Протоиерей Александр Рябков: Благочестие и традиция

Под словом «традиция» мы, наверное, подразумеваем Священное Предание, то есть традицию как бы с большой буквы. Какие оно предъявляет требования к нашему благочестию?

– Действительно, два этих понятия очень близки. Вспоминаются сразу слова апостола Павла из его Послания к Тимофею, где он призывает: Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. Это очень интересное сравнение – телесные упражнения и упражнения в благочестии. Мы можем перенести это на свою жизнь, и нам это довольно понятно. А многим свойственно упражняться в каком-нибудь телесном занятии, упражнении или традиции – может быть, это спорт или фитнес, может быть, кто-то упражняется в накоплении каких-то знаний, а кто-то в том, чтобы следить за своим здоровьем, в том числе за диетой. Когда же вопрос касается молитвы, поста, здесь сразу включаются другие размышления, и это нам почему-то становится сразу трудным, сложным, непонятным, не имеющим смысла и цели. Действительно, телесное упражнение дает нам накачанные мускулы, диета – хорошую фигуру, а что же нам дает благочестие?

Мы понимаем, что традиция молитвы, воздержания, поста, церковного благочестия тоже направлена на определенную цель. Но эта цель – приближение души к Богу. Например, упражнение в молитве. Сегодня мне сложно встать на молитву, но я встал, помолился вечером, потом утром на следующий день… Если я не прервал эту цепочку, то, как и в спортивном упражнении, будет нарастать некая грамотность, будет приобретаться навык. Как в спорте сначала делаются более простые упражнения, так и в молитве. Только как бы мы ни накачивали свои мускулы, как бы ни худели, как бы ни украшали себя одеждой или макияжем, все равно рано или поздно телесная оболочка истлеет; цель этого упражнения действительно очень ограниченная. Когда же мы тренируем свою душу, тогда наша цель совсем другая – мы надеемся еще при жизни на земле приблизить свою душу к Божией благодати (или стяжать Божию благодать) и тем превратить свою жизнь в настоящее, подлинное бытие.

Наша жизнь с заменой подлинного бытия – через украшательство, стяжание мирской преходящей славы, через стяжание богатства, телесной красоты, все равно постоянно увядающей, – не имеет цели. Когда же мы приближаем свою душу к Богу, то посылаемые нам дары духа (недаром у апостола Павла есть слова о том, что благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей) меняют нашу земную жизнь – меняются наши отношения с ближним, с самим собой. Наша открытость Богу в молитве, покаянии, постном делании – это начало того, чтобы мы были откровенны и сами перед собой. Когда же мы откровенны сами перед собой, то мы откровенны и искренни и перед своим ближним, это тоже очень важно понять. Именно такое упражнение и имеет ценность, цель и правильное целеполагание.

Говоря о благочестии, мы видим, что оно сопряжено с традицией. И традиция как таковая, без всякого сомнения, не должна ни ограничивать, ни сковывать нас: христианская традиция – это не оковы и не кандалы на ногах. Но, с другой стороны, релятивистски отметать традицию невозможно, ведь не может быть тела без скелета – каким бы красивым и здоровым ни было тело, но если нет скелета, то это просто куча навоза; поэтому «скелет» в традиции необходим (другое дело, что вариации могут быть разнообразными). И традиция, которой мы следуем, не попытка сделать Бога своим должником: вот я традицию исполнил – теперь Бог мне должен. Очень часто нас, к сожалению, захватывают земные цели: я пришел в храм, поставил свечу, поклонился, вчера попостился, сегодня пришел на службу – теперь Господь мне должен. А что Он мне должен?

Мы как раз не думаем, что Господь должен войти в нас благодатью, а думаем, что Он должен исполнять наши земные выгоды – проблема понимания Бога как золотой рыбки из известной сказки Пушкина тоже есть: как мы помним, старухе сначала было нужно корыто, а потом оказалось, что надо стать столбовой дворянкой, то есть аппетит растет во время еды. Такая наша «молитва» и печаль – не о Боге, ведь молитва связана с покаянием, она призывает Бога войти в наше сердце. У христианина в подлинном смысле есть понимание того, что именно вхождение Духа Святого в сердце и меняет его земную жизнь, а по сути дела, меняет его отношение к земной жизни. Если же мы считаем, что цель нашей жизни – земные выгоды, земные наслаждения, успехи, земная слава, то, разумеется, Богу в нашем сердце делать абсолютно нечего.

Самое главное, что в молитве должен быть фундамент, основанный на словах «да будет воля Твоя, Господи»: что бы мы ни просили, мы должны ставить под сомнение, насколько нам это сегодня полезно. Если я попросил чего-то, тогда надо сказать Богу: «Господи, я не знаю, нужно ли мне это сегодня. Ты знаешь» – недаром у святого Филарета Московского есть такая молитва: «Господи, не знаю, чего просить у Тебя», когда святой человек признается, что человеку, часто страстному, даже недоступно понять, что же ему нужно, и даже святой просит в молитве, чтобы Господь направил его сознание на то, какие цели ему нужно полагать.

Вспомним молитву Иоанна Кронштадтского, ведь мы обогащены не только молитвенным правилом, но и молитвами святых, в том числе молитвами святых XX века. Как просил Иоанн Кронштадтский? «Господи! Имя Тебе – Любовь: не отвергни меня, заблуждающегося человека! Имя Тебе – Сила: подкрепи меня, изнемогающего и падающего! ...Имя Тебе – Мир: умири мятущуюся душу мою! Имя Тебе – Милость: не переставай миловать меня».

Поэтому наша традиция, с одной стороны, гибкая, а с другой стороны, имеет под собой основу – цель у нее другая, не приобретение земных преходящих вещей, а именно стяжание Духа Святого Божиего.

Вопрос телезрителя: «Известно, что перед причастием в Иуду вошел сатана. Но если человек причащается достойно, то какое время в человеке сохраняется причастное состояние: год, месяц, сутки, минуту? От чего это зависит? От каких-то грехов в человеке? Например, мы не успели отойти от Чаши, уже подумали что-то не то – нам возвращаться назад и снова причащаться, ведь все уже улетело? Или тогда вообще нельзя отходить от Чаши?».

– Вопрос очень глубокий и очень многосторонний. С одной стороны, мы понимаем, что все очень индивидуально. Мы знаем, что святая Мария Египетская причастилась в своей жизни всего дважды. Мы видим, что здесь нет строгой регламентации, а именно индивидуальный подход к душе.

Когда мы говорим, что святой праведный отец Иоанн Кронштадтский служил почти каждый день (конечно, наверняка были перерывы), то приходим к очень интересной мысли: сама его жизнь не только после Литургии, но и до нее была причастием Богу. У святых угодников Божиих мы часто встречаем мысль, что сначала мы причащаемся в молитве, в делах милосердия, причащаемся в покаянии – сначала мы причащаемся внутри своего сердца, когда открыты Богу. И если эти этапы не пройдены или пройдены ущербно (например, если наша Исповедь была неискренней, приготовление формальным), то это во многом и вредит тому, чтобы в нас укоренилось семя.

Причастие – некий залог, ведь когда рукополагают во священника, говорят: «Прими залог сей и сохрани его цел и невредим до последнего твоего издыхания». Причастие – это благодатное семя, которое должно в нас взойти. Людям, выросшим на земле, понятно, что мы никогда не бросаем семя просто в тернии и сорняки, не сажаем картошку в землю, которая не вспахана, а пытаемся ее взрыхлить, удобрить. Поэтому наше приготовление – это очень важный момент, который позволяет сохранить семя. Надеяться только на то, что я причастился, а дальше во мне должен действовать только Сам Господь?.. Да, с одной стороны, я со смирением говорю: Господи, я согласен, действуй во мне. Но это только слова, а что я дальше делаю для этого? Если я не пощусь или устремляюсь ко греху, то Господь меня за уши от греха не оттащит. Если после Причастия я начинаю осуждать, то Господь мне по языку не ударит – Он не жандарм с Неба. Если после Причастия я тянусь к рюмке вместо того чтобы взять Евангелие, Господь здесь опять ни при чем.

Конечно, большую роль играет и приготовление ко святому Причастию, и жизнь в его свете. Как на службах Страстной седмицы, когда мы берем огонек из храма и хотим принести его символически домой, так же, получив огонек Причастия в свое сердце, надо донести его, чтобы он не затух, не гасить его своим отношением, поведением, своим превозношением, самомнением, телесной расслабленностью, ленью к молитве. А то мы прочитали долгое правило накануне Причастия, а теперь, может быть, считаем, что «можно не молиться: я вчера читал это правило!». Нет. Когда мы прерываем эту цепочку упражнений благочестия, то Причастие в нас затухает: Бог нас без нас самих не спасает.

Если вернуться к приготовлению к Причастию, то это острая тема, которая многими по-разному обсуждается. Например, обратимся к «Невидимой брани» святого Никодима Святогорца: там четко прописано, что приготовление ко Святому Причастию очень важно и завершается Исповедью. У Феофана Затворника есть интересная мысль, что говение перед Причастием даже более важно, чем соблюдение четырех многодневных постов, и никак не исключается их соблюдением (мысль, которая в нашей современной практике ставится под сомнение).

Вопрос телезрительницы из Вологодской области: «Является ли церковной традицией проповедь священника на Литургии? Или это личный выбор священника и он сам решает, произносить проповедь или нет?».

– В целом проповедь за Литургией – церковная традиция. Церковное учительство должно происходить – и происходит – с амвона. Другое дело, что у церковной проповеди в древней традиции было свое место. Есть понятие Литургии слова (или, по-другому, Литургии оглашенных), когда читаются отрывки из Апостола и Евангелия, и была традиция говорить проповедь сразу после Священного Писания.

И сейчас это местами встречается.

– Да, есть традиция: не отходя далеко во времени, сразу переходить к истолкованию тех отрывков, которые читались за Литургией. Другое дело, что иногда это переносится на конец Литургии, иногда произносится на запричастном стихе, после освящения Святых Даров, до Причастия (иногда Святые Дары готовятся долго – дробятся для множества причастников, поэтому есть время, когда можно произнести проповедь). То есть традиция бывает разная, но проповедь, без сомнения, вписывается в традицию.

Наверное, стоит сказать, что в 70-летний период, когда Церковь у нас была фактически под запретом, проповедь часто замолкала.

– С одной стороны, да. Но я хотел бы сказать: Церковь всегда понимала, что все служители обладают разными дарами – у кого-то дар слова, у кого-то дар утешения, у кого-то дар молитвы. Поэтому иногда вставлялась написанная проповедь. Например, так называемый Синаксарь – церковное поучение, которое сохранилось даже в церковных книгах. Другое дело, что синаксари читались не на Литургии, а зачастую на утрене. Но все равно это знак, что не только молитва, но и словесное обращение к мирянам присуще традиции. Если священник по каким-то причинам был не способен сам произнести проповедь, то в древности он мог обратиться к написанной проповеди в богослужебных книгах.

Вопрос об отрицательной стороне благочестия: посмотрим на ситуацию – человек может просто открыть Книгу Священного Писания и прочитать, а может подойти к этому благочестиво и прочитать ее стоя перед иконами; он может просто вступить в поприще Великого поста, а может благочестиво убрать весь свой дом, чтобы в нем не оставалось скоромных продуктов. Множество других благочестивых традиций живут в народе, но в связи с этим вспоминается Евангельский фарисей, который был весьма благочестив, но Христос, тем не менее, оправдывает мытаря. Прокомментируйте, пожалуйста, такие благочестивые традиции – не становятся ли они препятствием на пути к Богу?

– Проблема фарисея не в том, что он исполнял все традиции, а в том, что он спасался сам. И Господь говорит, что Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию, то есть пришел к немощным. И апостол говорит: ничем не хочу хвалиться, только своими немощами, то есть своей слабостью. Блаженны нищие духом – к этим людям пришел Христос: к тем, кто открыл свою душу, а не к тем, кто спасается своим «я». Мы не всегда правильно понимаем проблему фарисейства – это не только мелочное исполнение чего-то, но еще и горделивое исполнение, именно достижение каких-то рекордов, за которые якобы Бог теперь стал моим должником.

Мы начинаем отсутствием фарисейства оправдывать свою лень, нежелание поститься, молиться: «Ну, мы же не фарисеи – давай в посту что-нибудь поедим, а, может быть, даже и выпьем. Не будем фарисействовать!». Попирать традицию тоже не надо: фарисейство – это не доскональное исполнение чего-то, а упование на исполнение чего-то.

Мы помним, что святые угодники Божии, исполняя все и ведя строгую жизнь, в конце ее приобретали только еще больше смирения. Фарисей и смирение – это разные понятия. Фарисейство – это отсутствие смирения, а не мелочное исполнение традиции. Конечно, это тоже. Только для чего? Чтобы себя возвысить: «Ну как же! Я же даю десятину от мяты, тмина... Я приличный человек: принимайте меня, рукоплещите мне!» – вот что такое фарисейство. Как раз этот момент фарисейства заключается в том, что я все исполнил и решил для себя, что Бог мне уже должен.

Наша молитва должна быть именно покаянной, в ней мы испрашиваем у Господа милости: Господи, помилуй. В этих словах все – и прощение наших грехов. Но не только в том смысле, что их подтерли, изгладили, но и подавание милости, то есть благого елея исцеления тех ран, которые мне нанес грех.

При этом надо иметь в виду, что мы говорим «Господи, помилуй», обнимая какие-то земные наши нужды: хлеб наш насущный, который Господь посчитает нужным нам подать. Наша фарисейская молитва часто напоминает мне строки из «Войны и мира» Толстого, когда княгиня Друбецкая подходила просить у князя Василия Куракина за своего сына – она унижается, унижается, но внутри себя злится на него. Мы тоже просим Бога, но внутри злимся, что Он не исполняет. «Устрой моего сына в гвардию, поговори с императором, чтобы его взяли». Когда все это кокетство не действует, тогда она говорит: «Ну, Вы обязаны моему папеньке тем, что Ваша карьера сложилась». – «Хорошо, я тебе должен». И потом она говорит: «Когда Вы его устроите в гвардию? И Вы его не только в гвардию устройте, но еще сделайте адъютантом Кутузова».

Мне кажется, наша молитва о земном – часто такая же: мне не только корыто надо, но потом еще и стать столбовой дворянкой – не только «в гвардию устроить сына из провинциального полка, но чтобы он еще и был адъютантом у фельдмаршала Кутузова».

Но все это пройдет – и гвардия, и корыто, и столбовое дворянство, а душа наша останется; и если она не вошла в рамки традиции, не упражнялась в благочестии, если они ей чужды, то, конечно, она не возродится в жизнь вечную.

Надо упражняться в молитве и даже в памяти смертной – помнить о часе смертном, что это будет рождение в непоколебимое Царство. Если мы не будем упражняться, то, конечно, этого рождения не состоится. У одного из учеников Софрония (Сахарова) я читал, что в некие времена была традиция безболезненных родов. И одна женщина, врач, кандидат медицинских наук, прочитала про упражнения безболезненных родов и сказала: «Я все поняла, я не буду в этом упражняться – я теперь знаю, как это использовать во время родов». А другая, которая не была доктором медицинских наук, прочитав эти упражнения, постоянно их исполняла, тренировалась в них. И когда случились роды, женщина-врач при страхе родов не смогла исполнить те упражнения, о которых знала теоретически, а та, которая постоянно тренировалась в них, легко и безболезненно родила.

Так же и у нас: если у нас будет смирение, покаяние, участие в таинствах, молитва, сопряженная со смирением, покаянное обращение к Богу, тогда страх смерти нас не смутит. Существуют не только искушения нашей земной жизни, когда нас искушают еда, вино, какие-то греховные помыслы, но Никодим Святогорец говорит, что есть и искушения в час смертный. Если мы не готовы к этому часу, нас могут поразить неверие и отчаяние в своем спасении, а это в важный час может нанести урон нашей вечной жизни. Упражнение в благочестии, основанное на традиции, направлено на то, чтобы готовить свою душу к родам в жизнь вечную.

Так что следование традиции и упражнение в благочестии – это не попытка сделать Бога своим должником, не попытка перед кем-то оправдаться или пустить пыль в глаза, не попытка выставить себя приличным человеком, как это делал фарисей, или стяжать себе звание порядочного человека, христианина. Нет.

Это попытка спасти свою душу, приготовить ее к духовным родам. Это не попытка выстроить свою жизнь по-христиански. Отец Софроний, которого я сегодня уже цитировал, говорил, что жить по-христиански нельзя, по-христиански можно только умирать, как умирал апостол Павел – каждодневно – ради Христа. То есть каждый наш день и каждый час, который освящен просто молитвой: «Господи, помилуй», «Господи, помоги», «Господи, прости, благослови, направь, укрепи, вразуми», – это постоянное смиренное умирание во Христе.

Об этом нам и говорит Господь в Евангелии: Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Так же и у нас: если наша гордыня не умрет, тщеславие, самомнение, наши страсти не умрут, то наша душа не возродится в жизни вечной.

Жить по-христиански внешне прилично нельзя, говорит старец Софроний, можно только умирать по-христиански, причем каждодневно, а не когда-то потом. «Я сейчас не буду ни поститься, ни молиться, ни причащаться, а вот за год-два до смерти я уж так попощусь!»… Никогда не попостишься: не было навыка, не было традиции и не было упражнения в благочестии. Если не учился этому, то вряд ли быстро научишься. А час смертный – это итог и действительно огненное испытание.

Отвлеченно жить по-христиански нельзя, надо каждодневно умирать и ради ближнего, и ради Бога, и во Христе, и через смирение, и через терпение, и через то, чтобы принимать своего ближнего в себя, и через молитву, и через покаяние, как бы стыдно ни было. Такова наша жизнь в традиции и благочестии. Наверное, это было бы важно понять нам сегодня.

Аминь. Спаси Господи, батюшка! Благословите нас на прощание.

– Дорогие, помощи всем Божией, всем хороших дней поста, всем желаю пройти пост не с желанием хорошенечко разговеться, а с желанием его продолжить – пусть не телесно, но духовно, чтобы воздержание всегда было вашим посохом в этой жизни, цель которой – спасение своей души. Аминь.

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475