Священник Константин Кокора: Возможность обратиться к Богу – самое дорогое, что у тебя может быть

Вы уже юношей осознанно пришли к вере. Помните, какой была Ваша первая молитва? Что Вы почувствовали и чего ждали от этой молитвы?

– Хотя в моей семье не было никакой религиозной атмосферы, никто не был практикующим христианином, я помню, как я молился, когда мне было около 4 лет. Я вставал на колени и обращался к Богу. Был такой порыв. Во взрослом возрасте, когда я стал воцерковляться, первые молитвы связаны с молитвословом – первым делом нужно познакомиться с молитвословом, Псалтирью, с постом. Начинаешь это все истово делать, вычитываешь все молитвы, входишь в эту традицию, пытаясь ей соответствовать. Естественно, это происходило не без ошибок. Первое – то, что связано с молитвословом: утренние, вечерние молитвы, каноны к Причастию, молитвы перед Причастием.

В храме часто слышишь знакомые тексты, которые сам читал много лет. Иногда слышишь в них ошибки. Насколько это страшно? За них иногда ругают.

– Иногда человек прочитает слово и его исковеркает. Это сразу улавливаешь: уже привык, знаешь, как молитвы звучат, – сразу чувствуешь, если вдруг что-то, например, в псалмах звучит не так. Это, наверное, вопрос благоговения… Есть слово, и у него есть смысл и определенное ударение. Стоит познакомиться с этими словами лучше, может быть, предварительно прочитать молитвы. Особого греха нет, если человек сделал это по ошибке: все мы ошибаемся.

Другое дело – небрежение. Когда я пришел в алтарь, помню, меня сокурсник предупредил: «Самое худшее, что может произойти в алтаре, это когда ты привыкнешь, когда это станет рутиной: будничные службы, когда пришел, как на работу, и выполняешь их с небрежением». Я это до сих пор помню. И если из-за этого ошибаешься, то нужно бороться с этим грехом. С грехом, а не с тем, что ты ошибся.

То же бывает и в молитве. Уже все знаешь – накупил себе кучу книжек и в какой-то момент понимаешь, что просто выполняешь долг, обязанность: 15 минут утром, 10 минут вечером. Разве это молитва? Многие из нас сталкиваются с тем, что молитва перестает быть молитвой – мы просто вычитываем правило, причем поскорее, чтобы выдержать объем...

– Все через это проходили, когда сердце не воспринимает правило, просто глазами по тексту бегаешь, или выучил что-то наизусть и устами произносишь, а ум не включен. На самом деле почти все с этим сталкивались.

Учителя молитвы, в частности – святитель Феофан Затворник, советовали менять образ молитвы: не стесняться, что можно молиться по-разному, в том числе своими словами. Феофан Затворник пишет, что нужно сначала познакомиться с молитвословом, из него чему-то научиться, а затем уже выйти на свою молитву, самостоятельно собеседовать с Богом.

До этого нужно дойти. Молитвослов нужно воспринимать как некий плацдарм, взлетную полосу, которую ты должен преодолеть, но на которой не должен замыкаться. Можно молиться и словами других святых – не тех, что записаны в молитвослове. Можно брать Псалтирь или читать Священное Писание. Можно вообще безмолвствовать – предстоять перед Богом и ничего Ему не говорить.

У каждого из нас наступает период, когда понимаешь, что не молишься. В этом случае нужно поменять образ молитвы. Если устанешь, снова нужно взять что-то другое. У нас в семье был интересный опыт. Когда я был диаконом, мы читали все правила, Псалтирь вечером, и в какой-то момент супруга сказала, что дочь ничего не понимает на церковнославянском языке: правила довольно продолжительные, для нее это труд сверх меры, и на самом деле она никак в этом не участвует. Мы поменяли образ молитвы: стали молиться своими словами, благодарить Бога, о чем-то просить, за кого-то ходатайствовать, просить прощения друг у друга. Для нее стало важным уроком, что к Богу можно обращаться в простоте сердца даже по своим нуждам. Доходило до смешного, когда она просила за всех рыбок, за всех птичек, за всех тварей земных. Для нее это было проявлением любви. В 3 года она что-то лепетала на своем уровне. Это было умилительно, но это был образ молитвы: что Бог живой – Он тебя любит, слышит, о тебе заботится.

В молитве самое главное – ответ. Если просто встаешь и прочитываешь что-то, заранее зная, что тебе это не надо, тогда и Господь не ответит. Поиск ответа может быть только искренним, и тогда ты действительно встаешь на молитву, пускай читаешь поменьше, но говоришь: «Господи, мне не все равно, что сейчас между нами происходит, я хочу Тебя почувствовать, хочу узнать Твое мнение, Твою волю».

Что делать, если чувствуешь, что молитва не идет? Прекратить? Или это искушение и надо с ним бороться?

– На этот счет существуют разные мнения. Самое известное: нужно себя принудить к молитве, нужно все равно встать и сказать: «Я буду молиться».

И Господь пошлет силы.

– Молитва – это труд. Силуан Афонский говорил: молиться – это кровь проливать. Ты должен напрячь все свои силы, преодолеть себя и явить молитву. Это окупится сторицей.

В патерике описан случай, когда один из монахов совершенно не мог молиться. Он сказал своему духовнику об этом. Тот говорит: «Почитай “Отче наш”». – «Я не могу читать». «Прочитай “Трисвятое”». – «Не могу».

Почему не может?

– У него то ли искушение было, то ли бессилие, нежелание (не помню, что конкретно). Он говорит: «Я не могу заставить себя молиться».

Бывает такое состояние, когда слишком много на себя взял, у тебя обесценивание личного опыта, слишком истово ты начал это делать. И в итоге духовник говорит: «Ну хоть что-нибудь сделай, хоть поклон соверши. Не можешь поклон сделать, просто ходи по келье туда-сюда и думай о Боге». К чему он призывает? Начни хоть что-то делать. Пускай молитва не устная, внутри, пусть это будут не какие-то специальные молитвы, а просто твое обращение к Богу.

И есть еще третий вариант – его подсказывал митрополит Антоний Сурожский. Можешь сказать: «Господи, прости, но сегодня я не могу Тебе ничего сказать». Этот путь подразумевает предельную искренность перед Богом, но не подразумевает того, что с этим не нужно бороться. Это нужно выносить на Исповедь: «Я холоден в молитве, у меня нет желания обращаться к Богу».

Если не хочется говорить слова, это не значит, что не хочется молиться. Можно молиться внутри. Помолившись 3 часа на богослужении, естественным образом почувствуешь нежелание молиться вечерними молитвами из-за усталости. Человек отработал на работе, потом помолился на службе – для него уже хватит. Это не значит, что он плохой и не молится: он свою норму выполнил. Молитва и сколько времени для нее нужно, исчисляется индивидуально.

Святитель Феофан Затворник советовал молиться не по количеству молитв, а по времени. Вот у тебя есть 5–10 минут, ты их полностью посвящаешь Богу. Это уже другой образ молитвы – он нечасто практикуется: не количество важно, а качество. Тебе нужно встретиться с Богом, а каким образом ты это сделаешь, что при этом как средство будешь использовать, уже не так важно, вторично.

Я замечал в монастырях в общении с монахами (и батюшками, которые сидят в кресле напротив меня): иногда возникает ощущение, что человек выключился – закрыл глаза. Я сначала не понимал, что происходит, но потом заметил, что они в это время перебирают четки. Любая возможность, любая пауза, каждый момент спокойствия используются для молитвы – как говорится в Писании, непрестанно молитесь. Как этого достичь? Это колоссальная и многолетняя работа?

– Это труд. Человек, который этому учится, берет на себя действительно очень много. Это процесс, а не сразу конечный результат.

Ты начал молиться, но молитва может превратиться в мантры или в вычитывание. На этом пути опасно, без ошибок его не пройти. Но так и надо: по-другому никак, если человек ищет присутствия Бога. Непрестанно молитесь.

Григорий Богослов говорил: ты должен обращаться к Богу чаще, чем дышишь. Каждый раз, постоянно, всякое дыхание да хвалит Господа. Постоянно нужно находиться в Нем. В Нагорной проповеди каждая заповедь на вырост, никогда не сможешь сказать: «Все, я это выполнил», поставить напротив графы галочку и идти дальше. Постоянное стремление в молитве – научиться молиться. Это достижимо только на практике. Когда постоянно стараешься это делать, из раза в раз совершая ошибки или отступая назад, но выискиваешь время для Бога. Это труд.

Не представляю, как люди выдерживают, но у монахов отдельная стезя, отдельное делание. Для них это – первое, что они должны делать. Мы тоже молимся, но не настолько специфически, у нас другое призвание, – а тем более у мирян. Но в идеале это нужно делать на каждый вдох.

У нас в традиции выработалось специфическое отношение к Иисусовой молитве по четкам. Но и к ней очень по-разному относятся. Феофан Затворник писал, что это – одна из многих молитв, и не нужно преувеличивать ее значимость: молиться можно как угодно – что поможет тебе встретиться с Богом, то и действенно.

Молитва – это постоянное смирение? Ты не должен себя возвышать… Нужно все время просить Бога, чтобы молитва состоялась?

– Смирение как состояние должно быть. Мы молимся и говорим: «Да будет воля Твоя» – в этой фразе и есть все смирение. Мы чего-то просим (подчас очень сильно просим, дерзновенно требуем), чего-то от Бога ожидаем, но в конце концов должны завершать все этой фразой: «Ты лучше знаешь». Вот в этом смирение.

С другой стороны, потрясающие подвиги и чудеса совершены по молитвам святых… Преподобный Серафим Саровский буквально вымолил человека, которого Господь должен был забрать из этой земной жизни. Павел Препростый, вставая на камень в пустыне, говорил: «Господи, я не сойду с камня, пока Ты этого не сделаешь, пока Ты мою просьбу не услышишь». Зашкаливающее дерзновение, выходящее за рамки нашего привычного понимания смирения, когда спрашиваешь себя: «Кто я такой, чтобы так делать?»

Человек движется между двумя этими полюсами. Иоанн Кронштадтский приобрел огромный опыт молитвы. У него есть рассказ. Он был молодым священником и пришел к больной женщине и начал молиться – как всегда, по Требнику, читать определенные молитвы. «Меня позвали, я пришел, все делаю по форме, и вдруг слышу голос: молись так, чтобы Я не мог тебе отказать. Я чуть сбился и опять начал читать. Голос повторяет: молись так, чтобы Я не мог тебе отказать». Он говорит: «Я бросаю книгу, падаю на колени перед этой женщиной и начинаю своими словами вопить к Богу, требуя от Него, чтобы Он исцелил эту женщину». Окружающие люди, наверно, подумали, что у батюшки не все в порядке или он просто слишком экзальтированный, слишком молодой и силы не рассчитал. Он говорит: «Я все это сделал, помолился так, и на следующий день мне присылают телеграмму: выздоровела».

Где грань между тем, что ты говоришь: «Господи, да будет воля Твоя», и между тем, что говоришь: «Господи, я изо всех сил прошу, я вместо этого человека в ад пойду, я вместо него готов стать жертвой»? Каждый сам должен чувствовать эти рамки. В Писании сказано, что Господь есть огонь, и если мы в молитве с Ним соединяемся, то должны стать такими же. И поэтому святые имеют такое великое дерзновение.

А мы, в свою очередь, к ним обращаемся: «Наша молитва маленькая; пожалуйста, включите нас в свою молитву, чтобы у нас был мощный радар – чтобы Господь это сразу увидел».

Мы действительно испытываем эйфорию, когда молимся. Когда причастишься – хорошо. Или помолился и чувствуешь внутренний порядок, испытываешь счастье. Надо это ощущение поймать и к нему стремиться? Многие священники говорят, что самая горячая молитва была первые 40 дней или первые три месяца, а потом теряешь это и хочешь снова найти.

– Я тоже слышал такие истории. Мне говорили: «Когда станешь священником, цени эти первые дни, недели... Потом такого не будет». Меня это смутило. Как же так? Почему Господь дает некую меру? У меня, честно говоря, такого не было. Может, еще будет. Сложно рассуждать, это от Бога может не зависеть. У человека может наступить кризис, какие-то новые ощущения или, наоборот, будет отсутствие порыва и вдохновения. Можно элементарно устать, это может быть связано с возрастом или с неправильным подходом к делу. Например, кто-то делает сверх сил, слишком много на себя берет. Могут быть разные факторы – нужно подходить индивидуально. Но абсолютно точно: нужно этого искать – искать радости, искать ответа, приобретать в молитве опыт.

Есть и другое мнение. Антоний Сурожский говорит: встал на молитву и ничего не ожидай. Мы думаем, что мы помолимся – и Господь нас услышит и что-то нам даст.

Так иногда происходит. Ты приходишь к духовнику с проблемой. Он говорит: «Помолимся». Встаете и молитесь, потом может быть разговор или Исповедь. Очень важно помолиться.

– Важен сам посыл, само предстояние пред Богом. Но в конечном счете все индивидуально: как, сколько, каким образом и так далее. Должно быть желание, исходящее из ощущения Божией любви к нам.

Мне рассказывали один случай, связанный с подвижником XX века. К нему пришли люди и сказали, что у них нет квартиры. И он стал молиться. Как мы представляем молящихся старцев? Встал и начал читать специальные молитвы. А он вместо этого говорит: «Господи, ну дай Аркашке квартиру-то, пожалуйста. Ты видишь, у них семья. Почему у них так все происходит? Пожалуйста, Господи». И эта семья через какой-то промежуток времени вдруг получила искомое, после долгих лет неисполненного желания. Как это происходит? Они не просто так обращаются с дерзновением: «Господи, дай. Я очень хочу» – они всей своей жизнью показывают, что любят этого человека. Этот старец Павел (Груздев) претерпел гонения за свою жизнь. Он исповедник веры, что дает ему некий опыт дерзновения (Как и каждому, кто через это прошел: если я начну так делать, Господь ничего не даст, а если просит человек, облеченный властью, то его молитвы будут по-другому услышаны).

Несколько мифов постоянно встречаются. Один из них: нельзя молиться за грешника (за блудницу или самоубийцу). Тем самым навлекаешь якобы на себя грехи, «карму себе портишь». В общем, за других молиться опасно. Более того, даже какие-то батюшки так говорят. И есть тому подтвержденный случай. Давайте проясним.

– Я тоже это слышал. Не знаю, откуда это пошло. Наверное, чтобы человека не ввести в состояние обольщения: мол, «я сейчас весь мир спасу».

В Евангелии черным по белому написано, что за врагов даже надо молиться, т.е. за тех, кто тебя ненавидит, проклинает и хочет, может быть, даже убить. Ты должен за этих людей молиться. Может, за кого-то вообще никто молиться не будет. А в чем тогда любовь? В чем тогда проявление нашего христианства? Господь говорит: если вы любите любящих вас, то ничем не отличаетесь от грешников. Что-то сверхъестественное должно нами двигать: мы в себе должны возгревать такую любовь, чтобы почувствовать ее даже к тем, кто представляет объективное зло, кого мы знаем как убийц, преступников, маньяков и т.д.

Конечно, это специфический род молитвы. Мы не можем сказать, что будем за них так же молиться, как за тех, кто нам симпатичен, дорог и близок. Может быть, будем молиться даже через силу. Может быть, через это поминовение, когда просто хотя бы будем говорить: «Господи, прости им все грехи, вразуми их, дай им возможность покаяться перед их смертью. Останови их любым образом, чтобы они не продолжали это делать».

Опять же, можно привести много примеров, когда мы должны просто буквально сказать: «А если бы это был мой родственник? Я бы так не рассуждал. Я бы сказал: конечно, это моя обязанность. А если бы я был на этом месте, мне бы хотелось, чтобы за меня молились?»

Бывают случаи, когда на самом деле человек не просит о нем молиться. Вот тогда, может быть, и не надо.

Но, может быть, наоборот, вопреки? Это же тебе надо, ты же его любишь.

– Тогда надо разделять молитву на церковную и личную. Например, мы не молимся за самоубийц – тут есть педагогический момент. Мы показываем живым: если они покончат жизнь самоубийством, за них никто молиться не будет. Но безусловно есть дни, когда совершаются особые молебствия именно о таких людях. А при этом мы с вами должны понимать, что за них, может быть, вообще никто не будет молиться.

Тогда как? Ты должен один на один предстоять перед Богом и, безусловно, их поминать. Другое дело, что ты не можешь заставлять других это делать. То есть ты не можешь кому-то сказать: помолитесь, пожалуйста. Человек сам для себя решил свою участь – он решил уйти из жизни самовольно, а это приравнивается к греху, который не прощается. В церковном плане поминовения осуществить невозможно, но лично это абсолютно точно нужно делать.

Так и с людьми, которые, например, не просят тебя об этом или всей своей жизнью показывают, что они в Бога не верят, может быть, даже кощунствуют, глумятся или гонят христиан… Мы их поминаем, но не дерзаем поминать именно в евхаристическом смысле – соединять их с Телом и Кровью Христа через поминовение на проскомидии, ведь человек этого сам не хочет и говорит: «Я этим не увлекаюсь. Мне это не нужно». Но при этом моя молитва – в том, что я переживаю: мне это не все равно, я хочу, чтобы другой соединился с Богом.

Иоанн Златоуст в этом смысле обращался к своей пастве, укорял ее: «Я не приветствую вашего стремления молиться друг за друга. Вы должны в первую очередь сами за себя молиться». Святой Антоний вообще отказывался молиться за людей, которые идут против Бога. Он говорил: «Если человек не хочет этого, я не буду его (перефразирую) насильно затаскивать в Царство Божие».

Вот такой опыт противоречит многим нашим мифологемам о том, что нужно определенное число помянуть. Люди стараются в записках абсолютно всех указать. Если это от любви – то да. Другое дело, что мы должны понимать: многие этого вообще не хотят. Может быть, мы сейчас противоречим их воле.

Записали:
Анна Вострокнутова
и Анна Купцова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475