Священник Константин Корепанов: Гнев для христианина совсем недопустим

Мы читаем наставления преподобного Иоанна Кассиана. Еще одна страсть, которую он разбирает, – страсть гнева. Борьба с гневом – 86-й абзац: «Да будет убо монах, стремящийся к совершенству и подвигом духовным законно подвизаться желающий, чужд всякого движения страсти гнева и ярости, слыша, что заповедует ему избранный сосуд: «всякая горесть, и гнев, и ярость, и клич, и хула, да возмется от вас со всякой злобою» (Еф. 4, 31), – который, говоря: «всякий гнев да возмется от вас», не изъял из-под такого приговора никакого движения гнева, будто необходимого или полезного. Почему монах и поспешая, если необходимо, врачевать согрешающего брата, делает это так, чтобы, когда заботится подать лекарство страждущему очень легкой, может быть, лихорадкой, разгневавшись, не ввергнуть себя самого в худшую того болезнь ослепления. Ибо тому, кто хочет залечить рану другого, надо самому быть здоровым и свободным от всякой болезни, чтобы не сказано было ему оное Евангельское слово: «врачу, исцелися сам» (Лк. 4, 23), – также: «что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, не чуеши? Или како речеши брату твоему: остави, да изму сучец из очесе твоего, и се бервно во оце твоем?» (Мф. 7, 3–4)» – известная цитата из Нагорной проповеди.

С монахами все понятно – монахи по определению кроткие и смиренные. «Но мы же не монахи, мы не живем и не должны жить их жизнью, поэтому не будем читать Иоанна Кассиана – он для монахов пишет (да и Иоанна Лествичника, и Симеона Нового Богослова, и Григория Паламу, и, пожалуй, всех старцев XIX–XX веков читать не будем – они тоже пишут для монахов). Будем читать только Иоанна Кронштадтского – он не для монахов!»

Но интересная вещь: выясняется, что и Иоанн Кронштадтский пишет о том же. Хотя он, как и всякий человек, тоже мог разгневаться, выйти из себя, но тут же прибегал к покаянию и омывал этот грех слезами – и писал, что гнев для христианина недопустим совсем, тем более для постоянно причащающегося Тела и Крови Иисуса Христа. Ведь упомянутые слова апостола Павла относятся не к монахам, но к каждому христианину.

А мы уверены, что нам невозможно не гневаться, мы уверены, что гнев – нормальная реакция здорового человека на эту ситуацию, на мир, в котором он живет. Достаточно послушать новости, выйти на улицу, сходить в магазин (даже если он находится в доме, где ты живешь), сходить на работу, сесть в общественный транспорт или выехать на собственном автомобиле на улицы города – и человек начинает гневаться: люди ездят не по правилам, правил никто не соблюдает, ездят как хотят, сорят, мусорят где хотят, ругаются как хотят – слова говорят какие хотят, правил никаких не исполняют, каждый норовит что-нибудь нехорошее на своем месте сделать, никто не улыбается, не здоровается, обвешивают, «обштопывают», грубят, хамят.

Как не гневаться на такое положение? Ты начинаешь понимать, как много в мире зла, и начинаешь на него реагировать.

Возмущение неправдами, ложью, гордостью, злом этого мира рождает гнев. Мы возмущаемся, что все плохо, и все не так, как нам хочется.

Нам хочется, чтобы подъезды были чистыми, красиво отремонтированными, чтобы в трубах всегда бежала горячая и холодная вода, чтобы соседи здоровались и улыбались. Чтобы бомжей не было, вони в подъезде не было, нищих и пьяных не было. Чтобы все продавцы радовались, что мы приходим в магазин (а там всегда чисто и продукты свежие и дешевые). Чтобы в транспорте всегда было чисто, а автобусы были новые и ездили бесшумно и там были замечательные и предупредительные водители, ездящие по всем правилам дорожного движения, а кондукторы красивые, молодые, счастливые и радостные, готовые всегда простить человеку, если он пытается проехать без билета, заплатив эту сумму из своего кармана. А мы будем радоваться и умиляться, что есть такие замечательные люди. Мы все этого хотим.

Причем мы возмущаемся меньше, если не знаем, что такое где-то есть: как только мы узнаéм, что где-то все-таки есть чистые подъезды, нет пьяных, ходят новые автобусы, кондукторы улыбаются и платят из своего кармана, наше возмущение становится сильнее – мы понимаем, что где-то люди этого добились.

Наше возмущение представляется нам праведным, законным, обусловленным неправильной жизнью мира, неправильным поведением в нем людей. На самом деле мы не задумываемся, что мы возмущены просто тем, что это лишает нас комфорта: нам кажется, что мы возмущены неправдой – поначалу так всем кажется, пока человек не начнет обращать внимание на себя.

Как только человек начинает обращать внимание на себя, он понимает, что исправить других невозможно: если я себя исправить не могу, как я могу исправить другого?

Человек, познавший себя, свою немощь, свой грех, уже спокойнее относится к неправдам других. Но в том-то и дело, что он возмущается и гневается потому, что не видит себя – он видит недостатки других, причем недостатки, которые лишают его комфорта: по чистому подъезду ходить легче, приятнее, комфортнее, а тут все неприятно. И мы терпим до поры до времени, пока кто-то не сделает нам совсем уж какую-то гадость.

Вот это стремление к комфорту («чтобы было так, как я привык, как мне нравится, как мне удобнее») порождает наше возмущение, что люди создают нам неприятности, делают нам неудобно.

Подрезая кого-то на дороге, мы можем даже этого не заметить, а если и заметим, то говорим: «Ой, прости, брат, я нехорошо сделал». Но если нас подрезают, мы говорим: «Кто дал вам право? Кто так вообще ездит? Вы с ума сошли?». Разгневавшись, пытаемся что-то высказать, а то еще и догнать – и завязать какой-нибудь конфликт.

Бросая мусор на улице, мы возмущаемся, что нет урны: «Мы бросили бы куда надо, но урны нет – приходится бросать куда придется!». Но когда мы видим валяющийся мусор, мы возмущаемся, что люди бросают там, где бросать нельзя: «Мусорки, что ли, нет?».

Мы не следим за собой, а каждый мог бы по совести посмотреть, насколько добросовестно сам исполняет свои обязанности. Каждый думает, что он, конечно, поступает добросовестно, поэтому возмущается недобросовестностью других. Вот если бы он увидел, что сам-то он не так уж и добросовестен...

Например, в течение рабочего дня он пару раз пообщался в социальной сети с друзьями – «недолго, минут по 15 с каждым, может, полчаса: ну надо же было ответить человеку!», еще пару раз сходил покурить – минут на 15. Вот уже и час рабочего времени – «подумаешь! Все так делают, ничего особенного». Но в сущности это недобросовестное исполнение своих обязанностей и неправильное расходование рабочего времени. А когда другие делают так же, нас это раздражает, мы гневаемся.

Наше возмущение, наш гнев (если бы мы могли это увидеть) всегда порождены нашим неведением в отношении собственных слабостей и нашим стремлением к комфортному бытию (так, как мы его понимаем). Но можно посмотреть и еще глубже.

Нас раздражает мир, в котором все не так: не те люди, ценности, время не то: «Монахам хорошо – они живут вдали от мира, поэтому им можно и не гневаться. А я живу в этом дурацком, дебильном, мерзком, отвратительном, гадком мире, поэтому имею полное право возмущаться теми несообразностями, которыми он богат и которыми мучит!».

Но почему нас мир раздражает? Мы в нем живем, и он нас раздражает, ибо это наш дом: в нашем доме непорядок. Нас раздражает, что мы живем в некомфортных условиях – мы живем в мире, а он некомфортный.

Например, никто не возмущается тем, что на окнах тюрьмы стоят решетки – человек понимает: тюрьма есть тюрьма. Никто не возмущается тем, что еду охранник передает через дверь или через окошко, и эта еда далеко не ресторанная – никто ничего не ждет, понимая: тюрьма есть тюрьма.

А мы ждем, чтобы мир превратился в рай. Наш гнев обу-словлен тем, что мы хотим, чтобы в этом мире был рай, чтобы здесь были ангелы и святые люди. (Кроме нас, разумеется, – мы-то можем себе позволить быть грешниками, а все остальные должны быть праведными, терпеливыми, справедливыми, мужественными, сильными, умными и так далее. А мы можем позволить себе быть какими хотим.) Мы нервничаем из-за этого мира, ибо он нам дорог, мы его любим, – а он не платит нам взаимностью.

Этот мир трудный, в нем жить трудно, здесь все плохо. Почему здесь все плохо? «Да потому что страна у нас такая, люди у нас такие, время у нас такое, соседи у нас такие, президент такой!» – мы ругаемся, возмущаемся, ибо нам это не нравится. Мы хотим, чтобы были другие, комфортные, условия существования, чтобы у нас было то, что мы могли бы называть раем: чтобы ничто нас не раздражало, чтобы нам ничего не надо было терпеть, ни с чем не нужно было смиряться, чтобы некто предугадывал и исполнял любой наш каприз, любое наше желание.

Мы любим этот мир: наш дом здесь, и мы здесь хотим жить комфортно, – а он некомфортен. А почему? Потому, что здесь царствует зло. А оно может перестать здесь царствовать? Ведь на самом деле любой христианин знает: мир во зле лежит, и зло этот мир однажды сожрет. И никогда не было, никогда не будет и быть не может мира, который был бы комфортен для человека по-настоящему верующего. Так и Христос говорит: В мире будете иметь скорбь (Ин. 16, 33). Апостол Павел говорит: Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы (2 Тим. 3, 12). Так или иначе, но нам в этом мире будет плохо – нам должно быть плохо, ибо это не наш дом: наш дом у Бога.

Мы бы радовались, и говорили о себе, что … странники и пришельцы на земле. Например, пришел человек в гостиницу – конечно, сейчас все избаловались хорошими гостиницами (как будто забыли, какими они были в советское время), – а там пятно на стене. Какая ему разница? Ему только ночь переночевать, поэтому он не пытается возмущаться тем, что это пятно здесь есть. Нынешний человек, конечно, возмущается: он платит деньги, чтобы было комфортно. Но, в сущности, человек остановился в гостинице, а потом идет дальше: не все ли ему равно, как здесь все обустроено?

Мы пришли в этот мир, где мы странники и пришельцы: наш дом на Небесах – мы уйдем домой, где будем жить вечно. Чего же нам возмущаться, что этот мир, лежащий во зле – место нашей ссылки, нашего заключения, подвига, смирения, терпения, молитвы, – очень неудобен для нашего существования? Он и должен быть таким. И мы должны любить не мир, а людей в этом мире, и именно такими, какие они есть: не идеальных, а вот этих, живых, – молясь за них, помогая им, жалея, милуя, прощая, переживая вместе с ними, поддерживая их, вдохновляя, утешая, когда надо, вразумляя. Мы должны любить этих людей, а мир, в котором они живут, должны ненавидеть.

Об этом говорит апостол Иаков: Прелюбодеи и прелюбодейцы! Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? (Иак. 4, 4). Таким образом, наш гнев в отношении событий, которые происходят в мире, показывает, что мы хотим, чтобы уже здесь наступило место нашего отдыха и упокоения, чтобы здесь было хорошо, чтобы здесь «не было ни болезни, ни печали, ни воздыхания». Но их не будет только там, в другом месте, а здесь – страдания, страдания, скорби и снова страдания.

Когда мы это осознаем, мы понимаем, что христианин – это человек, который взял крест и идет за Христом. А раз так, значит, понимаем, что в этом мире не все так, как нам нравится. Иначе в чем крест? Пьяный сосед, или молодой человек, слушающий музыку до ночи, или бомж на лавочке у подъезда – это все вызов нашему сердцу: насколько мы христиане? Насколько мы можем быть разумными, мудрыми, молитвенными, долготерпеливыми, милосердными, внимательными, способными служить, помогать, терпеть, любить, молиться?

Мы должны всегда помнить, что из всего этого и складывается наш крест, и мы должны что-то со всем этим делать. Но гнев показывает нам, что мы делать с этим ничего не хотим. Мы хотим, чтобы этого не было: чтобы люди исправились, дождь перестал идти, лето было теплое, трава зеленая, а соседи были милыми и добрыми людьми. Мы не хотим изменять себя в смирении и молитве, чтобы стяжать любовь. Мы хотим, чтобы изменился мир. И нам никогда не построить башню, про которую говорит евангелист Лука (см.: Лк. 14, 28–30): мы не готовы к этому – мы не можем отречься от себя, нам нравятся наши прихоти.

Но это еще не все, что говорит здесь Иоанн Кассиан. Он говорит и о другом – о ситуации, вполне доступной и монахам, и мирянам: чаще всего мы гневаемся на брата, на конкретного человека, пытаясь его чему-то научить. Мы и на «коллективное бессознательное» сердимся, но чаще всего на конкретного человека: он плохой, он должен быть другим. И в сердцах ему об этом говорим.

Но гневаться на человека, который ведет себя неправильно, подобно тому, что бить больного человека за то, что он болен: «Давай я тебя побью – глядишь, вылечишься. Давай я на тебя поору, повозмущаюсь, погневаюсь – и ты станешь другим». Ладно, если бы это было один раз, но люди делают это годами, хотя видят, что гнев ни к чему не приводит: сколько бы ни кричал на своего ребенка, что он такой-сякой, уроки не учит, а он их как не делал, так и не делает. Значит, гнев не работает: этот метод бесполезен. А мы гневаемся и гневаемся...

Значит, мы гневаемся не потому, что хотим реально что-то исправить, а нам просто нравится это состояние возмущенной правды. Вместо поиска способов, что сделать для своего ребенка, чтобы он полюбил учебу, мы просто орем – как бы все сделали, ничего при этом не делая. Мы повозмущались, и совесть наша успокоилась. Мы не сидим с ним часами, вникая в него и в учебники, – мы просто на него наорали, и совесть наша успокоилась: «Я же воспитываю его!». Значит, на самом деле мы льстим себе, нам просто приятен такой способ поведения.

Апостол Павел ясно говорит (что мирянам, что монахам): «Если хотите кого-то исправить, то должны это делать в духе кротости» (вразумляй брата своего в духе кротости, наблюдая за собой, чтобы не быть искушенным (см.: Гал. 6, 1) – вы, сильные, должны носить немощи немощных и не себе угождать (см.: Римл. 15, 1)).

Гневаясь, мы не только не лечим человека, которого хотим исправить, но и себя калечим, ибо убиваем в себе Бога, убиваем любовь, изгоняем благодать и дух мирен – и человека, на которого кричим, тоже калечим.

Только вера, любовь, терпение могут что-то исправить – вылечить человека, поправить его духовное здоровье. Но для этого нужен труд, в первую очередь – труд молитвенный, а мы всегда стараемся сделать проще: накричал – и пошел дальше, не вмешиваясь в жизнь этого человека. Продолжение в следующем номере

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475