Священник Константин Корепанов: Ум ничего не говорит нам о мире. Каково состояние нашего ума – так мы и видим мир

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №23, №№25–26 (2021 г.)

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана Римлянина из 1-го тома «Добротолюбия». Напомню, мы начали разговор о рассуждении (в сущности, это последняя тема в его сочинениях из «Добротолюбия») и прочитали 211-й абзац, где Иоанн Кассиан ссылается на древних святых, на Антония Великого – отца монашества, который первый сформулировал  важнейший принцип духовной жизни о необходимости, неизбежности, главенстве рассуждения над всеми другими добродетелями.

В прошлый раз мы немного об этом говорили: я понимаю, что это не так очевидно и что надо прожить 20 или 30 лет более или менее внимательной духовной жизни, чтобы понять, как важно, как значимо рассуждение, какую ключевую роль во всем оно играет.

В конце 211-го абзаца Иоанн Кассиан ссылается на свидетельство Евангелия от Матфея: «В Евангелии она называется оком и светильником души: «светильник телу», говорит Господь, «есть око: аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет: аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет» (Мф. 6, 22–23). Как свет все освещает и око все видит, так и она все помышления и дела человека пересматривая и обсуждая, выясняет и определяет, что должно делать, как и от чего следует удержаться. Когда же у кого не достает такой рассудительности, тогда дела его и помышления, не будучи строго обсуждаемы, текут, как течется, и тут враг успевает подставить ему кажущееся добро вместо истинного, и, прикрывая им ров или сеть, ввергает в них, и погубляет его». Этот отрывок, со ссылкой на Евангелие от Матфея, создает как бы христианско-евангельское основание для представления о рассудительности: светильник телу есть око, ум есть око души.

Сказать об этом – дело нехитрое, несложное. Но надо сначала убедить, что светильник для тела есть око: это же не очевидно вовсе. В самом простом смысле слова – «если человек видит, то он знает, куда идет; если он не видит, он не знает, куда идет»: простая вещь, вроде очевидная. Но вся очевидность заканчивается в ту секунду, когда мы пытаемся применить это к уму.

Мы привыкли считать: как око видит, так все и есть на самом деле, как ум представляет, так оно и есть. А что ум может быть чистым или нечистым, светлым или темным, мрачным или довольным, радостным или угрюмым, нам и в голову не приходит.

Мы привыкли воспринимать собственное состояние, восприятие окружающей действительности как некую объективную данность. А с чего мы это решили? Нам так кажется – тем более, если мы успели сформироваться в эпоху марксистско-ленинской философии, нам об этом на каждом уроке философии и обществознания говорили. Если мы росли недавно, мы вообще понятия не имеем, что у нас есть ум: мы просто живем, видим, любые приходящие в голову мысли принимаем как само собой разумеющиеся и вообще ни о чем не задумываемся больше.

Вовсе не очевидно, что состояние нашего ума каким-то образом изменчиво и зависит от нас, что ум наш не отражает объективной действительности – он отражает субъективную действительность. Ум ничего не говорит нам о мире – ум говорит нам о нас самих: каково состояние нашего ума, так мы и видим мир. Верующий ум видит так, неверующий – иначе. Влюбленный – видит так, а тот, кто пережил предательство, – иначе. Человек, который любит свою Родину, видит в ней одно, человек, который ненавидит свою Родину, видит в ней другое.

Есть некий пропагандистский ход, который используют разные публицисты, трибуны, СМИ, говоря: «Смотрите, ведь объективно вот что творится». То, что творится объективно, – это факты, а наше отношение к этим фактам, наши восприятие и оценка их необъективны: они зависят от состояния нашего ума.

А это вещь не совсем очевидная. Об этом никто не то что из просто христиан, а никто из внимательных христиан не говорит – об этом пишут только святые отцы, больше никто. Только они говорят, что все зависит от нашего ума.

Приточные слова, на которые ссылается здесь Иоанн Кассиан, цитируя Антония Великого, сказаны в Писании. И церковная традиция всегда их так и понимала: светильник для тела есть око, а око души есть ум – и от состояния нашего ума все и зависит.

Собственно, это методологическое Евангельское основание всего умного делания буквально с первейших христианских времен до сего дня. И кроме святых отцов, об этом вообще, по большому счету, никто не пишет, ибо важно именно очищение ума, просвещение ума, утверждение ума и напитывание ума – вот, скажем, апостол Павел пишет: «Я вас питаю словесным молоком, потому что воспринять твердую пищу вы еще не можете», или: «лучше сказать пять слов умом, чем множество языком», или: обновиться духом ума вашего.

Если бы у нас была такая задача, мы бы собрали целый цитатник, как Новый Завет свидетельствует о словах Иисуса Христа, что ум есть око души и его важно именно утверждать, чтобы ум был твердым – непоколебимо стоял на основаниях христианских, был непоколебимо утвержден в истине. Он должен быть просвещен светом Священного Писания, ибо если он не просвещен светом Откровения, откуда он будет черпать основания для своего рассуждения и для различения помыслов и событий, встречающихся в мире? Он должен быть освящен – напитан благодатью Святого Духа и этой же благодатью очищен, чтобы никакая нечистая и злая суетная мысль не оскверняла его. Это все работа ума.

Враг немало преуспел  в том, чтобы убедить не только людей, но и вообще христиан, что не так важно заботиться об уме: «Смотри что хочешь, читай что хочешь, слушай что хочешь, думай что хочешь, все остальное не важно. Главное делать добрые дела – вот и делай добрые дела. Ну и что, что ты не веришь? Делай добрые дела. Ну и что, что ты богохульник? Делай добрые дела. Ну и что, что ты разрушаешь собственную жизнь? Главное – делай добрые дела».

Враг немало преуспел в том, чтобы помрачить око человеческого ума и сделать его невосприимчивым вообще ни к какому проблеску света, чтобы ум человека погрузился во тьму.

Молитва играет самую важную в очищении ума человеческого роль: во время молитвы именно ум – тот орган, который молится. Конечно, ум должен быть, как говорят святые отцы, погружен в сердце, но погружаясь в сердце, именно он в сердце действует, именно он в сердце молится, в сердце рассматривает страсти, движения, волнения и чувства, которые в него входят. Ум и является началом всякого молитвенного делания: можно молиться просто языком, но даже люди, молящиеся языком, понимают, что это совсем не то.

Молитва начинается, когда молится человеческий ум: с этого она начинается. Закончиться она может вообще в очень высоких и глубоких состояниях, о которых я не буду говорить, но о них пишут святые отцы (может быть, мы до них когда-нибудь дойдем), – но начинается это всегда только с умного делания: с молитвы, произносимой умом, с ума, внимающего словам молитвы. Поэтому и очищение ума начинается в первую очередь с молитвы.

Второе, что необходимо, – это слезы. Они обладают тем удивительным качеством, свойством, что способны очищать око человеческого ума.

Как мы мыли окна в прежние времена мыльной водой, в нынешние времена моем разными очистительными средствами, поливаем, вытираем, поливаем, вытираем – и в конце концов стекла наших домов становятся прозрачными, так же делаем и с оком ума: надо поливать и мыть, поливать и мыть… Чем больше человек плачет, тем чище его ум, особенно если это плач молитвенный.

Третье, что необходимо делать, чтобы очистить, сделать ясным око человеческого ума, – читать Священное Писание: оно есть свет, как раз данный человеку, чтобы освещать путь, очищать, промывать собственное сознание.

Конечно, в отличие от слез и молитвы, Священное Писание не обладает столь безусловной и абсолютной силой и действием над человеком: если человек не молится и не плачет, если не соотносит себя с таинствами Церкви, если вообще он вне Церкви, то Священное Писание может его завести в далекие дебри – нет такого зла, которое бы не было оправдано тем или иным текстом, выдернутым из Священного Писания, нет такой лжи, которая так или иначе не основывалась бы на тексте Священного Писания. Как говорит в начале христианской эпохи апостол Петр, притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших: чтобы Священное Писание действительно освещало и озаряло нас, как утренняя звезда в ночи, важно, чтобы Дух Святой, Который сотворил, создал это Священное Писание, был уже в человеке. Если Его в человеке нет, то ни одно слово из Священного Писания не будет понято и принято как должно: никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым.

А раз так, очень важно понимать, сознавать, что рассуждение как дар благодати, как дар хотя бы некоего подвига молитвы, подвига самоотречения, подвига плача нужно отличать от рассуждения и рассудительности как человеческой способности, присущей очень многим людям.

Есть люди рассудительные, есть люди наблюдательные, как какой-нибудь Шерлок, есть люди философствующие. Все они так или иначе естественно причастны обыкновенной человеческой рассудительности. Но рассудительность, о которой пишут преподобный Антоний или Иоанн Кассиан, – нечто совершенно иное.

Важно это понимать, ведь если человек свою естественную способность к рассуждению считает даром благодати, той же самой рассудительностью, о которой здесь пишет преподобный Иоанн Кассиан, то она скорее всего будет его не вести к Богу, а станет для него кандалами, якорем, который его навсегда прикует к одному месту. Он шага не сможет сделать, будет все время рассуждать, зачем, почему, а стоит ли, а не стоит ли, а вообще так оно или не так, надо проверить – вот эти так говорят, а вот эти эдак говорят, а может, ничего этого и не было? «И зачем я буду делать какие-то шаги, надо же сначала рассудить, что делать!» – и человек может так рассуждать всю жизнь, так и не сдвинувшись с мертвой точки.

Очень нередко бывает такая проблема с современными людьми, но отцы говорят, что и в прежние времена так было: человек вроде и решился, и вроде стал христианином, и вроде как-то пошел по какому-то пути к Богу; правильный это путь или неправильный, он пока не может понять в силу отсутствия подлинной духовной рассудительности, но он прочитал, что рассудительность – очень важная вещь, и идет по жизни, пытаясь вроде бы как бы рассуждать. Ему приходит в голову мысль, он подвергает ее сомнению, приходит другая мысль – он снова подвергает ее сомнению.

Он говорит: «Надо же рассуждать – вдруг мне предлагается мнимое добро вместо реального?» – он вроде бы даже к таинствам приступает и что-то делает по Евангелию, но мысли его запутывают так, что в конце концов ум у него полностью завязывается гордиевым узлом: ни одну мысль он принять не может – ни одной мысли нет, ибо каждую он подвергает сомнению, каждую отвергает, над каждой  рассуждает. В результате он оказывается человеком, блуждающим по кругу. Мысль говорит ему «иди направо», он только двинется, думает: «А вдруг это неправильная мысль?», идет налево – «а вдруг это неправильная мысль?»… И идет назад – «а вдруг это неправильная мысль»? Так он ходит по кругу, плутая туда-сюда, вроде бы и веруя, вроде бы уповая на Христа, но эта запутанность жизни ничего не дает.

Чтобы отличить эту плотскую рассудительность от подлинной духовной, которая есть все-таки плод духовной жизни, важно понимать, что она – именно плод, выстроенный на том, что человек учится отрекаться от своей воли (мы об этом еще поговорим в другой раз). Когда человек готов к отречению от своей воли, своего мнения и идет этим путем, исполняя некоторые необходимые условия и требования для всякого подвижника, то он  достигает подлинной рассудительности, ключевые и отличительные качествами которой – мир и тишина.

Когда человек достиг рассудительности, помыслы не волнуются и не волнуют человека. Они есть, они приходят, но они не пугают его, так как весь ум человека укоренен в Боге – он стоит как дом на камне, ибо весь многочисленный и многолетний искус человек провел с Богом: он в Нем, перед Его Лицом в молитве повергал каждую свою мысль, каждое свое мнение, каждый приходящий помысел. И эта медленная работа в присутствии Бога умом, не укорененным в Божественной благодати, постепенно (через молитвенное общение, предстояние перед Богом) приводит человека к тому, что он обретает внутреннюю непоколебимость.

И тогда сомнения приходят и уходят, они не могут поколебать здание ума, укорененного в Боге, ибо многие дни, месяцы и годы человек рассматривал каждый помысел в молитве, повергая себя в молитве перед лицом Бога.

Закончу отрывком из Послания апостола Иакова – он пишет о том же: Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо где зависть и сварливость, там неустройство и все худое. Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна – это о характеристиках подлинной мудрости или подлинной рассудительности.

Нам же важно обратить внимание: там, где есть сварливость, где есть зависть, недовольство чем-то, по преимуществу кем-то, постоянная конфликтность в отношениях с другими людьми, неприятие других людей, то это никакое не рассуждение, это очень далеко от него.

А искренняя мудрость мирна, несварлива, послушлива, то есть человек обладает такой способностью – он слушается. Как же иначе? Ведь рассудительность и послушание как две стороны одной медали: человек никогда не научится рассуждению (и об этом Иоанн Кассиан еще скажет свое слово), если не научится послушанию. А кого именно и как слушаться слушаться и учит нас рассудительность.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475