Протоиерей Александр Рябков: Что мешает нашему спасению?

Сегодня очень интересная тема беседы – актуальная последние 2 000 лет. На нас постоянно валится тьма проблем, искушений, и вся наша жизнь иногда идет настолько вразрез с происходящим внутри нас, что мы задаемся вопросом: «Как же спастись? Что мешает мне обрести Бога в той степени, чтобы моя душа успокоилась?». Зачастую мы изобретаем свои пути к Господу, но, может быть, существуют конкретные пути к спасению? И возможно ли его заработать?

– Обратимся к Священному Писанию. Можно ли иметь гарантии, что ты спасешься? Здесь мы сразу должны сказать «нет», как бы резко это ни звучало. Апостол Павел говорит, что мы спасены в надежде (см.: Римл. 8, 24) – иметь некоторую гарантию, или индульгенцию, или какой-то абстрактный документ (выражаясь символическим языком), что ты спасен (некая сумма добрых дел тобою совершена, и теперь ты можешь расслабиться и не заботиться о дальнейшем духовном росте) – этого быть не может, ибо духовный рост должен продолжаться постоянно и добрые дела должны быть постоянными: мы с Богом не торгуемся, не покупаем у Бога спасение за определенную сумму добрых дел.

Мы знаем, что в средневековом западном богословии эта проблема существовала, и привела она к реформации, то есть к возникновению раскола в Западной Церкви. Западная Церковь злоупотребляла продажей индульгенций, основываясь на своем учении о некой копилке добрых дел – наличии некой суммы добрых дел у святых, которые могут якобы этими делами делиться с простыми смертными, не святыми и к святости не стремящимися.

Мы все должны стремиться к святости. Разумеется, в своей мере, в своей норме, если можно так сказать. Но спасение динамично. Мы можем даже подразумевать, что развитие нашего общения с Богом, приближение к Нему может продолжаться и после перехода в вечность. Потому-то мы и молимся за усопших: мы предполагаем, что они могут с помощью наших добрых дел в их честь, в их память и благодаря нашим молитвам приближаться к Богу уже в иной жизни. История Церкви дает много тому примеров. Наша святая блаженная Ксения Петербургская, как мы знаем из ее жития, своей жизнью не только себя спасала, но своими поступками и добрыми делами вымаливала еще и своего мужа.

Но здесь нет речи о сумме добрых дел, которая может наполнить или переполнить какой-то резервуар добрых дел, и на этом духовная христианская жизнь заканчивается. Нет. Динамика продолжается. С одной стороны, то, что нам не дается гарантий, нас несколько пугает или отталкивает. Но, с другой стороны, наличие именно динамического приближения к Богу вдохновляет: горизонты обширны, нет закостенелости в духовной жизни, в том числе нет остановки и в жизни вечной, где динамика общения с Богом тоже продолжается.

Мы в мирском плане знаем фразу: «Движение – это жизнь». Духовное движение – тоже жизнь. Когда есть духовная обездвиженность, духовный ступор, именно они должны пугать и настораживать, а не отсутствие гарантий.

Что нам мешает спасаться? Опять обращаемся к апостолу Павлу. В 8-й главе Послания к Римлянам он говорит, что нас ничего не отдаляет от Бога, нас ничто не может разлучить от любви Божией. Перечисления там очень интересные: ни теснота, ни гонения, ни голод... Например, я мог бы сказать, что живу в стесненных жилищных условиях, потому не могу молиться, читать Священное Писание и поэтому не могу спасаться. Апостол Павел отвергает эту отговорку, говоря, что даже теснота нас не отлучает от любви Божией.

Гонения тоже не отлучают от любви Божией. Мы ведь можем сказать, что кто-то меня не понимает, не любит, не уважает, поэтому у меня плохое настроение и я не могу молиться. Эта отговорка тоже отвергается, и не только апостолом Павлом, но и сонмом святых мучеников, которые свое восшествие на Голгофу, на исповеднический подвиг считали приближением к Богу, а не препятствием на пути к Богу.

Апостол говорит, что и голод не может отлучить от любви Божией. Я могу сказать, что мне не хватает денег на любимое блюдо или кто-то съел мое мороженое, поэтому я расстроен, у меня плохое настроение, и я не могу молиться, не могу ни с кем хорошо разговаривать, не могу любить (особенно того, кто съел мое мороженое). Апостол говорит, что даже голод не может отдалить нас от любви Божией.

Более того: по учению апостола Павла, даже темные силы не могут нас разлучить с Богом, отлучить от любви Божией. Это важно – часто мы оправдываем свою лень, свой выбор в пользу страсти и греха искушением или нападением дьявола. (В патериках много смешных историй, как чуть ли не сам лукавый является игумену, который застал послушника или монаха за совершением греха, и говорит, что он не мог этому научить и даже выдумать такое не мог – тот сам такое придумал. Такие комические истории в патериках присутствуют.) Не может дьявол нас отдалить от Бога: мы не вручены ему – наоборот, это мой личный выбор в пользу греха передает меня в управление дьяволу.

Что же нам мешает? Может, нужно констатировать, что наша тема надумана? Но она не надумана, она реальна. Действительно есть факт нашего разлучения с Богом, отлучения от Бога и от Церкви. Почему это происходит? Получается, что никто нас не отдаляет от Бога, никто нам не мешает спасаться, мы сами себе мешаем спасаться.

Когда мы говорим о любви Божией, то здесь нельзя не упомянуть о любви к самому себе. Проблема заключается в том, что именно неправильная любовь к самому себе мешает спасаться: мы заменяем любовь к себе любовью к своим страстям, к своему «хочу». Именно это и отлучает нас от любви Божией.

В конце великого романа Льва Толстого «Анна Каренина» накануне трагической развязки героиня, Анна Каренина, признается себе: «Я сама не знаю. Я знаю свои аппетиты, как говорят французы». Каждый из нас может это перефразировать и к себе приложить.

Я действительно не знаю самого себя, не знаю своих глубин, не знаю, чего хотят мои душа и сердце, я знаю лишь свои многоразличные аппетиты, многоразличные «хочу», свои пристрастия, свои привычки. Получается, не образ Божий составляет мою личность, а многочисленные желания, страсти, пристрастия, привычки, какие-то грехи – болячки, которые мы называем страстями и грехами, изъедают личность.

Когда мы говорим о любви к самому себе, то это любовь к образу Божию в самом себе. Когда бы человек уважал самого себя, когда бы он поставил целью себя, как икону, реставрировать, обновлять, очищать от копоти греховной и от пыли мирской суеты, тогда, конечно, можно говорить, что человек любит себя по-настоящему, а значит, по-настоящему любит Бога, даже и в самом себе.

Мы видим, что нам ничто не мешает в спасении и в общении с Богом, кроме самости, гордыни и грехов, в которых мы ищем блаженство. Мы ищем блаженство не в Боге, мы заменяем поиск легким достижением удовольствия.

Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «У всех у нас много страстей. Есть заповеди Божии, их тоже много, и заповедей Блаженств много. Не хватает нам, как мне кажется, концентрации: нужно выбрать что-то одно и идти, а остальное приложится. Например, выбрать одну какую-то страсть и с ней начать бороться – тогда пойдешь в гору. Бороться со всеми страстями и исполнять все заповеди человеку невозможно – мне так кажется».

– Если говорить о новозаветных заповедях, то есть заповедях Блаженства, то в какой-то мере эти заповеди можно сравнить с дверями: есть разные двери и разные пути. Когда мы говорим, например, блаженны милостивые, то милостивый – это и тот, кто ищет и алчет правды, и тот, кто является миротворцем, и нищий духом – он не верит в себя, а в Бога. Эти заповеди по сути говорят об одном и том же – это как многогранник: все его стороны составляют одну фигуру. Так и заповеди Блаженств по сути составляют одну заповедь: любить Бога (как и ветхозаветные заповеди, Моисеев Декалог, по сути, составляют две заповеди: любить Бога – и любить ближнего).

И дальше есть некие детали. Например, невозможно любить ближнего и жить в блуде. Блуд – это когда человека используют, когда и сам человек является уже бездушным манекеном, автоматом.

Невозможно любить Бога, если ты не любишь ближнего. Об этом нам говорит Евангелие. Например, я говорю, что люблю Отца Небесного, но если я не почитаю отца земного, мать, был непослушен с детства матери, отцу, учителю, наставнику, начальнику, все заканчивается тем, что и священноначалие мне не указ, а потом уже и Бог мне не указ: это все детали, но детали необходимо знать.

Телезрительница сказала, что нужно концентрироваться. Так вот, заповеди концентрируются на двух вещах: любить Бога и любить ближнего. Но способы, рычаги, пути для каждого человека своеобразны, отдельны, индивидуальны, хотя цель – одна: эти дороги ведут к Богу, а заповеди – как правила.

Например, на любом производстве есть правила техники безопасности. Человек по своей гордыне считает: «Да что там эти правила! Какие-то кабинетные ученые их придумали... Я лучше знаю». Ему кажется, что он скорее сделает план, если нарушит правила техники безо-пасности. В результате и себя покалечил, и другого человека (или, не дай Бог, убил). Или правила дорожного движения: человек торопится на вокзал, например, и нарушает правила – в результате и на вокзал не попал, и покалечил себя или другого.

Так же и заповеди духовной жизни: они предупреждают, где нас может подловить страсть, а, может, даже и сам дьявол. Это тоже ориентиры, ими пренебрегать нельзя: они не какие-то предписания (как, например, на электрическом столбе: «Не влезай – убьет»), но именно предупреждения, куда идти, а куда не идти. А человек говорит: «Нет, эти правила мешают моему личностному росту, поэтому я пойду другим путем», сворачивает со светлой дороги, освещенной Христовым учением, – и попадает в объятия темных сил. Сам себя вручает им, попирая заповеди духовой жизни. Он деформирует не только свою личность (свой разум, волю, чувства, сердце, душу), но своим поведением деформирует еще и личности окружающих людей: или увлекает их в грех, или учит греху, или обескураживает и в какой-то мере заражает страстью, которой сам болен.

Как же нам собраться и сконцентрироваться на Боге? И здесь речь идет не о какой-то отдельной заповеди. Например, человек говорит: «Я оставляю себе винопитие, а блудить я не буду». Но это смешно! Апостол Павел говорит: И не упивайтесь вином, в немже есть блуд – и одно, и другое на самом деле связано. Человек должен понимать, что его гордыня, самомнение, когда он себя и свое «хочу» считает законодательством, приведет его, так или иначе, ко всем грехам и ко всякому набору страстей. Все начинается именно с самости.

Когда же я ищу Бога и понимаю, что только присутствие Бога и благодати в сердце, в воле, в уме, душе – в моей личности – делают мою жизнь полноценной, тогда, конечно, можно выполнять заповеди: Господь дает силы на это.

В вопросе телезрительницы есть очень важное и рациональное зерно. Если я ставлю себе цель заполнить какие-то графы, табели, мол, «это выполнил, это выполнил», поставив галочку, как в соревновании, то на этом пути нас ждет полное фиаско – здесь я ищу не Бога, а холю и лелею свое самомнение: я победил такую-то страсть, вторую, третью... Это то, о чем мы говорили вначале: у меня есть некая сумма добрых дел, резервуар заполнен, и теперь я почиваю на лаврах. Динамика исчерпана.

Когда во главу угла, в основу исполнения заповедей положен не Христос как краеугольный камень, как твердый фундамент, а самомнение, самолюбие, самолюбование, надолго такого подвижника не хватит, и никаких пятерок он не получит, а, наоборот, получит «неуд» по всем заповедям: цель у него была не обожить себя, не пропитать себя благодатью – не этого он искал, он хотел сам себя уважать, перед собой кичиться, а, может, даже и перед внешними людьми показать, какой он бесстрастный.

Зачастую заканчивается тем, что это лишь внешняя оболочка, а потаенные страсти бушуют и раздирают. Они, может быть, не прорываются вербально, в поведении, но прорываются духовно: человек не греет, не светит, не благоухает, а при всем внешнем благочестии отталкивает, пугает, отвращает. Такое бывает: вроде не к чему придраться, но не привлекает человек, к нему не тянешься, он не согревает своим присутствием, а, наоборот, как человек в футляре, всех пугает: как чеховский герой – вроде не в чем упрекнуть человека, абсолютно кристально чистый персонаж, но все сторонятся его, пугаются, боятся. И не только потому, что он ханжа, а потому, что он мертвит все вокруг себя. Именно когда во главу угла положено не общение с Богом, не сближение с Богом, а только свое «я», тогда вместо подвижника и святого получается человек в футляре, который внешне может быть благопристоен, а внутренне не светит, не греет, отталкивает и отвращает. Своего рода западня на этом пути тоже есть.

Возвращаясь к теме: никто нас от любви Божией не отлучает, кроме нас самих. А блуждание в трех соснах, как мы видим, может быть разнообразным.

Вопрос телезрителя: «Говорят, помоги себе сам, и ты спасешься. Если будешь спасать себя, то как же ближние спасутся?».

– Вы наталкиваете нас на самую известнейшую фразу святого Серафима Саровского, что именно когда ты сам себя спасаешь, то и вокруг тебя спасутся многие (или тысячи). Конечно же, когда человек себя преображает и улучшает, не может не улучшаться вокруг него духовная атмосфера – и наоборот: когда человек деградирует, духовно разлагается, духовная атмосфера вокруг него тоже заражается. Самое печальное, что в духовно зараженной атмосфере могут воспитываться дети.

И если философию потакания страстям (своим или мира) мы будем проповедовать своим детям, это нам вернется очень тяжелым ударом бумеранга. Если я буду проповедовать, что во главе угла, дорогой малыш, стоит твое «хочу», и твои аппетиты, то завтра на пути у этого малыша, которому будет 18 или 20 лет, встану уже я – к тому времени уже старенький и ни к чему не пригодный папаша (или мамаша). А это мы научили его руководствоваться своим «хочу», своим аппетитом и своим «я» – не обновленным, не преображенным, не очищенным, и ставить во главе, как закон, свои и желания, и пристрастия, и грехи.

Спасение самого себя никогда не проходит изолированно, в вакууме, и, разумеется, оно должно пониматься как устремленность, как поиск Бога, как приближение себя к Нему, но не как выполнение набора уроков, заданий, вещей, не как отработка каких-то навыков: навык в духовной жизни, без сомнения, важен, но здесь надо помнить о динамике.

Цель – это не то, чтобы я расставил правильно фишки и галочки в табеле или в дневнике, или в аттестате поставил себе пятерки, речь не об этом. Речь идет о постоянном поиске и приближении к Богу – об обожении, о насыщении себя, пропитывании себя благодатью. Речь об этом, но ни в коем случае не о формальном выполнении чего-либо, каких-то прописных истин: хотя и они тоже необходимы, но на них нельзя останавливаться.

В первую очередь здесь важна молитва: приближение к Богу совершается в молитве. Молитвы, которые мы читаем утром и вечером, должны нами пониматься как устремленность и поиск. Чего? «Научи меня, Боже, любить Тебя и ближнего бескорыстно и чисто. Научи меня, Боже, благодарить и Тебя, и ближнего, и жизнь бескорыстно и чисто. Научи меня, Боже, смиряться, иметь смирение, то есть мир с Тобой, с ближними, с самим собой, и правильную меру самого себя». Залог счастья человека – именно любовь, благодарность и смирение.

И, конечно же, здесь, на этих путях, в этих вещах, достигается покой и ума, и сердца, и души, и тела – оно перестает суетиться, дергаться в разные стороны от того, что его раздирают страсти: то хочется того, то этого, потому что нет покоя, нет любви, благодарности и смирения. Когда нас раздирают страсти, очень важно Богу заявить: «Я себя, Боже, держать в руках не могу. Ты меня возьми в Свои твердые объятия и держи меня Сам крепко, ибо я сам себя в руках держать не умею. Пусть мне ничего не зачтется, пусть никакие уроки я не выполню и этим не прославлюсь, но главное – я буду в Твоих объятиях».

Это очень сложно и очень трудно для современного человека: он понимает, что объятия Божии лишают его тех самых «аппетитов» («хочу» и пристрастий). И здесь я должен выбирать, чего же я хочу: или быть с Богом, или быть в другой стороне от Него? Я хочу быть в раю или я хочу быть в этом аду, который, на самом деле, просто предлагается в этой обертке? А в конце истории земной жизни оберточка снимается с этого ада, и он (во всем своем псевдоблагоухании) проявляется. Хотя он и сейчас проявляется в человеке, в его жизни, ведь мы знаем: человек по своему «хочу» отталкивался от «не учите меня – заповедями сужают поле моей свободы».

Мы что, не знаем, куда это поле свободы выводило многих и многих людей на путях страстей? Мы что, не знаем, что когда человек уже всем насытился, он отказывался от главнейшего дара – дара жизни? Мы не знаем, что так людей запутывали грехи и страсти, что они отказывались от жизни? Конечно, знаем. Только не хотим об этом вспоминать, думать, хотим об этом забыть.

Как бывает у людей, больных наркоманией? Им проще сделать инъекцию, нежели помолиться, сделать кому-то доброе дело, проявить к кому-то какое-то соболезнование. Так и с любым другим грешником. Проще что-то съесть, выпить, какое-то телесное удовольствие себе сделать, нежели доставить себе духовную радость тем, что пошел и кому-то помог, проявил соболезнование, сопереживание, сострадание, переступил через свою «хочу», через свою лень, пошел против течения внутри самого себя, преодолел самого себя.

Как говорили древние, еще дохристианские, античные мыслители (это повторял и Суворов): «Победи себя сам, и будешь непобедим». По сути дела, говоря о спасении, мы должны понять, что нам необходимо победить самого себя: сам я, мое «хочу», мои аппетиты заменили меня подлинного, подменили и подменяют мою личность, и только они меня и отлучают от любви Божией. А все остальное не может меня отлучить, кроме моего свободного выбора, которым меня наделил Сам Господь, Творец, Создатель и наш любящий Отец.

Спасение – личное дело, наше личное научение себя самого к поиску Бога, но как нам в этом помогают Церковь и Священное Писание?

– Мы говорим о любви. Если я кого-то люблю, я хочу с ним общаться. Поэтому, если я люблю Бога, я хочу с Ним общаться в молитве, а ответы получаю в чтении Священного Писания, и никак по-другому. Так помогает Церковь и молитвой, и таинствами. Что такое таинства? Мы сегодня говорили, что Христос сделал для меня, для моего спасения. Чтобы мне было комфортно? Господь сошел на эту землю, прожил бездомно на земле, родившись в хлеву, претерпел позорную, страшную казнь, сошел душой во ад. Почему? Чтобы полностью воспринять в Себя мою природу и дать ее мне в Причастии обновленной, чтобы я был причастником Его Божественной обновленной человеческой природы.

В Евхаристии каждый день Господь сходит в юдоль плачевную нашей жизни и, через мое Причастие, в кромешный ад моей страстной, греховной души. Могу ли я сказать, что Бог и Церковь ничего не сделали для моего спасения? Я могу сказать только одно – я искреннее, честное «да» не сказал Богу: «Ей, Господи, гряди». Может быть, я сказал это вербально, но не сказал это всей душой, всем умом: я вышел из храма и зажил сразу совсем другой, своей прошлой языческой жизнью. Потому что я хочу быть в церкви христианином, а, выйдя из церкви, хочу быть язычником. Потому и раздвоение – такая духовная шизофрения.

Здесь виноват только я. А когда мне нужен Христос, когда я понимаю, что никакая языческая жизнь мне в миру не подменит Христа, тогда уже я говорю: «Нет, не надо мне этого, и того тоже» – это все чуждо Христу, когда у человека уже есть духовный иммунитет, и страх Божий – это именно духовный иммунитет, когда я могу сказать Богу «да», а греху – «нет».

Записали:
Нина Кирсанова
и Елена Кузоро

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475