Священник Аркадий Маковецкий: О средствах, помогающих в молитвенном делании

Окончание. Начало в №31 (1024) 2019 г.

Хотелось бы поговорить о средствах, помогающих человеку в молитвенном делании. Те же хорошие иконы – ведь сейчас они общедоступны, и можно купить тот образ, который именно тебе близок, те же четки, те же лампадочки и кадильные свечи, когда не нужно уголь разжигать, – совершенно нормальный аромат. Насколько это важно для того, чтобы человек душой воспринял то, что он делает?

– Все, что Вы перечислили – это наши традиционные помощники в молитве. Святые иконы – это, без сомнения, абсолютно необходимые предметы, которые нам помогают сосредоточиться на тех, к кому мы обращаемся, – к Господу Богу, Его Пречистой Матери, к святым угодникам Божиим. И, без всякого преувеличения, икона позволяет нам войти в мир потусторонний, где обитают Господь, Божия Матерь, святые. Четки – это инструмент молитвы. До определенного времени все наши благочестивые предки молились по четкам, не только монахи.

Интересно!

– Вот такие плоские четки называются лестовки, у всех этих перекладинок свое назначение. Если мы посмотрим изображения святых, например, преподобного Сергия Радонежского, Зосимы и Савватия Соловецких – они все с лестовками. Четки людям помогали сосредоточиться на молитве, отсчитывать определенное количество кратких молитв – например, «Господи, помилуй!», «Богородице, Дево, радуйся».

Потом эта традиция трансформировалась: стали считать, что четки – это принадлежность только монашествующих. Но нигде, ни в каком каноне не написано, что нельзя мирянину молиться по четкам. Я думаю, что четки сейчас возвращаются в наш православный быт.

Но не как сувенир или амулет.

– Нет, конечно. Как средство, помогающее сосредоточиться в молитве. Но чтобы была максимальная духовная польза, надо брать благословение на молитву по четкам. Возжигание ладана или воскурение кадильных свечей – это тоже помощь в молитве. То духовное благоухание, которого мы хотим достичь во время молитвы, видимым, материальным образом в воскурении ладана приносится.

Нужно сказать, что традиция воскурения ладана очень древняя, она идет из Ветхого Завета. Когда Господь повелел создать первую походную церковь – скинию – там уже был сосуд с углями, на которые возлагали ладан. Ладан в то время был очень дорогим благовонием, его могли себе позволить только цари в своих дворцах. Так что воскурение ладана идет еще с тех древних времен. И сейчас церковь тоже благоухает, когда мы совершаем каждение.

Дома у нас малая Церковь, где тоже вполне уместно малое каждение. Если позволяют условия, это все, конечно, нужно делать. И еще я хотел бы сказать о возжигании свечей и лампад. Конечно, сейчас мы все не можем брать воск и катать свечи для молитвы, приобретаем мы свечи в храме. Но они обязательно должны быть освященными. Когда они освященные – это уже эквивалент нашей жертвы, а когда они просто куплены в хозяйственном магазине или сувенирном киоске, это просто огоньки без всякого элемента жертвы. Надо это понимать.

Другой пример: поясок с молитвой. Конечно, чтобы выучить эту молитву – псалом 90 «Живый в помощи» и молитву Животворящему Кресту, нужно время, нужно усилия ума, души…

Да еще чтоб потворять!

– Да. А тут вот ее положил в карманчик, и хорошо. Таких моментов, к сожалению, много, их надо искоренять из нашей жизни. Это не значит, что такие поясочки надо выбрасывать. Но рассматривать поясочек, как амулет, оберег – это уже язычество. Здесь очень тонкая и опасная грань.

То же самое касается и молитвы. Если посмотреть историю Русской Православной Церкви, особенно, на протяжении последних 200–300 лет, видно, что сборники молитв менялись. Когда-то все молились по Часослову, как таковых, молитвословов в наших домах и не было. Люди – кто был грамотный – читали часы, изобразительны, утреню, вечерню дома.

Потом появились канонники – сборники канонов, потом уже появились вот эти наши молитвословы, в которых есть утренние, вечерние молитвы, молитвы перед Святым Причащением. А в последнее время появились такие молитвословы, где сделано, как в энциклопедии – от этого молимся вот этими молитвами, по этой проблеме – вот этими…

Да-да, такая градация.

– Как вот на это смотреть? Конечно, сила традиции очень велика. Если, например, праведному Симеону Верхотурскому молятся об исцелении от глазных болезней или об этом же молятся Божией Матери перед Ее Казанской иконой, то это очень хорошо, это говорит о том, что многие люди молились, и им помогло. Но превращать молитвослов в справочник о том, кому от чего надо молиться, – это тоже неправильно, это уже крайность. Или за каждой иконой Божией Матери есть традиция закреплять как бы определенные полномочия…

Например, «Неупиваемая Чаша».

– Совершенно это неправильно. Получается, если помолиться перед Владимирской чудотворной иконой Божией Матери, то пьяницу не спасешь – надо только перед «Неупиваемой Чашей». Поэтому и молитва, и все традиции, связанные с молитвой, – все это должно быть очень осмысленным и не должно превращаться в какую-то магию. А, к сожалению, последнее часто бывает, приходится с этим то и дело сталкиваться, бороться, объяснять людям.

Многие говорят о том, что молитва водителей помогает человеку в дороге. Это люди говорят просто из опыта.

– Водитель просит у Бога помощи в том, чтобы не допускать гибели людей, быть предельно собранным во время управления автомобилем. Так что это очень ответственно. Когда мы выезжаем на дорогу, то рискуем не только своей жизнью и жизнями пассажиров в нашем автомобиле, но и людей, перебегающих дорогу, людей, которые едут навстречу.

Поэтому перед любой дорогой, даже самой короткой – от дома до магазина – надо молиться. И если возникает выбор – бить машину или давить человека, конечно, надо бить машину. Машина – это все-таки кусок металла, а жизнь человеческая бесценна, это всегда нужно помнить.

А для священников тут ситуация усугубляется: если по вине священника кто-то погиб, то священник запрещается в служении, даже пожизненно. Даже если священник не виноват – вот выскочил человек неожиданно, и он его задавил – все. Канонические правила в этом плане очень строги.

Действительно, без молитвы тут не обойтись.

– Поэтому надо очень сильно молиться. И потом у нас проблема национальная: сколько у нас людей гибнет в авариях, произошедших по вине пьяных водителей.

Да, это беда.

– Это, наверное, сугубый грех. Знаете, в последние годы, может, в последнее десятилетие стало очень популярным освящение машин, не только новых, недавно приобретенных, но и тех, которые побывали в авариях, или просто люди захотели освятить машину. Это очень правильно. Иногда говорят: это что-то новое, такого не было. Как это не было? У нас есть дореволюционные требники, в которых есть текст: «Освящение колесницы».

В первую очередь освящали, конечно, не кареты, а колесницы, на которых перевозились боевые орудия. Но ведь была такая молитва. Чем отличается колесница, которую тащили лошади, от колесницы с двигателем? Освящение машины – это тоже очень важный момент. И я думаю, что когда человек садится в освященную машину, помнит об этом и молится…

Конечно, у него самого уже другой настрой.

– Он уже настраивается на более ответственный уровень. Конечно, аварии случаются, это неизбежно. И многие попадают в аварии – не только простые люди, но и священники, и митрополиты. Но, как правило, если люди с молитвой поехали, все это происходит с наименьшими потерями.

Отец Аркадий, к сожалению, современная ситуация показывает нам очень тяжелые испытания. Пение молитв под современную музыку, которое очень популярно у протестантов и вообще в сектах. Они очень активно это показывают, показывают как бы с хорошей стороны, как современный формат, понятный. И, кстати, воспринимается это многими очень хорошо.

– Тут есть определенный рубеж допустимости. Если мы возьмем, например, канты – это духовные песнопения, стихи духовного содержания. Их огромное количество – с древних времен до наших дней. И сейчас их пишут – есть православные композиторы. Допустимо исполнение под музыку на сцене в виде такого духовного концерта.

Но не вместо богослужения и не в теле богослужения.

– Но, если богослужение выносится на сцену, думаю, это уже на грани кощунства. В советское время, кстати, такое практиковалось – на это власти закрывали глаза, и литургические песнопения Бортнянского, Чайковского, Чеснокова иногда большие вокальные коллективы исполняли. Тут уже надо чувствовать, допустимо это или нет. Сейчас нет такой необходимости – храмы открыты, эти песнопения исполняются. Поэтому, думаю, исполнение богослужебных песнопений со сцены неприемлемо.

Если говорить о церковном пении, то хор может петь по-разному. Он может вопить так, что штукатурка начинает осыпаться, или петь для прихожан, для создания молитвенной атмосферы.

– Молитвенное пение, в первую очередь, должно не услаждать слух, а помогать молиться. Есть обиходное пение, простое, когда хор поет, но понятно, о чем он поет, – поются стихиры, песнопения утрени, вечерни, Литургии. А есть партесное, концертное пение, которое уже заслоняет смысл, и человек услаждается звуками, гармонией – это, конечно, недопустимо.

До революции большие хоры пели только на больших праздниках в архиерейских соборах. Обычно – священник и дьячок. Дьячок пел, может, не очень музыкально, но все было понятно: если «Господи, помилуй!», то «Господи, помилуй!», если «Подай, Господи!», то «Подай, Господи!». А когда партесно это исполняется, иногда даже трудно это уловить. Вот я всю жизнь в Церкви, а не могу ухватить, что же они такое поют. Все это красиво, насыщенно звуками…

С переливами такими…

– …но совершенно не улавливается содержание. Вот этого допускать никак нельзя. Думаю, всем надо на это обращать внимание. Пение церковное должно в первую очередь помогать молитве.

Батюшка, очень часто слышим в адрес телевидения критику за прямые трансляции праздничных богослужений. А ведь есть огромное количество людей, которые не в состоянии прийти в храм по разным причинам.

– Совершенно верно. Опять же, кому это адресовано? Человек, который лежит на одре болезни, ощущает свое присутствие на богослужении. Человек, который проживает в таком населенном пункте, где, может быть на 100–200 километров храма нет, – то же самое. В воинской части, в больнице, в месте заключения, то есть все по ситуации.

То есть это возможность внести эту атмосферу в дом.

– Но, с другой стороны, когда человек имеет возможность пойти в храм неподалеку, но заменяет посещение храма таким комфортным созерцанием богослужения на телеэкране – это неправильно. Так что это именно для тех людей, которые удалены от храма в силу своего нездоровья или иных обстоятельств. Но я думаю, единственное, нельзя показывать, что происходит в алтаре. В некоторых репортажах показывают престол, священнодействие, Владыку, сослужащих священников.

Телекамеры мешают богослужению, это же таинство.

– Нет, понимаете, в чем дело, если в храме люди стоят за алтарной перегородкой и не видят, что там происходит, то тут получается, что они через телеэкран проникают прямо во Святая Святых, и для них это как-то обесценивается.

Согласен.

– Сакральные вещи, которые происходят в алтаре, не нужно транслировать, а когда транслируется то, что происходит внешне – это замечательно. Я сам прихожу из храма – у нас богослужение начинается рано, в 4 часа вечера – включаю «Союз», и там где-нибудь обязательно – или в Санкт-Петербурге, в храме духовной академии, или в Екатеринбурге, или еще где-то, или в московском Храме Христа Спасителя… Я как бы дублирую службу.

Ощущается связь – вместе все. Отец Аркадий, невозможно себе представить крестный ход без молитвы, да? Ну, что это будет такое – пикет, демонстрация, шествие?

– У греков есть такое словосочетание, аналогичное нашему «крестный ход», – «литийное шествие». Лития – это такая усиленная молитва. У нас тоже это стали кое-где практиковать – освящать пять хлебов, литию совершать во время крестного хода. То есть это действительно сугубая общественная молитва. И как мы можем продемонстрировать силу своей веры, крепость своего духа, если мы не будем выходить на крестные ходы?

Не случайно крестные ходы теперь стали подвергаться иногда и нападкам. Вот у нас во Владимирской епархии совсем недавно был Боголюбовский крестный ход, когда икону несли из города, из Ново-Алексеевского монастыря в Боголюбово – это километров восемь.

Там были такие протесты! В интернете собрали сразу несколько тысяч подписей против – дескать, это мешает водителям, перекрывается половина трассы и так далее. То есть были уже протесты организованные. Силы зла не терпят крестных ходов, наших литийных шествий.

Это правда. И очень быстро организовывают протесты.

– К сожалению, та благостная атмосфера, которую мы наблюдали в 90-е, в 2000-е годы, сейчас уже сходит на нет. И приходится очень убедительно, аргументировано отвечать на эти вызовы. Это еще раз говорит о великой силе крестного хода, великой силе молитвы. И надо продолжать совершать их во чтобы то ни стало.

Отец Аркадий, сейчас очень многие православные обеспокоены тем, что идут модернистские тенденции перевода службы на русский язык. Ведь многие церковнославянские слова даже не переводятся на русский корректно. Мне кажется, если будем вместо «Вонмем!» слышать «Внимание! Внимание!»…

– «Ахтунг! Ахтунг!».

…то какой тут может быть молитвенный настрой души?

– Эта проблема многоуровневая. Например, есть текст Божественной литургии. Там нельзя ничего менять, ничего модернизировать, переводить. Есть, например, акафист. Но акафисты, понятно, писались в гораздо более позднее время. Думаю, их допустимо редактировать и какие-то труднопонимаемые обороты переводить на более приемлемый для современного слуха уровень.

Ведь обновленцы это и пытались сделать. Они переводили службы, но реакция верующих была непростой.

– После революции мы знаем очень много примеров, когда службы переводились, модернизировались, искажались. Но народ православный это не поддержал. По поводу искажения текстов – конечно, очень много было разных курьезных переводов. Вот, например, «Радуйся, Невеста Неневестная», благовещенский акафист. Этот припев отражает такую глубину! Приснодевство Пресвятой Богородицы. На Украине перевели: «Радуйся, Девка Незасватанная». Есть разница или нет? Лингвистически это правильно, то есть переводчики сделали аналог. Но это страшное кощунство.

Это очень деликатный вопрос, всем этим должны заниматься компетентные специалисты. У нас есть богословские комиссии, у нас есть духовные академии, у нас есть другие церковные учебные заведения, на кафедрах которых этим занимаются, особенно на кафедрах литургики, церковно-практических дисциплин.

Вот я сам преподаю во Владимирской семинарии на кафедре церковно-практических дисциплин. И мы со студентами часто эту тему обсуждаем. И они соглашаются, что до какого-то уровня можно что-то не то чтобы упрощать, но делать более понятным…

Адаптировать.

– Но сакральные тексты – Божественная литургия, утреня, вечерня, песнопения Октоиха, Минеи – их просто нельзя трогать. Но в то же время наша Триодь Постная, которой мы сейчас все пользуемся, была буквально перед революцией адаптирована под тот разговорный язык, который был приемлем для начала ХХ века. В этом участвовал митрополит Сергий (Страгородский), который впоследствии был Патриархом.

И мало кому в голову приходит, что эта Триодь Постная – не та древняя. По которой молились преподобный Сергий, Серафим Саровский и другие наши подвижники. То есть этот процесс возможен, но должны быть грамотные переводчики, оптимизаторы текстов, тогда это будет не кощунством, а допустимым усовершенствованием – но до определенного предела, конечно.

Этим занимается гимнограф, песнотворец, он может написать какое-то песнопение, стихиру, акафист и отправить в Межсоборное присутствие Русской Православной Церкви, чтобы Архиерейский собор утвердил текст. У нас каждый год делают рассылку из епархии – довольно много новых тропарей, кондаков, песнопений в честь разных святых.

Видите, как хорошо! Вот я не знал, что идет такая кипучая работа. Это очень серьезно, кстати.

– Идет она, эта работа, конечно. Много новых святых канонизировано, особенно в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских в 2000 году. Каждому из них составляются тропарь, кондак, величание, какие-то стихиры могут быть.

Поэтому все модернистские усилия надо как раз вот сюда вливать – пожалуйста, обращайтесь, процесс-то, идет.

– Да. Пусть заходят на сайт Межсоборного присутствия, пишут туда свои предложения, эти предложения обязательно рассмотрят и им ответят. Здесь вот что происходит: в Церкви есть две группы людей – консерваторы, их большинство, слава Богу, и вот эти новаторы. Новаторы все время что-то просят. Поскольку я руководитель миссионерского отдела, я с этим сталкивался.

Например: «Давайте будем служить миссионерскую Литургию!». Говорю: «Но как вы это представляете? Вот вы читаете Апостол, Евангелие на русском языке, все переводите, объясняете. А почему мы не можем делать это во внебогослужебное время? Провели традиционную Литургию на церковнославянском языке, прочитали Апостол, Евангелие, а потом собрались и все это за чашкой чая разобрали».

То есть вот эти новаторы хотят какого-то нарушения привычного строя службы. Но прихожане очень тонко на это реагируют, не терпят этих новаций. Как правило, такие новации обречены на поражение. И хочу вам сказать, что люди, которые ходят в храм, даже пусть недолго – месяц, два, три – они постепенно вливаются, чувствуют красоту и гармонию богослужения и даже интуитивно домысливают то, что не понимают в языке.

Ну как вот «Паки и паки миром Господу помолимся!». Все понимают, о чем речь. Что мы будем говорить «Еще раз и еще раз помолимся!», что ли, как на какой-то дискотеке? То есть происходит упрощение, обмирщение богослужения, когда мы начинаем вот эти новации внедрять. Но есть такие новаторы, и за примерами далеко ходить не надо. Думаю, здесь забота священноначалия – за этим следить, вот это все объяснять и направлять в нужное русло.

Отец Аркадий, спасибо, что нашли время приехать к нам. Я всегда рад Вас видеть. Желаю Вам помощи Божией во всем, сил душевных и телесных!

– Во славу Божию! Успехов вашей передаче!

Записал:
Игорь Лунёв

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475