Протоиерей Александр Рябков: Что значит верить в Бога?

Тему передачи можно было бы назвать детской, но на самом деле она объединяет всех нас… Недавно на улице я общался с женщиной, которая совсем еще не смотрит в сторону храма, но ее волнуют очень многие вопросы. Можно сказать, что эту тему подсказала она, спросив: «А что значит верить в Бога?». Оказалось, что об этом можно и нужно говорить.

– Спасибо. Конечно, тема может показаться очень простой, даже не имеющей основы, злободневности в нашей жизни. Но надо признать, что мы упрощаем и ее, и задачу, что стоит перед каждым из нас.

Должно знать и понимать нашу веру: она не исчерпывается догматическими истинами, которые тоже необходимо в той или иной мере знать каждому христианину. Нам говорит апостол Павел, что мы всегда должны уметь дать ответ о своем уповании, о своей вере – мы должны знать, во что мы верим, в Кого и как.

Но, с другой стороны, знание догматических истин, хорошее знание катехизиса не сделает нас верующими людьми. Мы в своей душе, сознании, сердце можем упрощать содержание веры, саму сущность общения с Богом.

Для чего мы веруем, признаем или называем себя верующими христианами? (Здесь надо признать и заострить особенную черту, отличающую христианство от других религий, и тем паче не упрощать христианство до язычества.) Почему мы ходим в церковь? Почему мы посещаем Божественную литургию по воскресеньям? Почему мы молимся или постимся, когда полагается?

Можно упростить до примитива, который превалирует в языческих религиях. Тотемизм, анимизм – когда те или иные племена или народности (раньше или даже сегодня) веруют в тотем, предка или в то, что ветер, вода, огонь – это некие божества, связывают с желанием испросить земного, примитивного, простого сиюминутного, посюстороннего успеха от этих богов, духов в охоте, рыбалке, торговле.

Конечно, мы можем подняться на ступеньку выше: и в язычестве основа веры в богов и духов может быть связана с желанием достичь посмертной благой участи. Она по-разному истолковывается в разных религиях. Возможно, где-то есть вера, что душа, личность не растворяется после смерти – она будет где-то пребывать, и ей надо после смерти достичь места пребывания, улучшить его или приготовить.

Если религия связана с перевоплощением, реинкарнацией, с тем, чтобы реинкарнация была лучшей, комфортной (если это слово здесь уместно), то христианство не исчерпывается этими понятиями и даже полностью перерастает их. Хотя надо признать, что эти настроения, так или иначе, встречаются среди христиан.

Мы приходим в храм, ставим свечи или приходим на молебен, чтобы испросить примитивных успехов, пусть не в охоте (мы уже не охотники, не собиратели и, может быть, даже не земледельцы), а в карьере, работе, учебе – вне этих вопросов Бог нам и не нужен. Мы приходим в храм из-за страха, что будет с нашей душой после смерти: страх наемника или раба превалирует над сыновним чувством к Отцу Небесному.

Мы понимаем, что вера в Бога имеет самое главное основание – сыновнее бескорыстное чувство, которое называется «любовь к Отцу Небесному». Любовь – чувство, которое во многом сегодня девальвировано в наших отношениях (мы называем любовью и какие-то греховные отношения). Если мы перенесем это понятие на наши общественные или личные отношения с человеком, то если мы кого-то любим, то желаем общаться, слышать, понимать другого человека, исполнять его желания и угождать ему – мы сразу вспоминаем, что святые назывались «угодники Божии». И здесь мы вспоминаем другое: не может быть веры без дел – по слову апостола Иакова, вера без дел мертва есть.

Но и здесь надо делать поправку. Вопрос не в том, что мы что-то зарабатываем себе делами, что мы вымучиваем у себя какие-то дела. Дела, особенно святого человека (хотя и дела рядового христианина – порождение его духовной жизни) – это не вымученные какие-то действия из-под палки, а порождение его настроения, его устремленности к Богу. Дела порождаются из внутренней жизни, а не сверху, не внешне выделываются, инкрустируют нашу жизнь. Вопрос о вере, о том, что она проявляется в делах добра, не следует забывать.

Речь идет именно о духовности: духовность порождает дела, а не наоборот – не дела порождают духовность, хотя церковная дисциплина нас вводит в какие-то рамки, формы (ибо без формы не может быть религии). И здесь мы вернемся к началу.

Наша вера или наше вхождение в веру связано с Крещением. Мы все были крещены: кто-то во взрослом возрасте, очень многие в детстве. Мы знаем, по слову Евангельскому, Сам Господь сказал, что тот, кто не будет крещен водою и Духом, не войдет в Царство Небесное. Уже с Крещения начинается наше вхождение в духовную жизнь, но мы понимаем, что Крещение – только начало, а дальше дело за самим человеком.

Вопрос телезрителя: «Как можно верить в Бога, если Он забирает лучших людей?».

− Лучшими людьми телезритель называет, наверное, апостолов, святых мучеников, святителей, других святых, которых Господь призывает так же, как и каждого из нас? «Честна пред Господом смерть преподобных Его.» Кончина любого человека есть итог, проверка – это значит расставить все точки над «i», поставить точку в конце предложения.

Именно христианской смертью подтверждается, завершается и утверждается наша вера – это видно не только в уходе святого или лучшего человека, но и человека, не связывающего себя до конца с Церковью, не имеющего видимой ассоциации с ней. Мы знаем, по апостолу Павлу, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца.

Нам помогают письменный закон, традиции, но бывает, что и нет: нам легче сымитировать роль христианина, тогда как внутри ничего нет. А есть люди, которые не играют и не притворяются, но внутри имеют христианскую незамутненную природу по сути. На чем основано мое утверждение? На словах Тертуллиана, который говорил, что душа человека по своей природе христианка.

Вспомним А.П. Чехова – есть описание, как он умирал в Германии: рядом не было священника. (Кстати, именно его произведения оставили нам величайшие образы русского духовенства – как ни странно это может кому-то показаться: рассказы «Письмо», «Кошмар», «Святой ночью», «Архиерей».) Чехов, умирая от туберкулеза еще достаточно молодым человеком, не был в страхе, истерике, тоске. В страхе была его супруга, находившаяся с ним в гостинице. Муж всячески утешал ее, и, как она потом вспоминала, умирающий Антон Павлович сумел ее рассмешить, вдохновить и настолько успокоить, что она даже заснула. Он же спокойно остался наедине с собой и мужественно принял смертный час. Не каждый, наверное, так сможет.

Смерть и переход в вечность праведника, мужественного, здравого, созревшего человека − не бесцельны, не бессмысленны. Даже если мы говорим о ситуации смерти младенца: объединяется семья, близкие. Часто такая трагическая страница в жизни семьи сплачивает ее в единое целое – если, конечно, это переживать по-христиански, помнить, что у Престола Вседержителя появился еще один молитвенник за нас.

Много чего можно сказать о смерти. Она есть некая цель нашей веры – подойти к этому часу, к этому рубежу созревшим, личностью, готовой переступить эту страшную, но и радостную границу, ведь за ней встреча с любимым Отцом, Утешителем – встреча лицом к Лицу.

Конечно, вопрос веры, религиозности требует глубочайшего осмысления, чтобы мы свою веру не упрощали и не низводили до языческих, примитивных настроений, что будет святотатством.

Говоря о вере, надо заострить важнейшую тему: приход к вере, поиск веры и присутствие в Церкви – это всегда усилие по приближению себя к Богу и по укоренению себя в Духе Святом, а оно созидается страхом Божиим. Страх Божий – страх не быть наказанным, а страх огорчить: в детстве у нас, наверное, бывал не только страх наказания, особенно перед мамой, но и страх вызвать слезу огорчения, разочарования – «в меня верили, в меня вкладывали слова поучения, утешения, а я обманул любящее материнское сердце!». Так же надо относиться и к Богу: бояться не кары, наказания, не рабски трястись, а бояться огорчить Того, Кто верит в нас (не только мы верим в Бога)!

Как говорил известнейший праведник и проповедник ХХ века Антоний Сурожский, не только мы должны верить в Бога, но мы должны свою веру основывать и утверждать на том, что и Бог верит в нас: Он доверяет нам и доверяется нам в Евхаристии – приходит к нам и доверяется, что мы, причастившись, станем лучше и используем Святые Дары для улучшения себя, а не дадим поцелуя Иуды у Чаши с мыслью, как я причащусь и поскорее убегу, а дома у меня накрыт стол, жарятся котлеты, стоит в холодильнике холодное пиво. Когда такие мысли гуляют в голове во время присутствия на воскресной или праздничной Литургии, тогда уже центр – не сама Литургия, а пасхальный или праздничный стол, ожидающий нас, а присутствие на Литургии – «такая традиция: нельзя же просто так сесть за пасхальный или праздничный стол, надо по-людски, отстоять службу-то, а уж потом… Праздник-то будет потом, а не сейчас!». Сейчас это вынужденное простаивание «для приличия»: чтобы и родственникам показать, что я православный.

Вот здесь тоже проверка: тоже огненное крещение – Дух Святой не только Утешитель, он еще и Огонь. Недаром огонь сошел на апостолов в день Пятидесятницы, – но он их не опалял. А Дух Святой, Который прикасается к нам и Который нам дан в Крещении, нас не оставляет в покое.

Почему Крещение и миропомазание, принятые в детстве или во взрослом возрасте, не только призваны нам помогать, нас охранять и оберегать? Мы часто думаем, что Крещение – это некий оберег для нашей земной благополучной комфортной жизни, но Крещение – это еще и постоянная рана, ожог, который все время напоминает, Кому ты себя вручил и отдал. Уже не устроится крещеный человек по-язычески комфортно в мире, постоянно что-то внутри будет его беспокоить: «Что-то я заработал, чего-то достиг, что-то у меня уже есть», а Дух Святой постоянно будет обжигать: «Нет, неправильно ты живешь – не туда идешь, не тому ты себя отдал, не тому ты служишь!». Это крещение огнем, и мы должны его воспринять, правильно оценить и следовать крещению огнем, которое нам дает Дух Святой.

Вопрос телезрительницы: «Я к вере пришла не в детстве – около 20 лет назад… С сестрой у нас возник спор: чего больше у верующего должно быть? Скорби о его греховности, что он недостоин, Господь его спасает, а мы все равно грешим, – или радости и благодарности, что мы грешим, а Он нас спасает? За то, что мы видим мир, живем? У меня больше радости: я понимаю, что недостойна этого… Не требуется строить замков или устраивать голодовку – просто за то, что мы Его познали, Он нас и защищает, и спасает, и дарует. Такое у меня настроение. Как Вы думаете, от чего это зависит – от характера человека или от его слабой веры, слабого понимания своей ответственности?».

– В разговоре о христианской нравственности следует избегать упрощений. С одной стороны, конечно, мы должны радоваться и благодарить Бога. Благодарность – одна из составляющих веры: не может быть ее без благодарности, что Он нам дарует зреть и духовные дары, и дары телесные. Благодарность – это и путь к счастью: без нее ничто не в радость – какие бы достижения мы ни сумели сегодня стяжать, если нет благодарности, они не радуют (или радуют только минуту).

И с покаянными чувствами тоже нельзя упрощать. Бессмысленно просто сидеть и стенать «я плохой!». Это работает на людей – особенно если человек зависимый или отягощенный страстными привычками (например, алкоголизм): болезнь ему иногда подсказывает такой путь, чтобы его простили и позволили дальше ему жить со своей болезнью. Он придет, забитый, после своего падения, посидит, постонет, поскулит – все его простили и смирились, что такой он человек. Примиряются и с ним, и с его болезнью, и с тем, что он гибнет… Но мы и к Богу это применяем. Пришел, поскулил, а в голове сидит сверчок: «Сейчас я просто поскулю, испрошу у Бога языческого прощения (мы к Богу относимся как к идолу), а потом, после временного воздержания, снова вернусь к тому же самому греху. А потом снова поскулю перед Богом» – это не покаяние, конечно. Если речь идет об этом, то это бессмысленные скулеж и стенания.

Покаяние – это изменение. Но изменения мои связаны только с тем, что я понимаю свою немощь, слабость – я не хочу Богу доказать свою духовную мощь, но прошу у Него одного: чтобы Он не пускал меня на распутье греха. Если я хочу уклониться, я Ему разрешаю меня хорошенько, строго, властной десницей поправить и поставить на путь истинный. Зачастую этого мы боимся – мы хотим по-язычески Бога умилостивить своим стоном, стенаниями, но не хотим, чтобы, когда я буду уклоняться снова в грех, Господь меня хорошо и сильно поправил. Этого мы боимся и не хотим… Нет, надо сказать Богу: «Я не хочу больше служить греху, не хочу служить дьяволу. Да, я немощный, слабый – я не считаю, что мои дела и усилия могут доказать людям или Тебе, что я нравственный, моральный, устойчивый христианин. Я просто хочу быть с Тобой». Здесь память о моей слабости, немощи нужна и необходима.

Радость, конечно, нужна – тому, что нам дает Господь (в том числе плодам земли), но бывает, что нам очень удобно размышлять (мне кажется, я такую нотку заметил в вопросе звонившей): «Ну мы же не монахи, мы не должны много молиться – пусть монахи много молятся, а мы не должны поститься – мы должны радоваться, в том числе и телесным удовольствиям». И все вроде бы это верно, но мы легко переходим грань: «Да, конечно, я христианин, но не монах, значит, сегодня и пост не могу соблюдать, да он мне и не важен!»… А это огненное крещение: что для меня сегодня важно – Бог или мои удовольствия?

Только не надо думать, что мы Богу угождаем постом. Конечно же, нет. Пост – это тренировка, дисциплина, когда правильно расставляются приоритеты. Очень легко превратить какую-то вещь в идола. Как я уже сказал, «Пасха Пасхой, праздник праздником, Литургия Литургией, но самое-то главное – потом: у меня там пудинг, пасха творожная, вкусные колбаски: вот там-то будет настоящая Пасха – за столом!». Вот это плохо. А к этому перекосу мы идем именно начиная с того, что нам даны радости жизни, надо им радоваться.

Надо, конечно: согласились. Потом начинается: мы не подвижники, не монахи, не преподобные, не святые, и все…

Как «не святые»? А «святая святым» к кому обращается Церковь на Литургии? В этот момент – да, мы святые: мы пришли, уста открываем, причащаемся. Вышли из храма, сели за стол – «ну, мы ж не святые». В храме мы были святые, нам дали Святые Дары, ведь мы – святые христиане, освященные Крещением; вышли из храма – и уже не святые. Вот эта амплитуда не должна уходить из нашего внимания. Для понимания, что такое христианская вера, трезвость, внимательность, строгость и честность должны быть на первом месте.

Вопрос телезрительницы: «Человек умер, душа отделилась. Где она находится до Второго Пришествия Иисуса Христа, когда будет Суд и души распределят в ад или в рай?».

– Мы возвращаемся к теме кончины. Да, никогда не поздно пожелать самому себе найти подлинную радость. Даже в 40–50–70 лет человек достоин подлинной радости, которую он может переживать даже от солнечного луча, упавшего на пол его кельи или комнаты. Пройдя все этапы жизни, все этапы поиска радости в какой-то вещи, напитке или в вкусном шашлыке, он ее не нашел; пусть теперь он попытается доставить себе радость от общения с Богом, Который накормит его Духом, духовной жизнью даже через луч света.

Что касается наших душ и этих частных, приземленных вопросов: где, в каком месте, в какой ячейке… Господь говорит: в доме Отца Моего обителей много. Наверное, учитывая разность наших жизненных событий и решений душа до Страшного Суда находится или ниже, или выше – или ближе к Богу, или дальше от Него: там нет такого общежития или многоэтажек, где управдомы раздавали бы квартиры получше и похуже. Там уже другие приоритеты и другие рамки, если такое слово вообще к духовной жизни применимо. Мы знаем, что и до Второго Пришествия души святых и праведников находятся рядом с Богом – это самый главный ответ: рядом с Богом. Чем ближе мы к Богу здесь, на земле, тем ближе к Богу мы будем там.

Задача и цель духовной жизни, веры в Бога, которую мы восприняли в себя, – это приближение себя к Богу. Если нас на земле радует луч света, упавший на пол нашего дома, значит, уже все не так плохо, значит, и там нам будет с Богом хорошо. Это самая главная проверка – если есть радость от простой вещи. От хлеба на столе, от луча солнца, попавшего к нам через окно, от того, что мы видим солнце, желтую листву, белый снег или красивый цветок как некую весть от Бога, что Господь с нами. Если в любом явлении природы мы видим расположение Бога к нам. А ведь, по слову Евангельскому, Господь посылает дождь и свет на всех нас, значит, все хорошо в душе, уже неплохо.

Я чрезвычайно благодарен Вам каждый раз, когда Вы приходите в студию. Благословите наших телезрителей.

– Помощи Божией всем, дорогие, крепкой веры и плодов веры – любви друг к другу, радости друг о друге и дел милосердия, которыми вы себя тоже будете только радовать: отдавая, будете приобретать.

Записали:
Наталья Культяева
и Маргарита Попова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475