Протоиерей Максим Первозванский: Всех любит Господь и для каждого человека Он − Отец Небесный

У нас вопрос, связанный с темой креста: «На некоторых куполах храмов в основании креста изображается полумесяц. Некоторые говорят, что это означает победу христианства над исламом. Правда ли это?».

– Когда я был маленьким и жил в центре Москвы, то посещал Красную площадь, Московский Кремль, разные храмы (хотя тогда я еще не соотносил себя с Православием), и задавал взрослым этот же вопрос. Они так и отвечали: это победа креста над полумесяцем.

Но это неправильный ответ. Дело в том, что мы привыкли воспринимать Землю как шар, выпуклый кверху. Таким же предстает яблоко креста, на котором тот монтируется. И мы воспринимаем это как крест, утвержденный на Земле. Но в традиционном обществе, в том числе средневековом, Землю не представляли шаром; вогнутая линза − это не полумесяц, а символ Земли – не более того. К нашим братьям-мусульманам это не имеет отношения.

Вопрос телезрителя: «Друзья перешли в протестантство. Как к этому относиться?».

– Философски. Я знаю много искренних православных людей, которые, будучи рождены и крещены в детстве в Православии, даже в священнических семьях, в поисках Бога и истины проходили этот этап. Если это так, то не вижу в этом ничего плохого.

Если же человек, прожив большую жизнь, поняв и усвоив Православие, сознательно переходит в протестантизм, то для нас и для него это скорбный факт: мы понимаем, что наш собрат по вере находится уже не в исканиях, а делает сознательный шаг. Почему скорбно для нас? Это нам упрек: значит он чего-то не нашел у нас или его что-то смутило, соблазнило. Я не склонен ушедших людей оценивать так, как это часто делают многие православные, цитируя Священное Писание: они вышли от нас, но не были наши. Я не могу так думать, были они не наши или нет: все наши, всех любит Господь и для каждого человека Он − Отец Небесный.

Когда человек, уходя из Православия, хочет остаться христианином и идет не в ислам или буддизм, а в какую-либо протестантскую деноминацию, то для нас это знак, что Христос касается его сердца, но он находит в Православии что-то не то. Часто бывает ощущение, возникающее во многих православных храмах: некого обрядоверия, почти языческого отношения к святыням − многое может смутить. Православие − это полнота. А полнота как устроена? Еще чуть-чуть – и перельется. Например, полнота восприятия Откровения Божия в иконе вполне способна − сделай еще полшага − стать языческим поклонением идолу: краскам, доскам и так далее.

В праздник Воздвижения люди в социальных сетях задают мне вопросы о поклонении Древу Креста: «Мы дереву поклоняемся? Зачем нужен был Крест именно как дерево? Зачем его нужно было делить на частички и рассылать по храмам?» (имеется в виду в древности, когда нарушалась символическая крестообразная форма). Вопросов много – и на каждый есть ответ. Однако еще раз повторю: сделай полшага – возникает либо обрядоверие, либо идолопоклонство, либо еще какая-то форма язычества. Поэтому многое может смутить − это нам минус. А людей жаль: они лишают себя таинств, вера в благодатную силу которых − главное и принципиальное отличие Православия от любых форм протестантизма.

Звонок от телезрителя: «На Кресте была принесена Жертва смертью за грехи всего человечества. Кто умер на Кресте: Бог или Человек? Из теологии известно, что Бог – это Дух, но ведь Дух распять нельзя».

– Хороший вопрос. Буквально на днях мне написал представитель Армянской Церкви, который провел на своей странице в «ВКонтакте» соцопрос, в том числе и православных людей. Он задавал вопросы: «Кто умер на Кресте? Какова была Личность Христа?».

С точки зрения Армянской Церкви, Личность Христа – Богочеловеческая, поэтому мы относим армян-григориан к монофизитам.

Удивительно, но 85% опрошенных православных ответили, как монофизиты: мы действительно не знаем своей веры. Православное вероучение, знаменитый Халкидонский догмат говорит нам, что Иисус Христос – Божественная Личность, обладающая двумя природами: Божественной и Человеческой. На Кресте умер Бог (как и родился от Девы Марии Бог) Человеческой природой. Он жил на земле и умер как Человек, затем спустился в ад.

Вспомним тропарь Великой Субботы: «Во гробе плотски (во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, Неописанный» – мы можем, ни секунды не сомневаясь, сказать, что на Кресте умер Бог.

Но: «На Престоле со Отцем и Духом». Значит, по Божественной природе Он не умирал?

– По Божественной природе Он не умирал. Но когда мы спрашиваем: «Кто?» – это вопрос о личности, о лице. Кто? Бог. Вопрос о Рождении был задан еще Несторием (III Вселенский Собор): «Можно ли назвать Деву Марию Богородицей?». Несторий считал: нельзя, Дева Мария родила Человека Христа, а Бог – нерожденный.

Спасибо за такой глубокий вопрос. Я специально рассказал про своего армянского друга: удивительно, что мы не знаем своей веры – и мало кто этим интересуется, считая эти вопросы абстрактными, неинтересными и даже неважными. А они все-таки важны.

Такой вопрос: «Православный крест традиционно изображается с 3-мя перекладинами: маленькая, побольше и диагональная. Без маленькой и диагональной – это все еще крест?».

– Конечно! В Средние века на Руси такой крест могли назвать «папским». Иногда его называли «крыж». Признаюсь в своем неведении: не знаю, что означает это слово. Может, это и есть «крест», но я встречал в литературе понятие «папский крыж». Важно, что любой крест является каноническим: равноконечный, как на флаге Швейцарии или на машинах «скорой помощи», четырехконечный – где нижняя перекладина длиннее трех других, шестиконечный – где сверху табличка с надписью «Иисус Назарянин Царь Иудейский» (православными тоже почитается).

Классический для Православия – восьмиконечный крест. Кстати, нижняя перекладина необязательно должна быть наклонена. Мы придаем символическое значение этому наклону: один конец – в сторону покаявшегося разбойника, идущего в рай, другой – в сторону хулящего разбойника, идущего в ад. На самом деле это всего лишь иконописная проекция: мы делаем наклон, изображая аксонометрию. На древних иконах часто нижняя перекладина изображается, например, в виде ромба, горизонтальной таблички или другим образом. Собственно говоря, это подставка, на которую опирались ноги распятого Иисуса Христа. Подчеркиваю: этому наклону придается символическое значение, но изначально это живописное изображение.

Вы говорили, что каждый человек уже заслужил спасение, дарованное всем людям. А как же апостол Иаков писал, что вера без дел мертва?

− Конечно, мертва. Он дальше пишет: «Покажи веру из дел своих». Что такое «покажи»? Господь оставил заповедь: По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. А также: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Если я говорю, что верю Господу, но так не живу, то действительно ли я верю? Нет, конечно! Несоответствие моих дел или их отсутствие обличает неимение веры.

Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните: это давнишняя полемика с католиками и протестантами. Первые, как указывают противокатолические катехизисы (но это не настоящее индоктринальное учение католицизма), говорят, что могут спастись делами. Протестанты утверждают: никакими делами мы спастись не можем – только вера спасительна. Наш разговор, с одной стороны, лишь о словах, а с другой − да, мы спасемся верой в Иисуса Христа, которую показываем из дел своих. Если я говорю, что верю, но не делаю, то где моя вера? Это чушь и явное лицемерие.

Вера не может существовать, если нет дел?

− Конечно. Если нет дел, нет и веры.

Получается, это пустые слова?

− Да, это пустые слова, которых в наше время очень много, мы их постоянно слышим. Я не старый человек, хотя в Церкви 30 лет, и я вижу, как проходит очередное поколение проповедников (сейчас они сменяются достаточно быстро, через каждые 5–10 лет). Мы все читали еще в начале 1990-х проповеди митрополита Антония Сурожского: насколько они наполнены верой и личным переживанием митрополита Антония! А потом эти слова стали повторять люди, которые этого не переживали, и это сразу чувствуется – слово есть, а наполнения нет. Мы видим: когда люди, читающие что-то, но не прожившие, не прочувствовавшие, это говорят, то их слова превращаются в медь звенящую и кимвал бряцающий.

Вера всегда утверждается, подтверждается и становится деятельной любовью: если ее нет, то и веры тоже нет – человек может сколько угодно себе твердить, что верит, но он сам себя обманывает. Конечно, необязательно, что он обманщик, который говорит: «Я верю», а потом дома: «Ха-ха-ха, хорошо я всех обманул, на самом деле я не верю»; он сам себя обманывает, и мы все такие.

Вопрос в том, куда мы тянемся, что стараемся делать? Я понимаю, что у меня очень мало дел и слаба моя вера. Но я с удивлением обнаруживаю, что когда находится какой-то внешний побудитель (например, встреча с человеком, близким к святости), моя вера тут же начинает укрепляться. И стоит ей укрепиться, как я сразу бросаюсь делать какие-то дела – без этого не могу: меня начинает распирать. Вера требует дела – и им же она подтверждается и усиливается, она питается делом – настолько одно в другое проникнуто. В отношении Лиц Святой Троицы Григорий Богослов писал, что стоит ему помыслить Сына, он тут же видит Отца. Так и тут – стоит мне помыслить веру, я тут же вижу дела.

Значит, настоящая вера всегда требует реализации?

− Это ее внутренняя потребность, несомненно, выливающаяся в делах. Единственное, если тебя приковали наручниками к батарее, то тогда ты никаких дел сделать не можешь. Но и то будешь молиться, и молитва превратится не во внешнее, а во внутреннее делание. Если его не будет, то очень быстро и вера «схлопнется», что мы многократно наблюдали. Сейчас столько людей постоянно жалуются на слабость веры: «У меня была вера, я так раньше молился, ходил в храм на каждую всенощную и на будничные службы. А сейчас не могу себя заставить, на воскресную Литургию еле поднимаюсь, молиться не могу – ослабел верой». Самый распространенный совет, который дает большинство священников в такой ситуации: делай что-нибудь полезное, иди в хоспис, детский дом − помоги деятельно, прояви веру. Пусть ее сейчас нет как потребности? Заставь себя сделать какой-то подвиг веры... И люди с удивлением обнаруживают реальное возрождение собственной веры.

У нас вопрос про нательный крест: «Правда ли, что он избавляет от болезни и смерти, поэтому его нельзя снимать ни при каких ситуациях?».

− Есть такая бытовая мистика: стоит начать о чем-то разговаривать (например, в рамках передачи), как эта тема снова и снова будет возвращаться.

Вот и сегодня я говорил, что Православие настолько полно, что стоит что-то еще добавить − и начинает все разливаться. Так и здесь. Безусловно, нательный крестик надо носить, но, когда мы начинаем к нему относиться, как к оберегу, это, конечно, ересь – хотя здесь очень тонкая грань.

Помню, однажды у меня был интересный разговор. Я был тогда совсем молодым человеком (священником еще не был) и с одной из своих знакомых (уже в возрасте) в июльскую жару отдыхал на берегу подмосковной речки. Мы сидели на пляже, потом пошли купаться. И эта уже немолодая женщина снимает крестик и кладет его рядом с собой. Я спрашиваю: «Зачем вы крестик снимаете?». «А вдруг он утонет?», − отвечает она. Тогда я довольно дерзко говорю: «А вдруг вы утонете?». И она сразу крестик снова надела. Конечно, мы можем так рассуждать, но когда снимаешь крест – что это значит?

Сам по себе металл или дерево не обладает силой. Крест – волшебный оберег. Есть фильм «Константин» (с Киану Ривзом в главной роли), в котором неплохо показывается, что такое католическая демонология; в Православии этого нет и в помине, это не наша история. В фильме главная героиня святыню, которая должна была ее защитить от антихриста, сняла и положила на полочку в ванной комнате. И тут же антихрист полностью приобрел над ней власть: схватил ее, а до этого не мог приблизиться.

У нас нет отношения к святыне как к некоему универсальному оберегу. Когда мы кропим помещение святой водой, то не воспринимаем это так: «попала на беса или на одержимого человека святая вода и начинает его жечь, как солнечный свет вампира», − это перегиб. Мы носим крест и не снимаем его. Я глубоко убежден, что крест снимать нельзя и не нужно ни при каких обстоятельствах, ибо крест (подчеркиваю: не как оберег, а как символ того, что я принадлежу Богу) − это знак того, что Бог со мной и я с Ним. Я не могу его снять ни при каких обстоятельствах, но для кого-то, я глубоко убежден, это вполне возможно. Существовали и до сих пор существуют вполне православные культурные пласты, где вообще нет нательного крестика. Есть христиане, которые на груди или еще где-то делают себе татуировки.

Нормально ли делать татуировки?

− Конечно, не такую, как пел Высоцкий: «А на левой груди − профиль Сталина, а на правой − Маринка анфас». Я знаю, что христиане на Ближнем Востоке, в Египте и в других странах в знак верности Христу действительно делают татуировку креста у себя на плече или предплечье – и это, подчеркиваю, не украшение. Это чтобы ты не струсил, не снял крест в той ситуации, когда тебя спросят: «Ты христианин?». Мы не знаем себя… И я не знаю, как себя поведу, если меня крюком за ребра подцепить, потащить на жаровню и начать потихонечку с меня стружку снимать или у меня на глазах мучить моих детей – не дай Бог мне узнать, как я себя поведу! А те христиане живут в этой реальности и изображают на себе крест, чтобы любому было понятно: они христиане – и чтобы у них не было вариантов сказать: «Нет, я не христианин».

Это не лишает человека свободы выбора?

− Нет, не лишает. Он заранее делает этот выбор, понимая, что может быть слаб. Слабость – это не выбор.

Я в последнее время вынужден был под влиянием некоторых людей (кстати говоря, замечательных) рассуждать: дает ли Бог крест, испытания и искушения не по силам? Есть такое утверждение, что Бог не дает креста не по силам, но я не уверен в этом: отнюдь не каждое искушение ты можешь преодолеть – иногда Бог попускает непреодолимые испытания. Тогда зубами цепляешься, ногтями хватаешься и в конце концов говоришь: «Пусть я слаб, но Ты, Господи, имей в виду: я не хочу от Тебя отрекаться, я сделал сейчас все, что мог». По-моему, это очень сильно и вовсе не отнимает моей свободы.

Зачем давать человеку искушение, которое тот не сможет преодолеть?

− Например, для смирения. Есть такое монашеское присловье: «Монаху наказание за гордыню – блуд». Что такое гордыня? Это замыкание на себе и, по сути, отказ от Бога при внешнем благочестии. Как монаха вывести из этого состояния? Мордой в грязь. Вот, смотри – ты свинья. Ты отказался от семейной жизни? Вот тебе блуд, чтобы потом о себе высоко не думал.

Это только одна из причин. Почему Господь ведет нас именно тем путем, которым Он считает нужным, – это тайна Божия, у нас на это раз и навсегда нет рационального ответа. Но иногда мы можем видеть, как Господь ведет человека через падения и искушения, которые он не может преодолеть. И я не уверен, что все те, кто пали, действительно могли не пасть.

Живя обыденной жизнью, человек, достаточно болезненно переживает подобные падения − они ломают жизнь.

− Сломать жизнь человека может как раз утверждение, что Бог не дает креста не по силам: если ты пал и понимаешь, что ты мог, а все равно отступил, это может сломать.

В произведении «Властелин колец» есть один из моих любимых литературных эпизодов, где Братство Кольца выходит из Ривенделла, чтобы бросить кольцо в пылающий Ородруин. Есть там два персонажа: эльф Леголас и гном Гимли – по сути, мифологические образы, символы людей. Гном говорит: «Давайте поклянемся, что останемся верными до конца, что бы ни произошло». На что Леголас ему отвечает: «Пускай не клянется тот, кто не знает, что может его ожидать». Гном возражает: «Но ведь клятва укрепляет слабые сердца». А эльф ему опять говорит: «Но невыполненная клятва может разрушить это сердце».

Неисполненная клятва (как и осознание, что ты пал, когда мог устоять) может повергнуть человека в пучину отчаяния: если мог и не сделал, зачем тогда вообще жить, что вообще после этого делать?

Другое дело, когда ты понимаешь, что Бог все равно с тобой, любит тебя, что бы ты ни сделал, что ты не можешь переполнить чашу Его долготерпения. Тебе нечего добавить, нечего отнять: Он уже все сделал – Он есть любовь. Тебе остается лишь принять Его, склонить голову и сказать: «Господи, Ты праведен во всем, да будет воля Твоя. Что бы я от Тебя ни принимал, это действие Твоей любви».

Человек, проходя через падения и испытания, приобретает ощущение, что смерть близкого человека, болезнь, инвалидность, бедность и любые самые страшные испытания – это Божественная любовь к нему и ко всем нам. Бывает, и сказать это страшно, ибо все люди задают рациональные вопросы: почему Бог попускает страдания невинных, почему происходит то-то, а как Он может вот это? Но когда ты принимаешь испытания как любовь Божию, тогда оказываешься настоящим христианином.

Мы поставим целью жить без гордыни – а как?

− Это будет опять разговор о словах… «Как это − жить без гордыни?». Я только сегодня разговаривал с одним очень интересным человеком, который сказал простую вещь: наши чувства и мысли живут в параллельных мирах. Я могу захотеть, например, не злиться, но это не значит, что я смогу это сделать. Или смогу ли я, если захочу, полюбить? Представьте, я молодой человек, и мне говорят: «Вот прекрасная девочка Маша, а ты Ванечка. Она тебе будет чудесной женой, полюби ее». А я отвечаю: «Не люблю ее – я Оленьку люблю (или Ларису)». Это же невозможно.

Чувства, эмоции, страсти не подчиняются нашим хотениям, мыслям, иначе не было бы невидимой брани, а борьба с гордыней − одно из самых сложных аскетических занятий. Иоанн Златоуст пишет, что гордость – как треножник: «как его ни брось, один шип все равно торчит вверх». Можно же гордиться тем, что я не горжусь, можно гордиться, что я не горжусь тем, что не горжусь. И так до бесконечности.

Отец Максим, к сожалению, наше время подходит к концу. По традиции, хотел бы попросить Вас кратко подвести итог нашей программы и пожелать что-нибудь нашим телезрителям.

− Если бы я знал, что у вас есть такие традиции (я впервые у вас сегодня на канале), я бы, наверное, заранее подумал... Я сегодня уже замечал, что у нас получился разговор о полноте Православия, когда можно сделать полшага – и все расплескаешь. Хочу пожелать не забывать размышлять, но помнить, что не мысли − главное, а то, чем и как мы живем, что наполняет наше сердце, заставляет нас жить и побуждает совершать те или иные поступки.

Записали:
Наталья Сорочайкина
и Наталья Богданова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475