Священник Константин Корепанов: Призывание Иисусова имени удерживает ум в памяти о Боге

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1 (2022 г.)

Мы продолжаем читать Слово о трезвении преподобного Исихия из 2-го тома «Добротолюбия». Напомню, речь у нас в прошлый раз шла о трезвении и молитве. Подряд прочитаю два абзаца – 102-й и 103-й: «Забвение обыкновенно погашает хранение ума, как вода погашает огонь. Но непрестанная молитва Иисусова с неослабным трезвением вконец испаряет его из сердца. Молитва имеет нужду в трезвении, как малая лампадочка в свете свечи (может быть, – как лампада в безветрии, чтобы гореть, как свеча).

Должно болезненно пещись о сохранении того, что драгоценно; драгоценно же для нас поистине лишь то, что сохраняет нас от всякого зла, как чувственного, так и мысленного. Это есть хранение ума с призыванием Иисуса Христа, – то, чтобы всегда смотреть во глубину сердца и непрестанно безмолвствовать мыслью – даже, скажу так, и от помыслов, кажущихся десными, и стараться быть пусту от всяких вообще помыслов, дабы не утаились под ними тати. Но, хотя и болезнуем мы, с терпением пребывая в сердце, впрочем утешение близко».

Несколько раз преподобный Исихий говорит о хранении ума с призыванием имени Иисуса Христа. Именно такое двойное действие. Почему?

Начинает он в 102-м абзаце словом, что забвение погашает хранение ума: когда мы забываемся или забываем о Боге, о Христе, этим погашается направленная на трезвение деятельность нашего ума – погашается способность его, охраняющая сердце от вражеских помыслов, от нахождения страстей. Как только мы это забываем, сразу ум вянет и отвлекается на какие-то иные вещи, непрестанно находящиеся вокруг нас.

Если человек-отшельник может хотя бы этим сохранить себя от действия страстей, то мы, люди, живущие в миру, неизбежно, обязательно, как только забываем о Христе, о Боге, тут же перестаем наблюдать за собственным сердцем – и страсти приходят к нам и похищают мир нашего сердца, оно начинает обуреваться страстями.

Поэтому непрестанная молитва Иисусова как раз и приводит к тому, что имя Божие всегда призывается, о Боге всегда помнится и трезвенническая работа нашего ума всегда продолжается: всегда наш ум бодр, чтобы отражать приходящие в него страсти.

Все вроде бы понятно: что одно и то же говорить? Но интересно: в контексте Слова о трезвении преподобного Исихия (и не только: если мы внимательно прочитаем других отцов из «Добротолюбия», пишущих об этом, мы увидим то же), получается, что призывание Иисусова имени удерживает ум в памяти о Боге. Стало быть, это позволяет ему непрестанно вести трезвенническую деятельность, то есть хранить сердце от нахождения страстей.

В некотором смысле роль Иисусовой молитвы функциональна: она нужна, чтобы поддерживать ум в памяти, – а это необходимо, чтобы бдить за собственным сердцем.

Молитва Иисусова вместе с трезвением помогает хранить сердце – и без него она ничего не делает.

Мы призываем имя Иисуса – просто совершаем некую молитву и постоянно ее говорим, но при этом больше ничего не делаем: не случайно же отцы говорили об умном делании – о трезвении говорили много, а не собственно о молитве.

В нашем же повседневном просторечии, в нашем церковноречии молитва Иисусова стала самобытной: она есть сама по себе, то есть «главное – твори Иисусову молитву, а все остальное приложится».

Нет: она необходима, чтобы я мог трезвиться, чтобы мой ум был достаточно бодр и в состоянии осуществлять основной род своей деятельности. Молитва ему необходима – она его вдохновляет, постоянно держит в присутствии Бога и в присутствии памяти Божией. Но главное, что он должен делать, – хранить собственное сердце, как Адам должен был хранить и возделывать рай.

Если мы просто молимся, а трезвения нет (этой работы ума, направленной на охрану собственного сердца – на противостояние помыслам), то нет ничего.

Сердце заполоняется страстями, хотя человек вроде бы творит Иисусову молитву: и каждый из вас видел в жизни, и я немало видел людей действительно с четками в руках – и, судя по перемещению их четок и по сосредоточенному выражению лиц, они действительно постоянно повторяют Иисусову молитву, но при этом раздражены, унылы, гневливы, постоянно вспыхивают, осуждают… Мира нет – собственно плодов молитвы нет.

Само по себе призывание имени Иисусова, как бы хорошо оно ни было (и необходимо для организации внутренней жизни, внутреннего делания человека), состоит не только в молитве.

Если мы теряем внимание, если забываем о Боге, не храним себя в памяти Божией, то и ум наш слабеет – он вянет. Любил об этом говорить святитель Феофан Затворник, именно на этом делая акцент. И постепенно в ум и в сердце (поскольку ум слабеет, он больше не в состоянии охранять сердце) вступает тьма, и сердце снова объято ею.

Если не понимать этого, наступает духовная катастрофа. Языком, даже какой-то частью ума человек призывает имя Иисусово или произносит какие-то иные молитвы, но в сердце у него уже тьма (он кипит негодованием, или осуждением, или завистью, или ревностью, или чревобесием, или похотью, или еще чем-то) и он не может ничего сделать, ведь необходимо запустить трезвенническую деятельность ума: необходимо ум памятью о Боге, молитвой Иисусовой взбодрить, укрепить и поставить на стражу своего сердца, чтобы он выгнал из сердца все существующие там страсти. Если он этого не сделает, сама по себе молитва ни к чему не приведет.

Важно сознавать, что не само по себе произнесение молитвенных слов, а именно деятельность ума, направленная на очищение сердца от страстей, делает сердце способным быть сердцем христианина – именно она дает ему мир.

Это все равно как человек, скажем, молился бы 2–3 часа, чтобы Господь дал ему урожай, потом бы еще 2–3 часа молился, чтобы Господь дал ему урожай, а потом еще и еще молился, чтобы Господь дал ему урожай, – но при этом в огород бы не вышел, землю не вскопал, семена не посеял и пропалывать не стал бы.

Молитва приведет к тому, что урожай будет и сверх того, но она помогает организовать и сделать работу, дает силы, всхожесть семенам и погоду. Но основное-то дело должно быть сделано.

Так же и с деятельностью ума. Если мы молимся, мы должны что-то и делать умом, иначе он у нас придет в расслабление.

Часто мы не понимаем этой особенности умного делания, а ведь это именно делание ума, в котором молитва – чрезвычайно важная составляющая, но ум при этом должен делать еще что-то важное, кроме того что какой-то своей частью произносить слова молитвы.

Современный человек этого не улавливает и не понимает. Он думает, что само по себе произнесение молитвенных слов и есть то единственное, важное и главное: «Главное – твердить умом или словами, языком Иисусову молитву». Казалось бы, все правильно, все нормально, все хорошо.

Почему тогда нет плодов? Почему раздражение? Почему нелюбовь? Почему какие-то вспышки злости? Почему постоянное уныние? Почему страсти человек победить не может, если он действительно делает (и, казалось бы, давно делает) единственное, что необходимо делать?

На самом деле происходит очень простое. Совершая постоянные молитвы, мы не изгоняем помыслы и страсти. Мы приступили к молитве, а сердце наше нечистое, и ум это сердце еще не очистил, он его еще не хранит.

Сердце живет страстями, а ум пытается сотворить молитву. Но чтобы не было во мне страстей, он должен войти в сердце, встать на страже сердца, очистить его и не пускать туда разные мерзкие, гадкие, злые помыслы.

Если этого нет, ум просто надмевается: человек начинает мнить о себе, что он молящийся человек, у него начинает возрастать гордыня, ведь в сердце-то он не стоит и не видит, что у него гордыня, не видит, что у него самомнение.

Он не стоит трезвенным оком ума в своем сердце и не наблюдает, как возросли его самомнение и его гордые помыслы: он не борется с помыслами – он думает, что раз они в голову к нему не входят, то их и нет. Но сердце-то его нечисто.

Молитва необходима, чтобы очистить ум: как мы говорили в прошлый раз, спустить его в сердце. Молящийся ум в сердце очищает его и встает на страже, чтобы не впускать в него недостойные, злые, неправедные помыслы, состояния, чувства. И молитва тогда занимает свое важное место в этом человеке.

Если этого не делать, если просто говорить молитву, не заботясь о самой сути внутреннего делания, то ничего не происходит.

Как говорится в 113-м слове, именно через призывание умом имени Иисуса Христа ум с этой молитвой входит в сердце, привносит в сердце Христа, и Христос наводит там порядок.

Мы говорили про это: Он начинает светить оттуда, Он наполняет тьму нашего сердца Своим светом, очищает, освящает, преображает сердце, и оно делается домом благодати, и ум занимает ту сторожевую позицию, которую он действительно и должен по праву занимать.

Всего этого в нас не происходит. Из всего этого многообразия внутренней деятельности у нас только произнесение (в лучшем случае умом, в худшем – только рассудком или языком) имени Иисуса Христа.

В сердце-то оно не помещается, в сердце-то Бог не сходит – как Бог устами пророка Исаии говорит страшные слова: как этот народ приближается ко Мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих.

И мы видим, что вроде мы молимся-молимся, а сердце бурлит негодованием, раздражением, кипит завистью, ревностью, обижается, простить не может. И есть прочие страсти, ибо сердце наше пусто: Христа мы туда не свели.

101-й абзац: «Когда мы, недостойные, сподобимся со страхом и трепетом причаститься Божественных и пречистых Таин Христа Бога и Царя нашего, тогда наиболее покажем трезвения, хранения ума и строгого внимания, да огнь сей Божественный, т.е. Тело Господа нашего Иисуса Христа, потребит грехи наши, и наши, – малые и большие, – скверны. Ибо, входя в нас, оно тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и отпускает нам прежде бывшие грехи; и ум наш тогда оставляется свободным от беспокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно сохранять ум свой, то, когда опять будем сподобляться Св. Таин, Божественное Тело более и более будет просвещать ум наш и делать его блестящим подобно звезде».

Слова вроде бы понятные, по всей видимости, – знакомые: очень много рассуждений об этой части христианской жизни восходит именно к этим словам преподобного Исихия.

Но вчитаемся в них внимательнее… В этих словах как-то не вполне справедливо некоторые люди, некоторые духовные писатели видят свидетельство, что нужно пребывать в уединении и всячески избегать людей. Но здесь об этом не сказано ни одного слова. Здесь нет даже слова «уединение», здесь нет ничего похожего: трезвение, хранение ума и внимание, чтобы Тело Христа было нам в исцеление души и тела – здесь не сказано об уединении и бегстве от людей.

Конечно, например, у преподобного Исихия, Антония Великого или Серафима Саровского было такое послушание, у них было такое призвание: они находились в уединении – для них это было, некоторым образом, само собой разумеющееся состояние, особенно для Антония Великого: причастившись, от кого ему бегать, если он уже от всех убежал, от кого ему прятаться, если он от всех уже спрятался? Священник приходил, причащал его, уходил, и преподобный Антоний пребывал в уединении. Или преподобный Серафим Саровский приходил, причащался и уходил снова к себе в пустынь, ни с кем стараясь не разговаривать, но и не делая никаких суетных движений в этом отношении – просто тихо, спокойно уходил, особенно когда у него и так был обет молчания и он ни с кем не разговаривал.

Но это люди особого статуса – для них в принципе молчание было нормой: они в принципе убежали от людей. Для них это было не особенное состояние после Причастия – оно было обыкновенно для всего склада их жизни.

Но бегство от людей, если ты живешь в миру, есть дело уж само по себе как минимум нетрезвое. Даже если речь идет не только о мирском человеке, но об общежительном монастыре, ты не можешь бегать людей, ибо ты живешь в общежитии. И это и не сказано: если бы это было сказано, тогда, конечно, это дело надо было бы как-то осуществить. Но христианство этому не учит, и преподобный Исихий здесь говорит не об этом.

Если твой статус – отшельничество, он и остается отшельничеством. Если твой статус – общежитие, он и остается общежитием. Если твой статус – семья в миру, ты семейным человеком и остаешься, живя в миру. Если ты часть христианской общины, ты остаешься частью христианской общины. Это никаким образом не меняется из-за того, что ты причастился Тела и Крови Иисуса Христа.

Наоборот, ты и должен реализовать себя как член христианской общины, христианской семьи, член монашеского общежития: ты и должен, напитавшись Христом, стать частью этого единого Тела. Ведь предполагается, что вся община, все общежитие, вся христианская семья, все, кто сегодня с тобой причащались, сделали то же: вы и есть Тело Христово – они и есть Христос.

Как ты можешь убежать от них? Как ты можешь спрятаться? Если они достойны того, чтобы от них бегать, ты должен бегать от них всегда, а не только после причащения. Если они соблазняют тебя грехом или ввергают в пучину бедствий, их надо бегать всегда, а не только после Причастия. Это получается тогда неадекватное, нетрезвое, неправильное, скверное состояние.

А мы часто руководствуемся именно этим мотивом, причем пряча за него свою нелюбовь к людям и нежелание их любить, прячем свое своеволие – желание, чтобы было только по нашей воле. И теряем плоды причащения мы не потому, что нас окружают люди те или другие, а потому, что мы сами первые возгнушались человеком: поступили не по любви, не по смирению, не по кротости.

Мы как раз и не трезвились над собственным сердцем, не не внимали ему: мы пропустили страсти. Наше сердце кипит раздражением против людей, оно не мирное: мы этих людей судим, ненавидим, презираем – не любим. И виноваты не эти люди – виновато наше сердце.

В таком состоянии мы не можем причащаться. Мы причастились себе в осуждение, потому у нас после причащения внутреннее раздражение, внутренний раздрай: не потому, что есть эти люди и мы не можем от них убежать, а потому, что мы изначально неправильно причащались.

Мы же должны примириться со всеми, простить всех, полюбить всех, по крайней мере, пожелать полюбить всех тех, за кого умер Христос. Если это семья – идти к семье и хранить внутренне сердце свое от раздражения, от нелюбви, от ревности, от обиды.

Вот о чем говорит преподобный Исихий: не бежать от людей, а возвращаясь к людям, хранить сердце свое от этих нехристианских, злобных, человекоубийственных страстей.

А как это сделать, если мы и причастились, имея эти страсти внутри себя? Мы должны их изгнать – мы должны освятить свое сердце покаянием, возненавидев ту нелюбовь (или зависть, или обиду, или ревность), которая уже укоренилась в нашем сердце, очистить, омыть сердце слезами покаяния, причаститься.

Наше сердце очистится ото всей этой злобы и в него войдет Христос. И мы, неся Христа нашей семье или нашему монашескому общежитию, входим туда, стараясь тщательно охранять сердце от того, чтобы снова ревность, или зависть, или злоба, или обида, или жестокость не заползли внутрь нашего сердца.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475