога не любим, что не исполняем Его волю, что не верим в Него, что Он для нас не на первом месте.

Что Ему еще делать с нами, как не утешить, не поддержать, не дать силы, не вдохновить? Ведь Он и пришел грешников спасти, чтобы надломленное укрепить, чтобы льна курящегося не угасить – раздуть в нас пламень христианства Духом Святым и огнем. Он принес этот огонь и дает его нам, когда мы начинаем носить в уме Его слово.

Когда мы действительно вступаем в богообщение в молитве, мы возносим ум к Богу. Что это значит? Мы же не поднимаемся в высоту. Но там, где Бог, там и есть высота, и это Он, приходя к нам, возносит наш ум к Себе – на Свою высоту, а не на какие-то пространственные высоты. Через молитвенные действия нашего ума Он прижимает нас к Себе и вдохновляет, утешает, помогает и всяческим образом оберегает.

Через это действие, это богообщение – прикосновение нашего ума к Божественной жизни, к Богу, к Его животворным энергиям ум обретает твердость, чистоту, надежду: все те свойства и качества, которые ему крайне необходимы, чтобы пребывать в молитве. Именно так ум приобретает способность, о которой и пишет в своем «Слове» преподобный Нил Синайский, – «беседовать с Ним без всякого посредника».

Далее преподобный Нил вспоминает слова из Книги Исход и говорит, что такое вознесение ума к Богу предполагает следующее: мы должны отрясти прах со своих ног, должны снять внешнюю одежду, – одежду мира, совлечься тьмы века сего и суеты (см.: Исх. 3, 5): мы должны как бы обнажиться перед Богом – оставить эту внешнюю одежду, как оставляют грязный плащ в коридоре, и закрыться в келье.

Не погружаясь в суету, предстоя Богу в сокровенных комнатах наших, будем снимать с себя все наносное, нечистое, скверное, будем сдирать с себя то, что налипло на нас. Мы должны понимать, что, приступая к общению с Богом, мы должны всего совлечься.

Дальше пишет в 4-м абзаце преподобный Нил Синайский: «Если Моисею, намеревавшемуся приблизиться к земной купине горящей, возбранено было это, пока не иззует сапоги от ног (Исх. 3, 5), – то как же тебе не отрешить от себя всякое страстное помышление, когда желаешь видеть Того, Кто выше всякого чувства и помышления, и быть Ему собеседником?»

Здесь преподобный Нил говорит о некоей норме видения Бога на молитве: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Для нас это, скорее всего, недоступная высота, – однако ощутить, как Бог подходит, прикасается, открывает нам то, что нужно открыть (Свои любовь или гнев, свет или силу), – все это на молитве может почувствовать каждый человек: не телесно почувствовать, а сердцем и умом. Ибо невозможно молиться Богу, общаться с Ним и не ощущать Его: любой призывающий имя Бога уже вступает в общение с Ним ощутительным образом.

Если это не так, значит, мы не подготовили свой ум исполнением заповедей Божиих: не верим заповедям – и они нам не нужны. Мы просто сами по себе произносим какие-нибудь молитвы, и с нас довольно. Но потому-то ничего с нами и не происходит.

Если бы мы исполнили какую-нибудь заповедь, то, несомненно, были бы услышаны Богом: как только мы бы Его воззвали, так Он и отозвался бы. Ибо Его любовь к нам неизмеримо больше того, что мы можем вместить, представить или предположить.

Если мы идем к Нему беседовать, радость Его от этого неизмеримо больше нашей – это радость Отца, к Которому приходят Его дети.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475