Священник Константин Корепанов: В центре внимания – человек

Окончание. Начало в №14 (1007) 2019 г.

– Если человек думает только о себе, то он все более вычленяет себя из общества, он живет сам по себе, в рамках личных интересов. И человеку этого мало, он захочет получать наслаждения, потому что так жить скучно. Он захочет получать наслаждения, и наслаждение будет связано с разрушением его собственного тела (что не так важно) и обязательно с использованием другого человека. То есть он не может быть в изоляции, никого не касаясь, – он всегда будет использовать другого человека: чей-то труд, кого-то он будет вербовать, использовать (для собственного удовольствия или еще для чего-то). Потому что он не может увидеть в другом человека! Он не может быть частью общества, он видит только себя, он зациклился на себе, для него другой человек станет вещью, которую он будет использовать для того, чтобы ему было хорошо и комфортно. Так это является человеком? Позвольте, почему один человек может использовать другого человека для каких-то своих целей? Получается, что человек только я, а тот – не человек?

Пока еще людям понятно, что это бесчеловечно. Если я не вижу в другом человека и не отношусь к нему как к человеку, то, стало быть, я теряю вслед за этим право называться человеком. Вот в конце концов к чему приводит эта ситуация, когда мы не видим в человеке человека, когда мы не способны жить для целого, для общего: для человечества, для народа, для государства, для семьи, для друзей. Только это делает меня человеком!

Даже если мы заглянем в какую-нибудь суперматериалистическую историю происхождения человека, в какой-нибудь суперматериалистический антропогенез, мы и там увидим (это написано в любой книге), что только формирование общества привело и к развитию особых способностей человека, и к формированию культуры. Потому что культура – это общественный продукт, а не творчество отдельного автора. Собственно, мы видим, к чему приводит культура, когда человек просто думает о самовыражении, никак не связывая себя с общественным заказом, с общественными ценностями, с ценностями общества.

И получается, таким образом, что на протяжении всей своей истории даже в материалистической концепции (даже если мы не берем христианскую или просто религиозную концепцию происхождения человека), даже с материалистической точки зрения человек – это такое существо, которое живет в социуме. Человек – существо общественное. Стало быть, он видит в другом человеке человека, относится к нему как к человеку. И, стало быть, способен сделать ему то, что он хотел бы, чтобы сделали ему (общее правило нравственности). А это значит, что я должен забыть о себе, если человек просит меня ему помочь.

Из Ваших слов я понял следующее: образование – это обучение и воспитание. В нашем случае воспитание уводят на задворки, оставляя по большому счету обучение каким-то навыкам, свойствам. Вы упомянули о воспитании, что человека воспитывает человек. Кто непосредственно влияет на создание человека, в конце концов?

– В моем докладе было сказано, что, вообще, ответственны за воспитание человека родители, учитель и священник. В современном обществе родители, к сожалению, не имеют общественной ответственности за воспитание ребенка. То есть воспитан он или не воспитан, у родителей никто спрашивать не будет, их никто не привлечет к ответственности. В отличие от учителя. Я не фантастические вещи говорю, а как это на самом деле бывает. Если человек совершил правонарушение, классный руководитель будет за это отвечать. Даже если это совершено в неучебное время, допустим, в летние каникулы, и классный руководитель был где-то далеко, все равно его вызовут – и он будет нести ответ, почему так получилось. И если как-то усмотрится его вина, то будет не уголовное, конечно, преследование и даже не административное, просто в школе на это будет обращено внимание – и взыскание учитель получит, потому что недоглядел за чужим ребенком.

Это, может быть, нелепо, но суть остается такой – учитель несет общественную ответственность за воспитание ребенка, потому что все спрашивают со школы, с семьи уже давно никто не спрашивает. О том, что ребенок воспитывается в семье и все выносит из семьи, говорят только учителя в кулуарах своих совещаний. Я как учитель с многолетним стажем (не работаю в школе только последний год, а до этого работал в школе) говорю, что именно так и происходит. Когда мы обсуждаем какую-то педагогическую проблему, скажем, поведение какого-то ребенка и как выйти из этой ситуации, то заканчивается все пожиманием плечами: «Что мы можем сделать, если все идет из семьи?». Это понимают только учителя. Общество спрашивает с учителей. Учителя, собственно, и поставлены обществом для того, чтобы воспитывать детей.

Общество не спрашивает со священников, но священник чувствует свою ответственность перед обществом за воспитание детей, этого требует его совесть. Он понимает, что у него повышенная ответственность за судьбу людей, которые его окружают, он переживает. Это ему даровано Богом. Он пастырь. Как пастырь, он видит свой народ, крещеных детей и понимает, что паства гибнет. Он чувствует ответственность за нее, он понимает, что он должен что-то сделать, чтобы разрушение человека, развращение ребенка остановить. Он не отвечает пока перед обществом, и общество не требует этого, а как раз, наоборот, закрывает детей от влияния пастыря. Но пастырь сам чувствует свою ответственность, и он готов ответственность на себя взять, потому что он любит свой народ, любит свою паству, любит этих людей во Христе, независимо от того, любят они его или нет.

Любовь диктует пастырю и молитву, и переживание, и желание что-то сделать для этих людей, для этих детей, чем-то их согреть, если возможно – чему-то научить. И вот этот ресурс не использован современной системой образования. Но он может быть использован. Я не говорю, что должен, – это решает государство в конце концов. Может быть, это решает общество. Но то, что он может быть использован, – это несомненно.

Практически в каждом городе, в каждом селе, где есть школа, есть священник, пастырь, который за этих детей переживает. Людям кажется, что он переживает о том, чтобы люди ходили в церковь. Для чего? Для того чтобы они принесли какие-то деньги. Но какие у ребенка деньги? Неужели люди правда думают, что пастырь заманивает детей в храм для того, чтобы они повысили благосостояние Церкви? О чем думает пастырь, когда беседует с детьми, останавливаясь на улице и смотря в глаза ребенку? О чем он думает, когда видит, как дети тусуются с пивом на площадках? О том, чтобы те деньги, которые они истратили на пиво, хорошо было бы пожертвовать в церковную кружку? Я не знаю таких священников. Я даже никогда не слышал, что есть такие священники, потому что, если бы такой человек появился, он бы сгорел у престола. Потому что он воздевает руки к Богу, ходатайствуя за народ, он стоит на таком месте, где, опаленный любовью Христа, он молится (таковы молитвы, которые он произносит), чтобы Бог ущедрил всех людей, чтобы спас и привел к Себе всех, потому что Он свет, и истина, и жизнь.

И пастырь беспокоится не о церковной полноте, не о наполнении храма и даже не о том, чтобы эти дети остались с ним, – он как раз и не хочет этого. Потому что он понимает, что лучше им уехать туда, где будет хорошее образование: музыкальная школа, художественное училище, где человек может свои таланты развить. Пусть он не будет здесь, но пусть он останется человеком. Пусть он не будет прожигать свою жизнь, рассматривая неприличные картинки в Интернете, куря втихушку, стреляя марихуану в школьных коридорах и так далее. Священнику больно, ему жалко этих детей именно потому, что он – отец. Его зовут «отец». И он как отец чувствует связь со всеми этими детьми. И он переживает не только за свою семью.

Когда, например, над священником совершается рукоположение, он снимает с руки обручальное кольцо – это знак того, что теперь вся Церковь, вся эта паства, которая ему вручена, – это его семья. А стало быть, и дети, живущие в этой деревне, в этом селе, даже если они мусульмане, баптисты, свидетели Иеговы или кто угодно, для него – дети, которых жалко, если они гибнут. Если он видит, что они нашли какой-то стержень и спасаются, скажем, от наркомании и пьянства в спортивной секции, – пусть спасаются. Пусть они не ходят в храм, но пусть только не пьют. Если он видит, что человек не ходит в храм, но читает, например, Достоевского или еще кого-то, – пусть, ты только читай, только не прекращай читать и думать, и однажды тебя это выведет на ровную и прямую дорогу.

Любой священник так думает. У него свои дети есть, и он понимает, что путь ребенка к Богу очень сложный, и очень мало у кого в наше время он прямой и простой. Он просто хочет помочь. И его помощь движется только одним – ему жалко этого человека. Именно такой дар у священника, если хотите: видеть во всяком человеке человека. Этому учит его Христос, и священник по-другому не может.

Мы говорили, что современному образованию не хватает гуманистичности, не хватает именно человеческого отношения к человеку. И есть люди (они живут рядом, в соседнем доме), у которых есть такой ресурс, которые могут, умеют увидеть в человеке человека. Почему от этих людей закрывать детей? Они могут помочь.

И закончил я свой доклад именно тем, что учитель не может быть заменен священником. Да я и не думаю, что священник горит желанием заменить учителя, ему этого не надо – он хочет быть сотрудником учителя. Они ведь вместе делают одно дело. Ведь настоящий учитель умеет видеть в ребенке человека, умеет относиться к нему по-человечески. Он пришел в школу работать, а в школе по-другому невозможно работать. Тем более в наше время, когда только проблемы со всех сторон; и люди уходят. А учитель не может уйти, потому что он не может без этих детей. Как поется в песне: «Так же, как всегда, в школу с утра, ждут вас дела, ждет детвора». И учитель не может жить по-другому, потому что он – учитель.

И только современный подход, тренд современной цивилизации пытается снивелировать человека и навязывает такие антропологические практики, в которых человеческое в человеке стирается. Ему создают условия, в которых он теряет человеческие качества, ему навязывают такую модель поведения, в которой он неизбежно теряет человеческие качества. И ему говорят, что это здорово, его мотивируют на это, его побуждают к этому. И учителя в данном случае – одна из сильнейших общественных сил и одна из последних инстанций, которая этому сопротивляется.

Поэтому в данном случае и у учителя, и у священника одно дело – борьба за этого человека, чтобы сохранить в нем как можно больше человеческих свойств, качеств, научить его жить по-человечески в это нечеловеческое время.

Иначе будущего у нас нет. Если придет поколение людей, которые уже не люди, а просто исполняют свои функции... Неважно, какие функции – в качестве какого-нибудь экзекутора, следователя или водителя – главное, чтобы он перестал быть человеком, чтобы он почувствовал себя винтиком: делал свое дело и ни о чем не думал, чтобы в нем никогда не возникала проблема нравственного выбора. «Успокойся, у тебя нет нравственного выбора. Ты делай свое дело, получай свои деньги и больше ни во что не лезь». Так удобнее управлять обществом, понимаете, – у человека никогда не возникает проблема нравственного выбора.

А школа, учитель и священник как раз призваны и борются за то, чтобы человека постоянно ставить перед лицом нравственного выбора и учить его этот выбор делать так, как это достойно делать человеку.

Но как научить этому без обращения к опыту человеческой культуры? Я произносил в докладе несколько имен, о которых, убежден, большинство людей, большинство учителей не знают. Например, русский герой Александр Мамкин – летчик, который участвовал в операции «Звездочка». Он вывозил детдомовских детей из Полоцкого детдома через линию фронта. Всего детей было около трехсот. Он совершал последний маршрут, в самолете было, по-моему, шесть детей и двое взрослых. То есть он заканчивал эту операцию, которая прошла успешно; честь и хвала тем людям, которые ее организовали, иначе всех детей просто расстреляли бы. Он сделал несколько рейсов, и в последний рейс его самолет был подбит. За его спиной в самолете сидят дети, самолет горит. Он не может выпрыгнуть из самолета – самолет упадет. Он не может допустить, чтобы самолет рухнул – дети погибнут. И он сажает горящий самолет туда, куда надо посадить, совершенно вслепую. Его ноги обгорели до колен, до костей, его очки вплавились в череп, но он посадил самолет. Потому что там были дети.

Вы это проговариваете детям один раз, второй, показываете фотографию этого летчика... Это не фантастика, это реальные события, об этом написано, это известно, можно перепроверить. И никто не останется равнодушным. И когда его самолет загорится, человек будет знать, что он всего лишь идет по стопам таких же людей, какие жили до него.

Или другой пример. Я недавно прочитал про девочку 12–13 лет, которая в поселке под Курском спасла от смерти несколько десятков раненых солдат. Просто спасла. Не буду рассказывать из-за ограниченности эфирного времени. Когда рассказываешь это детям, их это потрясает. Девочке всего 13 лет. Она просто сделала то, что могла сделать. Через сутки в поселок вошли советские войска, которые освободили и эвакуировали госпиталь. Но упорства этой девочки хватило ровно настолько, чтобы выдержать сутки. Она их выдержала и спасла солдат. Она не хотела спасти, она просто понимала, что не может предать одного-единственного офицера, которого успела вывести из этого госпиталя и спрятать.

Или Ирена Сендлер. Или Антонина Жабинская, жена смотрителя Варшавского зоопарка, которая прятала евреев у себя, не имея к этому никакого побуждения извне, просто потому, что она человек. Вот на этих примерах воспитываются люди.

Например, наше поколение знало дневник Анны Франк, еврейской девочки, которая пряталась в Голландии, в потайном месте со своей семьей. Она все фиксировала, записывала. Но потом ее выдали, предали – и она была расстреляна. А вот Антонина Жабинская никого не предала, и все евреи, которых она прятала, спаслись. Она рисковала жизнью постоянно, но она смогла это сделать, потому что была человеком.

Вот об этом мы должны говорить в школе. И совершенно неважно знать точное количество спасенных Антониной Жабинской или Иреной Сандлер, в каком районе Варшавы работала одна или другая, в каком месяце это было и кто руководил отделением гестапо в то время. Не это важно! Потому что все это в наше время я могу найти в Google. Не это делает меня гражданином, не это делает меня человеком, а опыт переживания встречи с такими людьми на страницах книги, через рассказ человека.

Я подчеркиваю, что «Основы православной культуры» – лишь фрагмент. А в целом человек, учитель стоит в таком месте, где он может об этом рассказать, может поделиться своим опытом встречи с этими людьми. Для меня эти люди – люди, я их люблю, и каждому из них я в ноги поклонился бы, если бы встретился с ними. Потому что я считаю, что я бесконечно маленький по сравнению с ними. Это люди, которые явили качество, на мой взгляд, одно из самых ценных – они были мужественными.

И, переживая все это, я рассказываю об этом детям. Я не просто рассказываю некую прочитанную статью. Эта статья взволновала меня, я пережил это, это вдохновило меня, это всколыхнуло мое сердце, это побудило меня сделать какие-то поступки. И когда я об этом рассказывал на уроках в школе, дети молчали и слушали.

Я не знаю, как отзовется это слово в их жизни. Не знаю, потому что кроме меня на этих детей влияет еще огромное количество разных людей, для них значимых. Но я понимаю, что воспитать ребенка человеком можно только таким образом – через личность учителя, когда он свои знания, свое пережитое передает не из уст в уши, а от сердца к сердцу, когда он вовлекает их в совместные переживания. Тогда и происходит процесс воспитания.

И в данном случае для воспитания неважно, история это Каунасского или Краковского гетто или история апостола Павла. Главное – чтобы она была не информационным способом преподнесена, а через сердце. Например, меня взволновала жизнь апостола Павла – я об этом рассказываю. Меня взволновали строчки из Евангелия – я их рассказываю. Меня взволновала икона «Троица» Андрея Рублева – я показываю и рассказываю. Тогда будет эффект. Если же я показываю икону Андрея Рублева и говорю: «Эта икона написана в таком-то стиле, в таком-то жанре, в таком-то веке, в таком-то городе и сейчас она находится там-то, вы можете посмотреть ее там-то», – это не воспитывает. Для воспитания нужно говорить от сердца к сердцу, чтобы было переживание.

Батюшка, спасибо Вам огромное за беседу. Я тоже сегодня сидел и слушал, как те самые ученики, которые Вас внимательно слушают, и удивлялся, как мало я знаю даже о нашей истории.

Я хочу напомнить нашим уважаемым зрителям, что более подробно познакомиться с докладом отца Константина можно на сайте Екатеринбургской епархии, где доклад полностью опубликован.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475