Священник Константин Корепанов: Как же сделать сердце чистым? Как приблизиться сердцем к Богу?

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–46 (2021 г.)

Продолжаем читать Слово о трезвении преподобного Исихия и обращаемся к 70-му абзацу: «Отрекшийся от житейского, то есть от жены, имения и прочего, внешнего лишь человека сделал монахом, а не и внутреннего. Но кто отрекся от страстных помыслов обо всем этом, тот сделал монахом и внутреннего человека, который есть ум. И такой есть истинный монах. Внешнего человека легко сделать монахом, если захочешь, но не мал труд – сделать монахом человека внутреннего».

Мысль в этом абзаце достаточно проста и часто встречается у отцов-подвижников. Необходимость разделения на внутреннего и внешнего человека взята из новозаветной традиции: и в Евангелии, в апостольских посланиях есть указания, что есть некое внешнее и внутреннее благочестие, разделение на внешнего человека и внутреннего. Но, так или иначе, он взял этот образ не с бухты-барахты: этот образ соответствует и объективной реальности, и слову Божию. Поэтому он и говорит о разделении, о том, что есть человек внутренний и человек внешний.

В монашеской традиции это разделение обретает особенную колоритность, особенную форму: внешнее благочестие неизбежно, по умолчанию приводит к фарисейству (еще раз повторю: априори, без вариантов). Если человек, придя в монастырь на подвиг, заботится только о внешнем благочестии, то он никакой не монах и никогда ничего не достигнет: это чистой воды лицемерие и фарисейство – человек только внешне прекрасен и хорош, а внутренне исполнен беззакония и неправды, как покрашенный гроб.

Преподобный Исихий здесь говорит, что очень удобно делать внешнее благочестие: какие сложности в том, чтобы надеть на себя монашескую рясу, монашеский клобук, параман, взять в руки крест, свечку и начать проходить послушания, научиться держать голову вниз, носить четки и класть поклоны, выучить, как целовать иконы, как разуметь службу человеку? Этот внешний образ жизни – внешнее благочестие, поведение и даже слова – очень легко воспроизвести, очень легко осуществить. Изменить внешний имидж не представляется сложным. Конечно, и тут надо что-то уметь, знать, понимать, как во всякой профессиональной деятельности, – но сделать это легко каждому желающему. Истины в этом нет, как нет истины в фарисействе.

Истинное монашество – не внешнее, а внутреннее. Монах – это человек, который заботится не выглядеть монахом, а быть им: не выглядеть христианином, а быть христианином. Если он об этом не заботится, не предпринимает усилий для этого и вообще не знает, как это делается, он естественным образом превращается в фарисея. Мы все свидетели тому, как много у нас этого. Собственно, фарисей – это тот, кто занимается внешними формами благочестия.

Внутренний человек, или, как называет его апостол Петр, сокровенный сердца человек, – другой. Особенно видно, что он другой, ему самому – это может быть никак не видно снаружи, но живущий внутренним миром, живущий внутри самого себя прекрасно знает, что он другой, что внутри него есть жизнь и он живет перед лицом этой жизни. Собственно, именно ощущение жизни перед лицом Божиим, лицом вечной жизни, и есть ключевая интенция, побуждающая человека трезвиться: у него и запускается процесс трезвения, ибо пробуждается внутреннее око ума. А пробуждается оно потому, что он находится перед лицом Божиим. Тогда он приобретает и желание, и способность бдеть над собственным сердцем – тогда и начинается трезвение.

Внешняя деятельность особенно печальна от того, что внешними могут быть не только одежда, благочестие, поведение в храме, слова, – такой же внешней может быть и молитва. Это может быть особенно печально, но, к сожалению, именно это и происходит у людей, живущих только внешней жизнью.

Молитва совершается устами. Громко или тихо, благоговейно или не очень, но человек проговаривает слова, называя их молитвой, тогда как сердце в этом действии (да и не только сердце – даже ум) участия не принимает. В этом смысле человек фарисействующий, но не имеющий естественным образом внутренней молитвы, попадает под слова, сказанные пророком Исаией: «Люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня».

Почитание Бога устами, произнесением молитвенных слов есть лицемерие: у тебя внутри сердце мертвое – ты не видишь того, что ты мертв, твое сердце ничего не чувствует: нет даже внимания к молитве, не то что каких-то сердечных переживаний.

Поскольку ты внешне произносишь слова молитвы, то тебе кажется, что ты живой и молишься. Ты себя вдохновляешь и утешаешь этим, тогда как сердце твое очень далеко отстоит от Бога.

Если человек не изменит своего состояния, то фарисейство естественным образом будет в нем прорастать все глубже и глубже, и все те грехи, в которых Христос упрекал фарисеев, всплывут наружу. Тогда человек действительно увидит, что он лицемер, что внутри него пустота, и на самом деле всем своим сердцем он не чтит Бога, но только имеет некую видимость. Как говорит апостол Павел, имеет вид благочестия, а силы его отвергся: именно того, что дает благочестие, внутреннего состояния перерождения, у них нет.

Как же сделать сердце чистым? Как же приблизиться сердцем к Богу? Здесь преподобный Исихий говорит: «Кто отрекся от страстных помыслов обо всем этом (житейском), тот сделал монахом и внутреннего человека, который есть ум».

Оказывается, главное – не в изменении внешнего вида (хотя он, конечно, тоже важен – помогает провести границу между собой и миром, помогает человеку собраться, дисциплинироваться, как-то пережить внутреннее возрождение), но именно внутреннее возрождение. Если человек просто надел монашескую одежду, устроился в какой-нибудь монастырский хор, назначен на монастырские послушания и их исполняет – это все хорошо, но в монастырь-то он приходит для изменения самого себя, перерождения себя перед лицом Бога, изменения своего сердца.

Если внешнее есть, а внутреннего нет, то нет и изменения: измениться должна не моя одежда, а мое отношение к людям, к Богу (и в том числе к одежде).

Получается, что можно отречься от жены, имения, собственности, от книг, преподавания – от многого, от всего, но внутри ничего не будет, если человек не будет заботиться именно о возрождении внутреннем, о том, чтобы внутренне измениться. Именно внутреннее изменение, перерождение человека и приближение к нему сердцем и есть суть отречения от страстных помыслов.

Что такое страстные помыслы? Это некие пристрастия сердца, страстности, привязывающие человека к чему-то или кому-то: человек надеется на что-то, дорожит чем-то: это кусочек сердца, который он не отдал Богу, но в который он поставил идола и этому идолу служит.

Конечно, идол может быть открытым, человек может грешить явно. А может быть и спрятанным – тогда человек боится явно грешить, поэтому грешит скрытым образом: так, чтобы никто не узнал.

Даже он сам может не догадываться об идоле.

Если у человека есть вожделение, утешение, стремление к чему-то помимо Бога, упование на что-то помимо Бога, нежелание отдать Ему кусочек сердца, то человек привязан – пристрастился к чему-то. Раз пристрастился, то эта страстишка и становится его маленьким скучным терафимом – идолом.

Поэтому когда приходит Господь, Он сокрушает наших идолов – Он просит у нас позволения, чтобы мы пустили Его внутрь и чтобы Он там сокрушил наших идолов, от которых мы согласились отречься.

Есть в 14 главе Книге пророка Иезекииля небольшой фрагмент. Глава начинается с того, что приходят вельможи и разные людские старцы к пророку Иезекиилю и вопрошают его о воле Божией – и устами пророка Иезекииля Бог говорит: если кто из дома Израилева допустит идолов своих в сердце свое и поставит соблазн нечестия своего перед лицем своим, и придет к пророку, – то Я, Господь, могу ли, при множестве идолов его, дать ему ответ? Пусть дом Израилев поймет в сердце своем, что все они через своих идолов сделались чужими для Меня. Посему скажи дому Израилеву: так говорит Господь Бог: обратитесь и отвратитесь от идолов ваших, и от всех мерзостей ваших отвратите лице ваше.

Кто не сделает этого, тот не будет услышан Богом, не будет принят Богом: Он никогда не откроет ему Своей воли, так как человек допустил в свое сердце идолов и им поклоняется – стало быть, он не поклоняется Богу, ведь нельзя служить Богу и идолу одновременно.

Таким образом, мы видим человека, который поставил идола в сердце или имеет соблазн нечестия – некую страсть, мучающую его, привлекающую (и не важно, насколько она сильна: кто-то копит на счетах миллионы, а кто-то отложил на всякий случай один серебряный рубль – и тот, и другой имеют идола в сердце, и тот, и другой сребролюбивые, ибо надеяться на серебряный рубль нельзя: надо надеяться на Бога. Но человек завернул этот рубль в тряпицу и хранит его как зеницу ока «на всякий случай» – кусочком сердца он надеется не на Бога, а на эту монету; она стала для него его надеждой, источником жизни).

Таких эпизодов и пристрастий разного рода может быть в реальности очень много, но смысл один: если ты не отрекся от страстных помыслов, то они живут внутри тебя, они там роятся, культивируются, и их нужно очистить.

Это значит, что нужно не внешнее делание, а внутреннее: не наблюдать за тем, как я выгляжу и такого ли фасона моя монашеская одежда, а следить за тем, чтобы молитвой и постом, подвигом, добрыми делами или чем-то еще мы очистили бы сердце от страстности. Тогда там бы мог поселиться Христос, и тогда мы имели бы возможность в сердце не только служить Богу, но и трезвиться, ведь сердце наше было бы чистым, страсти оттуда ушли бы, и мы могли бы силой нашего ума и благодати Божией стоять на страже своего сердца.

Из всего этого следует еще один замечательный факт, и мне он представляется гораздо более важным, глубоким.

Если человек оставил жену, имение, работу, оставил даже свою одежду и надел монашескую, оставил свой дом и переселился в монастырь, но сердце не изменил, то никакой он не монах и Христа в его сердце нет.

Но если человек живет семьей, живет с женой, имеет имение, но ко всему этому не пристрастился, всего этого не вожделеет постоянно и не имеет страстно привязанного ко всему этому сердца, то совершенно не важно, какая у него форма одежды, какой у него образ жизни и насколько велика или мала его келья, его дом. Это не имеет значения, ибо важно, каково его сердце.

Если в сущности неважно, какова внешность и что происходит вовне, то, стало быть, эти слова относятся и к тем, кто не оставил свою жену, кто живет с семьей, кто имеет имение: он может стать и внутренним монахом, если заботится не о внешнем, а о внутреннем, если он не пристрастился ко всему тому, что имеет, если то, что он имеет, для него лишь орудие Промысла Божия – и это главное для него.

Бог так устроил, что есть жена, чтобы воспитывать, рожать детей или нести какое-то иное служение: Бог дал ее, чтобы научить человека любви, заботе или совместной молитве – может быть очень много разных нюансов. Главное, человек понимает: если это есть – значит, это от Бога.

Именно от Бога: это не мое, но Бог дал мне, чтобы я и она исполнили свое служение – Бог дал имение, детей, чтобы я исполнил свое служение.

Если человек воспринимает все внешнее как дары Божии, данные ему для осуществления служения, а внутри борется с пристрастиями к тем приятным вещам, что его окружают (к собственности, власти, имению), если понимает, что все внешнее остается просто внешним, а Бог смотрит на сердце (Сын мой! отдай сердце твое мне, и глаза твои да наблюдают пути мои), – тогда и человек женатый (семейный, имеющий имение) думает о внутреннем.

Думая о внутреннем, он борется со страстями, идолами, привязанностями внутри сердца. Семья, жена, дети и имение ему не мешают, ибо главное для Бога – это внутренний человек.

Если ум человеческий чист и человек собран вовнутрь, то он вполне себе монах, и внешне монахом не будучи: главное именно то монашество, которое внутри.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475