Священник Константин Корепанов: Рано или поздно я начинаю думать: Бог слышит всякого, даже если тот просто шепчет в глубинах сердца своего молитву

Продолжение. Начало в №31 (1072), №34 (1075) 2020 – №21 (1110) 2021

Продолжаем читать наставления святого Иоанна Кассиана Римлянина из 2-го тома «Добротолюбия» – мы в прошлый раз остановились на 206-м абзаце, где Иоанн Кассиан говорит, чтό есть знак услышания молитвы (что, естественно, для каждого молящегося человека очень важно).

Частично напомню этот абзац: «Какой знак услышания молитвы? – Когда во время молитвы не смущает нас никакое сомнение, и ничто надежды нашего прошения не низлагает нечаянием, если в самом излиянии молитвы чувствуем, что мы получили то, чего просили, то да не сомневаемся, что молитвы действительно услышаны. Ибо настолько молящийся удостоится услышан быть и получить просимое, насколько будет верить, что Бог на него взирает и может исполнить его прошение…».

По мысли Иоанна Кассиана, молитва услышана, когда наше же собственное сердце свидетельствует нам, что все будет хорошо: она достигает полноты зрелости, и внутри ее самой получается внутренняя убежденность, не поддерживаемая ничем, совершенно как бы удостоверенность (ибо она коренится в свидетельстве Самого Бога), что мы услышаны: не будем услышаны, а уже услышаны. И вот эта удостоверенность, это внутреннее ощущение и есть искомое состояние: оно свидетельствует человеку, что он услышан, и после этого человек понимает, что больше ему не надо этого просить.

Его молитва вроде бы только услышана, он еще не получил просимого, но его сердце уже начинает Бога благодарить. И вот этот переход молитвы в благодарственное состояние (даже, я бы сказал, перетекание молитвы в благодарение) яснее ясного свидетельствует, что человек услышан и что несомненно будет то, о чем он просил.

Если же молитва продолжается, если же нет ощущения услышанности, если, наоборот, человек усиливается и усиливается в молитве, это значит, что он еще не достиг края и полноты – наоборот, молитва как бы захватывает все глубже, все больше, все шире его сердце, он втягивает туда всю свою душу, влагает туда всю свою волю, весь свой ум, изнемогая в ощущении, что, может быть, недостаточно этого – может быть, Бог еще это не принял. Сама по себе неоконченность, незавершенность молитвы свидетельствует (внутренне удостоверяет) молящегося, что молитва еще не принята – еще нужно молиться: у молитвы есть незавершенность – человек не перетекает в благодарность, он усиливается быть услышанным. И это усилие быть услышанным свидетельствует, что он еще не услышан.

Конечно, Бог слышит всякого, даже если тот просто шепчет в глубинах сердца своего молитву. Но мы говорим здесь: услышанность предполагает, что молитва принята, Бог исполнит ее – и неполнота свидетельствует, что молитву нужно продолжать. Быть может, она не окончится и сегодня, и завтра, и через какое-то время.

Чтобы молитва была принятой и услышанной в некий свой час, преподобному Серафиму Саровскому пришлось стоять на камне тысячу дней и ночей. Это, конечно, необыкновенная молитва, но бывает и так: разные состояния просящего и разные состояния молитвы, разный уровень того, что человек, собственно, просит… Надо это принять как должное и не изнемогать, не изнывать, а продолжать усиливать молитву. Однажды мы почувствуем, что она принята, и радости и благодарности нашей не будет конца.

Но все это возможно, разумеется, только если сердце дышит Богом, если оно внимает Богу.

Если это сердце именно живое, оно ощущает то, о чем говорит здесь Иоанн Кассиан, о чем говорят все аскетические писатели, духовные писатели. Это основная проблема адекватной рецепции написанных ими слов: они-то исходят из того, что сердце у человека живо, оно чувствует, ощущает Бога и поскольку оно живет Богом, постольку и ощущает малейшие колебания этих отношений, как это бывает у живых людей в их отношениях.

Если сердце мертвое, ничего из того, что здесь описал Иоанн Кассиан, человек не понимает: он не понимает вообще, о чем идет речь, о чем здесь говорит Иоанн Кассиан. Более того, не понимает, какой вообще смысл писать какие-то непонятности. Не то что он понимает свое непонимание – даже этого не понимает: он просто не понимает, о чем идет речь вообще.

Это очень печально, ведь если человек сердцем еще не ожил, он сердцем внутренней достоверности не чувствует: не чувствует, когда Бог умаляет Свое присутствие – отходит в силу какой-нибудь неправильной мысли, греха, слова, что вызывает покаяние и плач, чтобы Бог вернулся, очищение сердца от этого греха, нелепой мысли, гордого чувства. Если сердце еще не ожило, человек, естественно, желает того же самого – он желает знака, что молитва принята. Он молится – как бы то ни было, все равно что-то, называемое молитвой, делает (читает он молитву или как-то своими словами молится, в данном случае не важно). Но если сердце его еще мертвое, то он естественным образом хочет удостовериться, что не напрасно молится: что молитва его действительно принята, услышана. И тогда он, поскольку сердце его еще каменное, не живое и не может ничего почувствовать, ищет внешних знаков, что молитва его услышана – в чем он их ищет, тут совершенно не важно: важно, что он ищет их не в собственном сердце, а во внешних знаках.

Вот это, безусловно, всегда приводит человека к обольщенности, прелести: он начинает видеть видения, начинают происходить чудеса (у него плачут иконы, улыбаются лики, играют красками небеса, пляшут солнечные лучи, раздваиваются огоньки свечей) – что угодно может быть, и он радуется этому знаку и думает: это и есть знак принятия его молитвы. А с точки зрения святых отцов, все это – та или иная степень обольщения.

Конечно, еще не та прелесть, о которой со страхом и трепетом пишет святитель Игнатий (Брянчанинов): до этой прелести еще далеко, поэтому я избегаю в данном случае употреблять слово «прелесть» – говорю просто о некой обольщенности.

Человек обольщается, он льстит себе, и до настоящего конца еще долго, Бог его останавливает. Он принимает внешние знаки по неведению: он не знает ничего другого – мертвое у него сердце, не живое, каменное (он не знает, каким оно должно быть живым). Тем не менее зла он никому не делает, гордиться сильно не гордится. Он не ожил, но в меру своих сил исполняет заповеди, стараясь никому не делать больно, поэтому Господь не позволяет такому человеку впасть в состояние, которое сурово называется прелестью.

Да, есть некая обольщенность, есть некая восторженность, есть некое мнение о себе, но Бог не попускает этому развиваться, чтобы окончательно не погиб человек – и тот может жить в этих собственных обольщенностях. Но если он не пытается на этом основании учить других, укорять других, превозноситься над другими, а то и еще чего серьезнее, то ничего страшного с ним не происходит, Бог его защищает.

А далее в этом абзаце Иоанн Кассиан говорит о том, что способствует услышанию молитвы.

Это невозможно пропустить – это и интересно, и важно. Каждый может прочитать и услышать, ведь это все просто.

Когда двое просят об одном и том же, молитва слышится и то, что она будет исполнена, становится достовернее: более гарантированным – ведь так говорит Сам Христос – если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них. Но очень важно, что это именно прошение об одном.

Если я молюсь, чтобы мой ребенок выздоровел, то я прошу другого человека помолиться о выздоровлении моего ребенка (это не «молитва по соглашению», которая сейчас получила распространение в некоей части нашего русского православного мира, когда мы читаем некий акафист и просто перечисляем имена – это, наверно, тоже хорошо – мне представляется, что это, по крайней мере, неплохо, – но не это имел в виду Христос).

Смысл Его слов – именно в том, что мы договорились просить Бога об одном и том же. Когда я прошу о чем-то Бога, это нормально, – но когда другой человек по любви ко мне просит за меня, как за самого себя, это его любовь, его стремление: когда он переживает не за себя, а за ребенка своего брата, за жену своего брата – переживает скорбь, радость, боль, страдание своего брата: это не его лично волнует, а другого, но он молится.

Вот эта любовь, которую мы являем друг к другу, становится ходатайственной за нас: она ходатайствует за нас, ибо всякая любовь, переживание за другого есть дар Святого Духа.

Второе, что усиливает молитву, – естественно, неотступность.

Человек, по мысли Священного Писания и по свидетельству Иоанна Кассиана, должен молиться пока не получит просимое: мы должны стучать, пока нам не отворят – не количество молитв, а именно неотступность это важное условие. Пока Бог не ответит, надо стучать. Пока не отворят. Неотступность и свидетельствует о безусловности нашей веры.

И третье условие, усиливающее молитву (о чем тоже нужно знать) – это милостыня, когда мы свою молитву подкрепляем милостыней (не в том смысле, что раздаем кому 100 рублей, кому 50 – тоже, конечно, неплохо, но не это требуется, хотя и может быть). Главное – это милостивое отношение к людям, когда мы покрываем, закрываем грехи других людей, когда мы покрываем их милостью – не укоряем их, не осуждаем. Мы сами просим о чем-то Бога, значит – просим милости у Него и, желая получить милость, мы являем милость другим людям. Я прошу, чтобы Бог меня помиловал – и помилую других: вот это движение нашей души гарантирует, что молитва будет принята, ибо какою мерою мерите, такою и вам будут мерить, по слову Иисуса Христа.

Но самое важное и самое страшное, что говорит Иоанн Кассиан об услышании молитвы, – это последняя строчка 206-го абзаца: «Но всякий молящийся должен знать, что он наверное не будет услышан, когда будет сомневаться в услышании».

Если человек сомневается, что будет услышан Богом и что Бог обязательно исполнит его молитву, то таковой вообще напрасно все делает. Поэтому во время молитвы человек должен как бы сопротивляться всем помыслам, которые встают в его сознании (а порой и люди говорят ему это): «Да брось! Да кто ты такой? Да с чего ты взял, что ты нужен Богу? Да не будет Он тебя слушать, да в жизни Он тебя не услышит! Да никогда! Невозможно! Ему не до тебя. Да Он вообще не слышит ничьих молитв. Он никогда ничего не принимает: кому когда Он помог? Где чудеса? Ты грешник окаянный, о чем ты просишь?» – и прочие мысли, сомнения.

Против них надо стоять, если хотите, насмерть: если против них так не стоять, лучше вообще не начинать молитву – она все равно не будет услышана.

А в итоге когда бы ты ни захотел помолиться, помысел будет вставать раньше – ты еще до молитвы не дойдешь, только с кресла поднялся, а мысль уже говорит тебе: «Бесполезно – ничего не выйдет, толку никакого нет: Бог все равно тебя не услышит!» Вот эта мысль разрушает не только нашу молитву – она разрушает всю нашу духовную жизнь.

207-й абзац: «Паче всего относительно молитвы надлежит нам исполнять Евангельскую заповедь, чтобы мы молились Отцу Небесному, вошедши в свою клеть и затворив двери. Это и буквально исполнять следует, а паче духовно. Внутри своей клети молимся, когда сердце свое совершенно отвлекая от всех помыслов и забот, приносим молитвы свои Господу некоторым тайным образом и с дерзновением. При запертых дверях молимся, когда с закрытыми устами, молча молимся испытующему не слова, а сердца. В сокровенном месте молимся, когда только сердцем и внимательным умом приносим свои прошения Богу единому, так что и самые противные власти не могут узнать, о чем молимся. Почему надобно молиться с глубоким молчанием не для того только, чтобы предстоящих братий не отклонять от молитвы и не возмущать из молитвенных чувств своим шепотом или возгласами, но и для того, чтобы, от самых врагов наших, наветующих нам, особенно когда молимся, укрылось намерение (предмет) нашей молитвы».

Иоанн Кассиан говорит о двояком понимании Евангельского образа: что всякий, кто хочет помолиться, взойдет в клеть – сокровенное место, и там помолится Богу, и Бог, видящий тайное, воздаст ему явно. Он говорит о двояком понимании – это можно понимать буквально (телесно) и можно понимать духовно, причем Иоанн Кассиан подчеркивает, что важно и то, и другое.

Человек должен научиться молитве – если он хочет. Если не хочет, конечно, никто его не заставляет: насильно мил не будешь – как говорится, невольник не богомольник. Но если человек хочет молиться, то он и должен, и может (должен потому, что Бог его зовет, чтобы он научился, и может, ибо все для этого необходимое ему дано).

Чтобы научиться молитве, необходим уход в телесную заперть – в некую келью, в некое ограниченное пространство, чтобы тебя никто не видел и (желательно) не слышал: это принципиально важно, чтобы научиться молитвенному деланию.

Когда человек научился уже молитвенному деланию, он в этом не столь нуждается, хотя, конечно, лучше всегда это сохранять, но чтобы научиться молитве – раскрыть свое сердце, чтобы она стала не просто прочитыванием какого-то текста, а действительно тем, чем живет сердце (чтобы то, что мы сегодня говорили о свидетельстве, о переживании сердечном, стало актуально), надо учиться при закрытых дверях.

Когда мы думаем, что люди на нас смотрят, нас видят, слышат, это не позволяет нам раскрыться в молитве: мы как бы рефлексируем, как мы выглядим, что говорим – мы сдерживаемся, не можем именно раскрыть себя перед Богом. И это мешает нам, ведь в молитве человек глубоко искренен, точнее – сама искренность слишком мелка для тех чувств, которые переживает и выражает человек на молитве. Как он будет плакать перед Богом о своих грехах, как будет говорить «прости», если думает, что на него кто-то смотрит, кто-то за ним подглядывает, кто-то его подслушивает? У него не получится это сделать. Поэтому принципиально важно, чтобы действительно человек научился собираться и думал только о Боге и больше ни о чем.

А когда он научился молиться, очень важно именно пребывать не во внешнем затворе, а во внутреннем затворе: молиться в сердце. И сам Иоанн Кассиан говорит, что для него прежде всего молитва в сердце, когда в сердце нет никаких мирских попечений, когда в сердце человек встречается с Богом и во время молитвы ни о чем мирском больше не помышляет. И в совершенстве сердечная молитва, по мысли Иоанна Кассиана, достигает состояния молчаливой молитвы, когда человек не проговаривает слов.

Собственно, по мысли Иоанна Кассиана, именно такой и должна стать молитва в сердце (без шепота уст, без каких-то проговариваний), ибо именно этой молитвы в духе и истине в сердце и ждет Бог от человека.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475