Священник Олег Герасимов. Принуждение к вере: «Любить нельзя воспитывать?»

Отец Олег, когда мы говорим о принуждении к вере, возникает много сложных и даже провокационных моментов. В истории Церкви были времена, когда появлялись люди, которые насаждали веру. Были люди, которые просто отстаивали свою веру. И были такие православные люди, которые никогда никого не принуждали к вере, но вся их жизнь была примером жизни христианина и за ними шли десятки, сотни, тысячи. Это не принуждение к вере, но побуждение к ней. Что нужно делать с нашими не только детьми, но и людьми взрослыми: «любить нельзя воспитывать?». Вы – настоятель храма, человек, который ответственен не только за служение Богу, но и за служение людям. Как Вы относитесь к таким словам – «принуждение к вере»?

– Они провокационные в какой-то мере: конечно, принуждать к вере нельзя. Но при этом мы знаем очень много примеров в истории Церкви и в жизни отдельных людей, когда такое принуждение есть. Не будем брать примеры отношений Церкви и государства, когда один государь насаждал такую веру, другой – такую. Сейчас мы знаем, что тот или иной император Византийский был еретиком, а он-то этого не знал – он свою веру отстаивал. Впоследствии, когда история про него рассказала как про еретика, это означает, что просто в данном случае возобладала вера православная. Этот аспект, наверное, трогать не стоит.

Гораздо более важным мне представляется принуждение к правоверию – той вере, которая считается правой с точки зрения более сильного. Скажем, в семье. Вот человек уверовал, очнулся от сна и вдруг увидел, что все вокруг не очень праведные. И он начинает очень активно доносить до других то, что его разбудило: как же вы не видите, как же это здорово! И если он обладает определенным авторитетом в семье, то он хватает за руку (условно говоря) сына, дочь, супругу или супруга и говорит: «Пойдем в церковь, ты сам все увидишь».

И это самое страшное. Мне приходилось общаться с теми, кого приводил супруг или супруга, мама или папа: «Батюшка, расскажите им». И они ожидали, что вот сейчас я с ними поговорю, и у них тоже загорится то, что когда-то пробудилось в их родителях или супругах. Но, как правило, бывает обратный эффект, ведь приходит человек, совершенно не готовый воспринимать истины веры, отстаивать длинную службу, которую с таким благоговением стоит рядом его родной («Как же ты не понимаешь?!»). Все заканчивается тем, что тот выходит из храма и говорит: «Ну вот я сходил. Ты хотел, чтобы я сходил? Я сходил. Что теперь делать?».

И тогда получается казус: вроде сделал все правильно – к Причастию его притащил, вроде бы он подготовился, как положено, прочитал молитвы, причастился, – но ничего не произошло. И получается, что такое принуждение к правоверию оборачивается тем, что человек, вместо того чтобы прийти к вере, от нее еще больше удаляется.

А как можно сделать так, чтобы то, что зажгло изнутри тебя, повлияло и на твоих близких? Много разных вариантов. Мне очень понравилась фраза (она принадлежит кому-то из святых), что не следует заговаривать с человеком о Боге, навязываться, говорить, что Бог – такой, а следует жить так, чтобы с тобой хотелось о Боге поговорить.

Вопрос телезрителя: «Разве люди не должны сами выбирать свой путь к вере? Принуждение к изучению определенной религии разве не грешно? Ведь так можно воспитывать притворщиков, которым по религиозным мотивам нельзя служить в армии».

– Вы просто, что называется, сняли с языка. Любое принуждение к правой вере (с точки зрения большинства или более сильного), – это покушение на чужую свободу. Это то, чего Господь Себе не позволял, а мы позволяем. В притче о плевелах Господь сказал, что сначала пусть вырастут, а потом будем отделять. Не надо сразу выдергивать, не надо сразу насаждать. Но, к сожалению, мы об этом все время забываем.

Нам кажется, что мы сейчас правы, в данный конкретный момент, и если кто-то не согласен с нашей позицией, он точно не прав: «Как же, я же на Евангелии основываюсь!». Основания для своей правоты можно сколько угодно найти и начинать обвинять и убеждать другого. И если человек обладает силой и авторитетом, то тот, кого он принуждает, в данном случае становится притворщиком.

Да, он делает то, что от него ждут, и дети – прежде всего: они очень здорово чувствуют, как нужно вести себя. Это такая манипуляция, чтобы родитель поступил так или иначе. Надо перекреститься? Пожалуйста. Надо пойти в храм? Пожалуйста. А конфеты будут за это?

Я, правда, и сам этим грешу: кто ходит в наш храм, знают, что у нас дети выстраиваются в очередь, потому что я после Литургии начинаю из кармана конфеты доставать. Это, конечно, нехорошо. Я тоже где-то по грани хожу. Здесь тоже элемент принуждения, но, надеюсь, что все-таки дети в наш храм идут не за конфетами.

Но когда дело касается серьезного выбора, особенно, если это касается веры, то есть основополагающего для миросозерцания человека, его понимания своего места в окружающем пространстве, тогда, мне кажется, покушение на его свободу – преступление.

Да, страшно отпускать человека: он уйдет куда-то не туда, он обязательно изваляется в грязи. Как же он не понимает, что туда вон иди и все будет хорошо? Если современным языком выражаться, Господь ведет нас примерно по такому принципу, по которому работают GPS-навигаторы – Он дает тебе конечную точку и кратчайший маршрут. Ты говоришь: «Нет, я поеду туда». Он говорит: «Хорошо, перестроим маршрут, езжай. Главное, чтобы ты все-таки имел в виду достижение конечной цели, смотрел в ту сторону. Хочешь в дебри – залезай. Хочешь в болоте изваляться – изваляйся. У тебя есть свобода». Господь скорбит, что мы падаем, но Он не запрещает делать то, что нам кажется правильным. Он уважает нашу свободу.

А нам хорошо бы этому у Бога поучиться. Вот твой родной вляпывается в секту, а ты начинаешь его трясти: ты-то точно знаешь, как правильно, но при этом забываешь, что мнение любого человека, его мироощущение заслуживает такого же уважения, как твое собственное.

Ты должен дать человеку право иметь свое собственное мнение. Да, оно тебе кажется неправильным; да, тебе очевидно, что он идет не в ту сторону, – но он должен сам это понять: если ему скажешь об этом ты, он, может быть, даже согласится, воспримет логически все, но, не пережив этого падения или не осознав его, не пропустив через себя, он в итоге все равно уйдет в эту сторону, – ему надо самому понять, надо ему это или нет?

Это тяжело и иногда звучит крамольно – ну как же, правая вера есть, а человек – раз, и отпал, ушел в какую-то секту. Что же, нам руки опускать? Нет, руки опускать не надо,– но и тащить не надо, но надо быть человеком, глядя на которого, хочется быть таким же. Это тяжелее всего. И знаменитая пословица: «на осинке не родятся апельсинки» – это прямо в 90% случаев, когда приходят мамы или папы и говорят: вот, мой сын, моя дочь… А вы в зеркало давно смотрели? А с себя начать?

Смотреть на ближнего и видеть себя, эту неприглядную картину – тяжелее всего. Но именно таким образом можно что-то сделать. А не так : «Пошли со мной, я тебе покажу, как правильно, и попробуй только так не сделай!»...

А еще знаете, как бывает? «Убью» – ладно. «Бог тебя накажет – так тебе прилетит, что ого-го». «Знаете, там ураган прошел? Да это вам за грехи». Какое право мы имеем взять и осудить целый народ? Из Евангелия мы знаем, что Господь посылает дождь на праведных и неправедных… Очень сложный вопрос.

Практически каждая православная семья сталкивается с этим вопросом. Мы довольно часто замечаем, что ребенок в определенном возрасте перестает ходить в церковь: «Я вас слушал 15 лет, теперь я уже взрослый. Ходите сами, а я не пойду». Но ты же не наказываешь свое чадо за это… Может быть, это возможность увидеть свой внутренний мир? Может быть, человек, отпавший (как нам кажется) от веры или не пришедший к ней, наш близкий человек, может помочь нам обрести веру заново?

– Это очень интересный подход: глядя, как ведут себя наши дети, мы должны не закрывать глаза, а честно признаться, что мы видим себя в зеркале, причем в гипертрофированном – мы себя видим через увеличительное стекло, ведь это есть, но сам себя таким я не хочу видеть.

Но у этой проблемы есть еще один аспект. Ребенок в определенном возрасте начинает показывать зубы, становится похожим на ежика («не прикоснись!»), и мы начинаем удивляться: как же так, такой замечательный ребенок был, а теперь такой зверек – зубки показал? И мы пугаемся. Но это процесс естественный: если он будет постоянно с мамой, он ничему не научится.

В этот период подросток должен показать, что он хочет сам, а это означает, что диктат родителей закончился. Подросток должен прийти к вере изнутри: то, что он делал до этого, он делал глядя на родителей, а теперь он должен сам до нее дойти. И это может быть очень тяжело.

Здесь момент, который касается нашей темы: «любить нельзя воспитывать?» – в данном случае, если человек любит по-настоящему, то он приложит все усилия, чтобы его любимый обрел (или обрела) ту веру, в которой живет любящий человек. В этом случае принуждение будет мягкой силой – есть такое слово.

– Мне кажется, запятая после слова «любить» все равно предполагает, что некий процесс воспитания все-таки идет. Если человек любит, это вовсе не означает, что он просто потакает всему. Очень хорошо сказал Владыка Антоний Сурожский (я боюсь переиначить фразу): «Есть вечное измерение в браке, которое, может быть, лучше всего выразил французский писатель Габриель Марсель. Он пишет: «Сказать человеку: „Я тебя люблю” – то же самое, что сказать ему: „Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь”».

А это означает, что, если я, предположим, балую своего ребенка, покупаю все, что он хочет, по первому капризу, я его ввожу в непонятное состояние: ребенок понимает, что может руководить взрослыми – что он хочет, то они и делают. А когда он вырастает, оказывается в ситуации, когда другие взрослые не поддаются его желаниям. В итоге получается, что моя любовь (то, что мне казалось любовью), на самом деле было не любовью, а чем-то совсем другим.

«Любить» не означает «не воспитывать». Это значит – иногда поставить очень жесткое ограничение. Другое дело, что это не связано с чрезмерными наказаниями, но это всегда воспитание, всегда понимание, что ребенку придется жить в этом мире, соответственно, он должен знать границы, он должен знать, как справиться с вызовом. А поглаживанием по головке и удовлетворением всех его прихотей этого не достичь. Кто-то из святых сказал: когда конь несется опрометью к краю пропасти, гладить его по гриве уже поздно, нужно его хлестнуть, а потом уже сказать: «Извини, вынужден был».

Если мы не воспринимаем происходящее в нашей жизни как безусловную любовь Господа к нам, то абсолютно точно «любить, нельзя воспитывать», но при этом любовь, которую Он проявляет к нам, есть воспитание нас, если только мы пытаемся услышать голос Божий.

– Я по этому поводу всегда своим прихожанам привожу пример. Над розеткой написано «Не влезай, убьет!». – «Как это нельзя совать пальцы в розетку? Я же православный человек, Господь сказал мне, что все позволительно. Я хочу!». Пожалуйста – и тебя бьет током. Начинается ропот: «Господи, как же Ты допустил, чтобы я, исполнив такое невинное хотение, сунув пальцы в розетку, вдруг получил удар током?»…

Так вот, Божии запреты – не запреты в смысле «это нельзя, потому что Я так хочу», это предупреждение – «если ты так будешь делать, будет плохо». Если человек пьет много вина, в конце концов он становится алкоголиком. Это не Бог его наказал, он начал неправильно действовать и пренебрег запретами, хотя знал, что так делать нельзя.

Конечно, «рупор страданий» – это не столько наказание Божие, сколько последствия наших собственных необдуманных действий. Мы, невзирая на доводы здравого смысла, на голос Божий, который говорил: «Не ходи туда, там плохо, больно, там тебя ударит током», все равно говорим: «А я хочу – Ты же меня любишь? Отпусти меня туда». И Господь, вздохнув, опускает руки и говорит: «Хорошо, иди». Упав, извалявшись или получив удар током, мы обращаемся к Богу: «Как Ты это допустил, почему Ты меня не остановил?». Господь не остановил, ибо Он уважает нашу свободу. Здесь любовь и принуждение в каком-то смысле совпадают.

Вопрос телезрительницы: «Когда я пришла к вере, у меня возникла ситуация, что ты где-то в одном месте находишься, а дети и близкие – в другом. Я настолько эмоционально на это реагировала, была в ужасном состоянии, что мои дети эмоционально на это отреагировали. Я своим эмоциональным примером сподвигла их на то, что в храм нужно начать ходить. Но все это имело печальные последствия: всех их отнесло от храма еще дальше, чем если бы они спокойно шли сами. Это у меня длилось примерно 3 года. Никто из священников меня не остановил, не объяснил, что я нахожусь в неправильном состоянии, что не надо никого никуда тащить. Может быть, надо об этом говорить более широко, чтобы люди понимали, что если ты обрел веру, впал в такое эмоциональное состояние, то существует опасность, что ты в близких отношениях можешь сделать неправильные шаги».

– Дело в том, что человек эмоциональный, который находится в состоянии только что обретенной веры, очень часто не слышит никаких доводов разума. Лично я таких людей всегда пытаюсь увещевать: не надо никого тащить в храм, не надо никого заставлять. И я встречаю непонимание. Как же так, это же так очевидно, это же вера, она наполняет меня всего, как же вы, батюшка, можете сказать это? Тогда приходится до какого-то момента пытаться увещевать, – а потом Господь управит. И Господь управляет.

Есть замечательная поговорка, замечательная именно тем, что очень верна – «когда в семье появляется праведник, остальные члены семьи становятся мучениками». Мы встречаем это на каждом шагу: человек, только-только обретший веру, весь ею горит и всех остальных пытается обличать. Ему в таком состоянии очень тяжело что-то объяснить, поэтому священнику остается просто помолиться за этого человека: «Господи, остуди поскорей!».

Понятно, что в этом состоянии пребывали или пребывают все, кто-то через него переступает и в конце концов возвращается к срединному пути – между религиозной экзальтацией и полной апатией («Господь оставил меня»).

Господь рядом, Он тебя ведет. Когда надо, Он дает тебе отдохновение в виде благодатного чувства. Когда надо, делает вид, что Он тебя оставляет, чтобы ты понял, что Он тебя не будет все время нести на руках – часть пути тебе придется идти самому: Он всего лишь помогает, а пережить это должен каждый сам. Если он в экзальтированном состоянии нечаянно зацепляет других, не думайте, что все плохо: да, может быть, это как-то повлияло на ваших детей, но Господь ведет каждого Сам.

Будем надеяться, молиться, чтобы дети ваши оправились от «бомбардировки любовью» (так некоторые сектанты называют свою технику: надо показать человеку, что его любят, тогда он точно поведется!). Будем молиться, чтобы ваши дети, оправившись от нее, расслышали голос Бога в своих сердцах. Расслышав его, они уже не за ваши слова (как в Евангелии сказано, уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос – так женщине-самарянке говорили ее соседи), а уже сами увидят, что это действительно Мессия. Это гораздо ценнее.

А что это произойдет, мы очень надеемся и очень верим: пока человек жив, он может прийти ко Христу, может принять его. И мы можем на это надеяться и молить Бога, чтобы он человеку открылся.

Не могу не вспомнить отца Василия Ермакова (не все жители православного мира знают его, но знают очень многие и в Русской Церкви, и в Зарубежной): он ни с кем никогда не говорил грубо, но говорил веско. Он мог сказать: «Дорогой, ты совсем неправ», – но даже отчитывая человека, он делал это с любовью, потому к нему и приезжали люди со всего мира.

– Он умел это сделать так, как я больше не встречал. Думаю, каждый, кто с ним сталкивался, помнит такие случаи, когда он какой-нибудь накрашенной женщине кричал: «Ну-ка иди отсюда, чтобы я тебя больше здесь не видел!». Она вся раздраженная: все, больше ни ногой сюда, какой батюшка плохой! А потом смотришь – через службу-другую она приходит изменившаяся: поняла. Когда он даже отчитывал, даже мог пристукнуть, но глаза у него были… Это надо было просто почувствовать – этот взгляд, хитринка в глазах: ты понимаешь, что даже когда он на тебя ругается, он тебя любит. Это невозможно сымитировать – это или есть, или нет.

Вот замечательный пример, что любить – это в том числе и воспитывать, строго воспитывать. Человек вроде должен обижаться (тебя только что отчитали при всех, не стесняясь в выражениях; правда, он не переходил на личности, но мог очень хорошо приложить), и ты понимал, что это – не зло. Это с такой внутренней добротой и болью о тебе, что первое движение грешного, гордого человека – «я к этому священнику больше никогда в жизни не приду: он такой злой». А потом – стоп, что-то там не то: зла-то не чувствуется. Вот такое отношение сейчас очень большой дефицит.

Мы уже выяснили, что принуждение и понуждение – разные вещи. Принуждать человека к чему-либо нельзя. Любить человека – и так, чтобы не быть просто добреньким, но добрым.

– Добрым – желающим спасения.

Когда мы неофиты, мы живем в духе: мы уверены, что пришли туда, куда надо – мы знаем о Царстве Небесном, видим этот путь, счастливы в обретении этого.

– Еще чуть-чуть – и взлетим.

Полное ощущение, что это произойдет, и довольно скоро. Но потом жизнь идет, мы теряем горение. Может быть, «любить и воспитывать» относится и к нам самим?

– Разумеется, в первую очередь. Когда хочешь человеку что-то сказать и вдруг чувствуешь, что ты говоришь набор штампов, которые у тебя самого не особо отдаются в душе, то самое время задуматься, где что-то внутри себя самого упущено.

В конце концов, наша задача – не научить, не привести кого-то к вере. Наша задача – самим в себе веру почувствовать, маленький огонек, и очень аккуратно его раздуть, чтобы он, не дай Бог, не погас. Очень сложно… Ситуации, которые с нами происходят, люди, которых нам Господь посылает на нашем пути, – не просто наши раздражители или те, кто хочет нас от веры отвернуть, уничижить. Это наши учителя.

Святые отцы, в частности, авва Дорофей, говорят, что надо, во-первых, благодарить таких людей: они помогают нам понять, что мы гордые, что мы нуждаемся в исцелении. Во-вторых, надо благодарить Бога, что через такие непредсказуемые вещи Он показывает нам, что Он рядом, Он воспитывает нас. А мы либо откликаемся на воспитание, поддаемся и в конце концов оказывается, что мы идем в нужном направлении, что Господь рядом и радуется вместе с нами, или мы убеждаемся, что зато мы правы, мы всех можем научить, все знаем точно, но что-то в сердце холодновато. Значит, я что-то делаю не так.

Вспоминаю Антония Сурожского: «Как узнать христианина? По отсвету Евангелия в глазах».

Записали:
Наталья Культяева
и Маргарита Попова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475