Священник Александр Волков: Что значит «видеть грехи других»? Если ты видишь грехи других, надо закрывать глаза

Первый вопрос посвящен Евангельскому чтению, где есть очень непонятные слова. Господь говорит: «Наступает время, когда всякий убивающий вас будет думать, что он этим служит Богу». Казалось бы, убийство осуждено еще в Ветхом Завете, это противоречит Божией заповеди. Почему Христос говорит эти слова и что они означают?

– Христос готовит Своих учеников к периоду бытия христианской Церкви, когда против последователей Спасителя начнутся страшные гонения. Причем гонения начинаются изнутри – со стороны иудейской общины. Мы знаем пример апостола Павла, который до обращения был извергом и гонителем Церкви и сам себя проклинал всю жизнь за эти поступки.

Мы знаем, что Римская империя была против маленькой зарождающейся христианской общины. Чудовищные гонения на протяжении первых трех с половиной веков бытия христианства были неотъемлемой частью жизни Церкви. И люди, исповедовавшие языческие верования, искренне полагали, что делают благое дело, уничтожая тех, кто не готов был подчиняться их требованиям поклоняться цезарю или языческим богам.

Если посмотреть дальше, то уже внутри христианства столкновения на духовной почве становились основой для гонений и убийств вспомним эпоху иконоборчества, когда огромное множество христиан уничтожили люди, которые были почему-то убеждены, что совершают доброе дело. Внутри христианства то же самое происходило и в Средние века – вспомним католическо-протестантские войны, гугенотов и прочих. Да и в нашей стране такое тоже было, когда были гонения на старообрядцев.

В любом случае внутренняя убежденность людей, что они готовы ради своей веры убивать других, не согласных с их точкой зрения, вполне распространена. Христос именно об этом хочет сказать и от этого предостеречь.

Если уж совсем недалеко ходить за примером, новомученики начала XX века в нашей стране появились тоже от убежденности людей, что они уничтожают своих же сограждан только потому, что те отличаются от них по вере (атеизм здесь – как некая вера).

Но если посмотреть внимательно по отношению к нашей христианской общине, мы увидим: многие не убивают, но внутренне испытывают такую ненависть по отношению к людям, которые чуть-чуть отличаются от них (женщины стоят в храме не в юбке, а в брюках, мужчины заходят в храм в шортах, некоторые приводят своих шумных детей), что готовы им буквально в глотку вцепиться.

Нынешняя полемика вокруг того, прививаться или нет, думать так или по-другому, вызывает в социальных сетях православных сообществ бури проклятия и гнева по отношению к другим. Это тоже в некотором смысле духовное убийство, то, о чем Христос предупреждал.

Человеку присуще такое чудовищное свойство, и все начинается с простых вещей, но доходит до смертоубийства. Нам всем нужно этого остерегаться, и Господь в Евангелии об этом совершенно ясно и четко говорит.

Вопрос телезрителя: «Как понимать повеление апостола Павла: жены ваши в церквах да молчат?»

– Эти слова апостола Павла подразумевают правильное определение места женщины и ее роли.

Конечно, тут надо понимать, что апостол Павел жил в традиционном иудейском обществе, где были свои законы и правила о положении женщин. Сейчас, спустя века после апостола Павла, мы несколько переосмыслили положение женщины в Церкви и не можем воспринимать слова апостола буквально – в том смысле, что женщина в Церкви не может призываться ни к какой активности, не может говорить что-то, связанное с нашей верой. И мы знаем прекрасные примеры на протяжении всей истории христианства…

Но все же, как кажется, по преимуществу роль женщины внутри собрания во время богослужения скорее не учительная: учительством в Церкви призван заниматься священнослужитель, а женщина имеет в этом смысле иную роль (не скажу, что вторичную, но иную), у нее иные задачи.

Вы, отвечая на предыдущий вопрос, сказали про традицию. Традиция же не догматична? Мы не придерживаемся традиции, не имея права отступать вправо или влево. Каков диапазон – насколько от традиции можно отклоняться?

– Все должно проходить с правильным рассуждением.

Традиция всегда требует рассуждения и, что важно, не должна быть бездумной. Если мы принимаем без какого-то размышления церковные догматы (хотя они тоже требуют размышления и принятия, мысли о них, но все же мы должны действовать в некоторых рамках нашего богословия), то традиция в первую очередь требует размышления: откуда она взялась, что собой подчеркивает и являет?

Если она ничего не подчеркивает и ни к чему не прикладывается, тогда, может быть, ее можно особо и не придерживаться. Но если традиция связана с историей конкретного народа и конкретной страны, его религиозных практик, то это важно и необходимо. Если традиция уже вошла в богослужебный чин (наши богослужения на 95% – традиция), это тоже требует уважения, почитания и сохранения.

И, что самое важное, традиция, сама по себе добрая и правильная, при разумном рассуждении и размышлении о ней всегда сохраняет человека внешним образом в Церкви: не дает ему выпасть из пространства, в котором он находится.

Люди любят говорить, что традиция не так важна – нужен дух, свобода размышлений, мыслей и молитвы. Это все прекрасно, если у тебя есть внутренний дух, которым ты живешь. Иоанн Кронштадтский разрушал все традиции вообще (служил каждый день, говорил о Евхаристии, причащался, причащал других – много всего делал, чего не было в то время в Церкви), но если ты пока не отец Иоанн Кронштадтский, то лучше, конечно, свой духовный опыт соизмерять – в том числе с нашей традицией. Так будет уж точно полезнее и спасительнее.

Как относиться к людям, которые принадлежат к другой традиции или же осмысленно перенимают другую?

– Нам не нужно ни в коем случае относиться с враждебностью и неприятием к человеку, который имеет иную традицию внутри христианства. Конечно, христианство за 2 000 лет накопило и богатый опыт, и расхождения, и они внутри христианства бывают порой колоссальны.

И здесь мы должны очень четко понимать, что есть разница догматическая, вероучительная между Православием и другими христианскими деноминациями. Однако мы понимаем, что люди, исповедующие Христа и прославляющие Бога, в Троице славимого как Сына Божия и одного из Лиц Пресвятой Троицы, вполне христиане, такие же, как и мы, но с иной традицией, иным подходом, иной духовностью, иными взглядами. И относиться к ним нужно с уважением и приятием того, что эти люди делают.

В этом смысле люблю приводить пример. Мы смотрим на расхождения с Римско-Католической Церковью и говорим, что они такие, а мы такие. А можно посмотреть на таких же православных людей – африканцев. Они во время богослужения танцуют перед Богом. Мы так не умеем, у нас нет такого в традиции. Если я завтра в храме буду со своими бабушками и юношами танцевать перед алтарем и иконостасом, на меня сразу докладную напишут священноначалию и благополучно отправят в какой-нибудь монастырь каяться – и правильно, ибо это будет нарушением нашей традиции. Но вместе с этим мы должны с уважением и любовью относиться к тем, кто так прекрасно выражает свою веру в рамках Православия, но совсем иначе. Мне кажется, прекрасно, что у нас есть разные традиции: в них так красиво и разнообразно проявляется наша христианская вера.

Вопрос телезрителя: «По обычаю иудеи во время празднования пасхи в течение празднества выпивали 4 чаши вина. Каждая чаша соответствовала определенному символу. Христос с учениками праздновали пасху именно по иудейскому обычаю. Содержимое какой из 4-х чаш Он назвал Своей Кровью?»

– Это сложный вопрос, на него нет однозначного ответа. Вы действительно правы: Христос со Своими учениками исполнял Закон и традицию, связанную с празднованием песаха – праздника ветхозаветной пасхи.

Насколько я знаю (исходя из текстов исследований, которые читал), употребление в Евангелии от Иоанна слов о чаше после вечерни позволяет сделать вывод, что Христос, исполнив все необходимое по еврейскому Закону, предложил ученикам выпить еще одну, пятую чашу – Нового Завета: Он предложил им новую чашу, таким образом начав новое служение, Новый Завет, новую Литургию для своих последователей – ту Евхаристию, которая теперь, после ветхозаветного богослужения, совершается по-новому в наших храмах каждый день.

Косвенно коснусь вопроса о чаше. Как православному человеку относиться к легенде или преданию о святом Граале – Чаше, которая, по преданию, была Чашей Евхаристии? Затем Иосиф Аримафейский собрал в нее, по преданию, кровь с креста, и она исчезла.

– Честно говоря, я об этом никогда не задумывался так серьезно, чтобы поставить это в качестве проблемы. Я думаю, тут можно посмотреть немного глубже на существование мифов вокруг ключевых вещей в нашей вере…

На протяжении тысячелетий христианства мифы накапливались в среде верующих людей, на все, что связано с народным восприятием, с соединением христианства и народной, местами языческой, основой – с преобразованием языческих традиций, их переосмыслением в христианскую богослужебную традицию.

Все это говорит, что христианство шире, чем его центральная, догматическая, вероучительная и единственно возможная полезная к спасению часть: все остальное тоже есть, и это прекрасно. Это наполняет все дополнительными смыслами. Как и история с Граалем. С исторической точки зрения, она может подвергнуться критике со стороны исследователей. Наверно, есть тысячи исследований, посвященных этой теме (как за, так и против). Можно воспринимать это как некий благочестивый миф. Это не сказка, а миф – не выдумка, не присказки, не фантазии, это что-то очень важное, на духовном уровне связанное с верой, вероучением, истиной. Миф имеет очень сложную структуру (можно почитать Лосева – он очень глубоко об этих вещах говорит).

К этому нужно относиться спокойно и воспринимать как часть жизни, как часть духовного опыта наших братьев, западных христиан. У нас тоже есть много преданий такого рода, их важно сохранять. Нужно относиться спокойно, тем более этот вопрос не требует религиозного участия. Есть такая традиция. Хорошо, что она есть. Ее не нужно опровергать.

Оскверняется ли христианство при соприкосновении с язычеством?

– Если бы христианство осквернялось, оно имело бы другую историю развития. Христианство началось в Иерусалимском храме: первая община апостолов и их последователей, пока еще не начались гонения, собиралась не где-нибудь, а в Иерусалимском храме. Затем – тайно по домам благочестивых христиан. А когда стало легче, то стали разрушать капища языческих богов и из этих колонн, кирпичей и прочего строили христианские храмы. И изображения, которые мы находим, например, в катакомбах, имеют некоторую связь с символикой, что была до христианства, как и всякие визуальные наши вещи. Икона связана с египетским фаюмским портретом, который не имеет никакого отношения к христианству (может быть, это было такое эстетическое предощущение – в этом нет ничего плохого). Так и поэзия наша – церковное гимнотворчество, каноны и другие песнопения так или иначе используют метрику, риторические приемы, которые были свойственны античной литературе. И так все в христианстве (в книге святителя Василия Великого «К юношам о пользе чтения языческих книг» очень подробно об этом говорится).

Была и другая позиция – она категорически пыталась выжечь из христианства такие проявления, но потерпела историческую неудачу. Это нормально, что все совмещается, все соединяется. Человек – цельный: он личность, которая развивается внутри своих корней, традиции, своего города.

Пришло христианство на наши земли, и князем Владимиром крещенная Русь еще столетия имела внутри себя народные, языческие по своему истоку, вещи. Такова жизнь.

Христианство этим не оскверняется – оно освящает духовное, традиционное, культурное пространство, в которое входит.

Вопрос телезрительницы: «Когда прошу Господа показать мне мои грехи, постоянно замечаю, что осуждаю. Это очень напрягает. Может, я что-то делаю не так?»

– Осуждение – всегда грех. Если мы видим, что осуждаем, это нуждается и в исправлении, и в раскаянии. Это довольно решительная просьба к Господу: «Дай мне увидеть мои грехи» – она очень ответственная, связанная с готовностью принять то, что я действительно эти грехи увижу. Не очень приятная картинка, и мы ее по большей части боимся, поверхностно на это смотрим.

В Великий пост мы читаем молитвы Ефрема Сирина, там есть пронзительное прошение: «Господи, дай мне видеть мои прегрешения». Это же настолько больно человеку, ножичком прямо в живот… Больно увидеть себя в своей блевотине, в своей грязи, когда я не представляю даже, не думаю о том, что я таков.

Когда мы так просим Бога, в какой-то момент действительно начинаем видеть свой грех. Он нас ужасает. Но это и есть правильный путь.

А если начинаешь видеть не только свои грехи, но и грехи других?

– Значит, что-то пошло не так. Что значит «видеть грехи других»? Если ты видишь грехи других, надо закрывать глаза. Как старшие сыновья пьяного Ноя, надо закрыть грехи других каким-то плащом и отойти в сторону, а не смеяться над ними.

Когда мы видим грех другого, он становится заразой, и она передается нам. Поэтому святые отцы учат всячески избегать рассматривания, размышления о чужом грехе, внимательного взгляда по отношению к другому человеку. И потому, что это вредно с точки зрения радиоактивности греха, и потому, что это, как сейчас правильно задала вопрос зрительница, приводит к греху осуждения.

Вопрос телезрителя: «Скажите, как побороть грех осуждения? Многое получилось преодолеть, но с этим пока не получается».

– Я на Исповеди обычно так говорю: как только у вас получится преодолеть грех осуждения, вы сразу звони́те на телеканал «Союз» и всем об этом рассказывайте... Это, наверное, самая сложная задача, какая у нас есть. Каких-то в двух словах инструментов, как у американских проповедников, я вам давать не буду.

Откройте Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника, почитайте про осуждение, откройте Иоанна Лествичника, если Вам хватает духовного опыта читать такую серьезную литературу: читайте, изучайте – все сказано за века до нас. Не то чтобы не хочу про это говорить, просто это такие укорененные страсти, которые есть у каждого из нас; они не могут разрешиться за один раз каким-то простым, метким, искрометным ответом.

Есть ли разница между критикой и осуждением?

– Да, наверное, есть, но она очень тонкая. Я думаю, что общий принцип таков: мы не должны осуждать грешника, но должны осуждать грех.

Мы не можем не давать оценку происходящему вокруг нас и в узком, и в широком смысле этого слова.

В узком кругу нашего жизненного пространства мы не можем не давать оценку поступкам детей, сослуживцев по работе, коллег, друзей и так далее. Мы даем оценку, говорим: это хорошо, это плохо, это связано с воспитанием и так далее. Это, конечно, совершенно необходимо, особенно когда ты за кого-то отвечаешь – за своих детей, подчиненных на работе. Это нужно.

Но если ты осуждаешь не грех в человеке, а самого человека как личность, если внутренне говоришь ему «безумец» и это составляет твое отношение к человеку, это, конечно, уже грех.

Нужно плакать о грехе, болеть о том, что человек совершает грех – так, по крайней мере, советуют святые отцы. Это почти недостижимо, наверное, для нас, но это некая модель направления нашего движения, нашего усилия. Мы должны болеть от того, что видим человека в грехе. В этом и есть то самое разделение. Когда мы осуждаем, мы уже злорадствуем, говорим: «Да он колбасу жрет по средам – он грешник, его Бог сейчас накажет тем, что он заболеет ковидом».

Другое дело, когда мы болеем о том, что человек не понимает каких-то вещей, нам просто невыносимо больно: это уже приближение к святости. Нам всем нужно к этому стремиться.

Критика необходима, но она должна быть очень аккуратной и не затрагивать человеческой личности и моего отношения к человеку: она должна быть только по отношению к той ошибке, тому греху, заблуждению, что есть у человека, но не к нему самому.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475