Священник Игорь Иванов: Отношение к жизни после смерти в мировых религиях

Дорогие друзья, в эти дни Пасхальной радости мы с вами радуемся тому, что Господь наш Воскрес из мертвых и всем нам даровал вечную жизнь и всеобщее воскресение, как поется в тропаре Пасхи: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». В контексте и свете этого праздника было бы интересно поговорить о том, как относятся к смерти и видят вечную жизнь другие религии, поскольку мы с вами живем в мире и взаимодействуем с другими людьми. И, конечно, этот разговор важен и для расширения нашего кругозора, и для помощи в возможной полемике. Главный сегодняшний наш тезис такой: мы верим, что воскреснем из мертвых, восстанем на Суд, и верим, что нас ждет вечная жизнь. Все ли религии согласны с этим?
Как в них представлено отношение к смерти, как воспринимает себя в этом пространстве человек? Чего он ожидает от находящегося за чертой физического существования?

– Если говорить о ветхозаветном иудаизме, в нем было минимальное представление о загробном бытии души: душа уходила в шеол и томилась там во мраке. Мы знаем, что пафос жизни свойственен ветхозаветному человеку, существует ветхозаветная поговорка: лучше быть живым псом, нежели мертвым львом. Соответственно, обетования, данные избранному народу за соблюдение заповедей, касались непосредственно благополучия здесь и сейчас, на земле, как видимого знака Божия благоволения.

Тем не менее, существует и красочное пророчество о воскресении из мертвых из Книги Иезекииля – повествование о том, как мертвые кости облекутся новым телом и восстанет всякий живущий. И мы знаем, что во времена Христа, с одной стороны, были люди, не верившие ни в загробную жизнь, ни в воскресение, но были и те, кто исповедовал веру в воскресение, как сестра Лазаря. Когда Господь пришел к Марфе и был разговор о воскресении, она сказала о Лазаре: «Да, Господи, верую, что воскреснет в последний день, как и все» – и никак не могла представить, что буквально через несколько мгновений Христос подойдет к усыпальнице и произнесет: «Лазарь, выйди вон».

То есть была общая вера в воскресение, которая для современников Господа увенчалась торжеством победы над смертью. А далее те, кто принял Воскресение Господне, стали христианами, проповедовали это событие по всему миру, тем самым еще больше укрепили общую уверенность в жизни души после смерти, даже более того – в восстановлении всей полноты человека в воскресении из мертвых. А те, кто отверг Воскресшего Господа, соответственно, сформировали свою интерпретацию. В чем-то она опиралась на Ветхий Завет, а в чем-то имела какие-то свои традиции.

Процитирую из Еврейской энциклопедии: «В Талмуде представлено несколько точек зрения относительно посмертного существования души. Согласно одной из них, после смерти праведника его душа вступает в рай , а душа грешника отправляется в ад. Согласно другому мнению, душа праведника, восходя на Небо, пребывает вместе с другими душами в «сокровищнице» под «престолом славы», где она находилась до своего вселения в тело» (здесь интересное представление, что душа имела предсуществование, прежде чем вселилась в тело)… «Душа грешника продолжает пребывать в темнице на земле. В Талмуде есть еще и распространение такого старинного верования, по которому связь души и тела не прекращается немедленно после смерти человека, а продолжается в течение некоторого времени. Несколько дней или месяцев душа находится рядом с телом или даже в самом теле». «Интересно, что в канун субботы еврею нис-посылается добавочная душа, которая покидает его на исходе субботы» – это субботняя интерпретация: поскольку суббота для еврея – день покоя, эта душа для него как некое благословение, скажем так, связанное с этим днем. Еще интересно, что, согласно талмудическим представлениям, «во время сна душа покидает человека и восходит на Небо, где она черпает новые силы». Получается своего рода самодеятельная автономность души, которая может покидать тело, возноситься на Небо, черпать там силы и возвращаться обратно в тело.

В любом случае, здесь мы видим, что есть представление о самоидентификации души как личной силы и в то же время о некоей автономности души от тела. Это тоже очень важно: если мы говорим о полном единстве души и тела, тогда с распадом тела на элементы душа тоже распадается на элементы. Это аристотелевский подход – когда душа как энтелехия (греч. ἐντελέχια – «осуществленность», от ἐντελής – «законченный» и ἔχω – «имею»; у Аристотеля – внутренняя сила, потенциально заключающая в себе цель и окончательный результат: например, сила, благодаря которой из ореха вырастает дерево) тела оживляет его, а со смертью тела, соответственно, исчезает. Платоновский подход заключается в том, что душа существует автономно, попадает в тело, оживляет его как некая идея. С разлучением души и тела, по одной греческой традиции, душа уходит в Елисейские поля, где души праведников наслаждаются жизнью, по другой – есть Аид, где душа испивает из реки забвения Леты, забывает о самой себе, своей жизни и влачится в мрачной пустыне. И есть третья: когда души уникальные, те, что возвысились до созерцания блага, приобщаются к этому благу и пребывают в нем, насыщаясь и питаясь им, – это души философов. Для Платона и его сторонников есть концепция бессмертия души философов. Как тогда считалось, их души изначально имеют больший статус, нежели души обычной массы людей, но и после смерти они тоже приобретают блаженство, поскольку уже здесь приобщились идее блага. Вопрос только в том, это благо личностное или не личностное.

Когда мы говорим про религиозные концепции, где Благой, Сущий – это Господь личностный, тогда к Нему невозможно относиться как к объекту (что-то присвоить, что-то употребить – относиться потребительски), а нужно соизмерять свою волю с волей Творца. Если же мы говорим о некоей безликой силе, даже нирване, космической силе (как говорят пантеисты, душа после смерти растворяется, приобщаясь к какой-то плероме, безликой полноте: др.-греч. πλήρωμα – «наполнение, полнота, множество»), здесь уже несколько иная интерпретация. Многих людей в какой-то степени привлекает вторая ситуация – некое безличностное состояние блаженства, уготованное для души после смерти, где нет никакой идеи суда, идеи личностного общения с Богом, но только наслаждение блаженствами, которые обещаются. В принципе, даже в авраамической религии исламе идея насаждения телесного зачастую превалирует над духовным единством с Аллахом. Хотя современные богословы интерпретируют вариации блаженства наслаждения телесного как некую метафору полноты наслаждения Аллахом, тем не менее, эта метафора не нивелирует сами материальные наслаждения; души простых людей, может быть, прежде всего стремятся к этим телесным наслаждениям, за ними и идут.

Идея суда нравится не всем, часто человек говорит: «Я ваше христианство не понимаю и не хочу понимать – у вас как-то все очень сложно, нужно соблюдать какие-то правила, да еще и суд будет вдобавок ко всему, непонятно, как сложится судьба после смерти». И люди выбирают более удобные формы – например, индуизм. Как Вы думаете, какие еще могут быть причины?

– С одной стороны, людей действительно отпугивает идея суда. С другой, в индуизме одно из базовых учений – о колесе сансары, когда человек получает несколько попыток. Сама идея реинкарнации европейцем воспринимается как идея позитивная, в отличие от индусов, воспринимающих ее как негативную. Для индуса это как проклятие: он не прошел с одной попытки, не соединился с брахманом и, согласно закону кармы, обречен еще раз пройти этот путь, полный страданий. И пока он не обретет освобождение от материальной зависимости (в чем и состоит суть перевоплощений), пока не поймет, что его главная задача – соединиться своим духом, атманом, с брахманом – высшим духом, он, соответственно, не получит освобождения от этой цепочки перевоплощений. И сама идея этих многоразовых попыток (и наша любвеобильность в отношении жизни, материальных благ – мы не переживаем жизнь как некое страдание и проклятие, в отличие от индусов) в какой-то степени привлекательна: несколько раз повторить «заходы» – «нам за это ничего не будет», как нам кажется (на самом деле, согласно карме, есть причинно-следственные отношения), и, возможно, в конце будет хеппи-энд.

Хотя если сравнивать брахманизм с христианством в обрядовом отношении, то человек именно соблюдая все предписания и уставы, вычитывая все полагающиеся культовые тексты, совершая жертвоприношения в храм, как раз надеется получить большее – в его понимании – обожение, чтобы затем соединиться с брахманом. Ведь даже при перевоплощении из касты в касту высшей кастой считается каста брахманов, из которой человек надеется уже попасть в ситуацию освобождения от материальной зависимости и соединения с верховным духом. И здесь, возможно, будет более тяжелая культовая ситуация, чем кажется человеку, относящемуся к индуизму с европейской поверхностностью. Такой человек не участвовал ни в одном обряде, ни в одном культе, не совершал никаких полагающихся по индуистскому уставу действий и, соответственно, не знает, что это такое. На самом деле, его не примут: настоящим индусом может быть только человек, рожденный в Индии и принадлежащий к какой-то касте.

Рекламируемое у нас – это квазииндуизм, йогические практики, которые, скорее, связаны с управлением своей энергией, получением каких-то дополнительных космических энергий. В принципе, это могут быть инфернальные энергии – никакой ангел не будет проводником Божественной благодати, если человек занимается этими вещами. В лучшем случае он просто занимается физкультурой и как-то развивает себя, получая энергии своего же тела, в худшем случае это будет просто какая-то демонизация. Нужно очень внимательно, осторожно, неповерхностно относиться к этому, помня, что полностью включиться в эту традицию и получить все «бонусы», которые она предлагает тебе (попасть потом в нирвану), для европейца просто невозможно.

Как ислам смотрит на вечную жизнь? В нем существует общая концепция жизни после смерти – того, что ожидает верующего?

– С одной стороны, это учение о джаханнаме – аде, где наказываются все вероотступники, все те, кто не соблюдал законы и установления ислама, все язычники, иноверцы, не принявшие ислам, их там ожидает вечное мучение. Рай, называемый аль джанна, что переводится как «сад», знаком нам по описаниям в книгах, рассказывающих об исламе: это место блаженства, где посреди сада бьет фонтан, растут диковинные плодовые деревья, плодами которых можно насыщаться, в этом саду есть гурии, с которыми можно телесно наслаждаться, и это блаженство тела имеет очень большую степень насыщенности: несколько тысяч гурий, постоянное вкушение пищи. В принципе, человеку простодушному это сверхудовлетворение может показаться даже мучением – мы понимаем, что излишек не полезен для организма. Вероятно, эта метафора для людей, которые развивали учение ислама и верили в него, действительно выражает полноту насыщенности этой загробной жизни, где нет никакого предела, ограничения, никакого конца. Настораживает материально-телесное акцентирование.

Если человек здесь привык к таким вещам и надеется получить их там, то, конечно, это тоже некий плацдарм для легкого обращения в ислам. Почему современному человеку потребительского мировоззрения удобно принять ислам? Не по каким-то высоким теологическим основаниям, когда, прочитав Коран, начинают лучше богословствовать, понимать онтологию, антропологию, а потому, что хочется наслаждения, приятные здесь, получить и там, только в гораздо большем объеме и, может быть, не очень сложным путем соблюдения всех тех предписаний, что дает ислам. В нем не так много предписаний, пять столпов ислама (молитва, намаз, пост, паломничество, милостыня, вера в Аллаха и Магомета) достаточны для надежды на получение вечного удовлетворения телесных потребностей.

Кратко коснемся буддизма. Очень популярное направление туристических поездок – Азия (Таиланд, Малайзия, где очень много культовых сооружений – большие буддийские храмы и статуи). Но если в Малайзии присутствует умеренный ислам, то Таиланд считается в буддизме священным местом – там много монастырей. И люди начинают интересоваться, что же это такое, почему все так величественно, монахи отреченно сидят и молчат, фотографироваться не любят, и т.д.? Чего ожидает от вечной жизни буддист?

– Все, о чем вы сейчас рассказали, это фактически культурно-цивилизационный религиозный парадокс: если опираться непосредственно на учение Будды, который утвердительно не ответил ни на один из метафизических вопросов, невозможно выстроить никакой внятной культовой практики, религиозного учения. Чего ожидать человеку, если ответ на этот вопрос – «не знаю»? Тем не менее, факт остается фактом – дацаны существуют по всему миру, есть святыни, есть культы, обряды, но они посвящены непосредственно самому Будде.

Будда считается достигшим за свою жизнь нирваны, освободившимся от ненужных оборотов колеса сансары, ставшим бодхисаттвой – просветленным, который возвращается, чтобы помочь своим адептам пройти тот же путь и попасть в нирвану через различные воплощения. В некоторых традициях сам Будда интерпретируется как один из аватаров верховного божества.

Конечно, с ответом на вопрос, что ожидает буддиста после смерти, ситуация очень странная. Его ничего не может ожидать, ведь он не знает, что такое нирвана, кто такой брахман, не знает, что такое его душа, хотя в буддизме есть учение о телесных, психических, интеллектуальных состояниях.

Как говорится в одной из буддийских сутр, чтобы достичь доступа к пониманию того, что же находится за пределами нашего материального мира, получить хотя бы понятие о брахмане, нужно сначала соответствовать буддийскому идеалу нравственной чистоты: говорить правильные слова, иметь правильные мысли, правильные чувства, правильные деяния, то есть не оставлять никаких «кармических следов», которые могли бы повлечь за собой повторное перевоплощение. Достигнув этого состояния, человек может надеяться, что он, возможно, что-то узнает.

Фактически, буддизм – это попытка убрать все условности брахманизма и за одну жизнь достичь нирваны, не тревожась, не беспокоясь ни о каких вызовах, которые причиняют страдания. Есть жизнь – буддист принимает ее как таковую, есть смерть – он принимает ее как таковую: он стремится все принимать как данность и ни о чем не тревожиться, ни о чем не беспокоиться. Этот покой, которого достигает буддист, и есть сама цель.

Можно сказать, что, согласно буддийскому целеполаганию, состояние души после смерти – это некая успокоенность, умиротворенность. Если человек в какой-то степени достигает ее здесь, как буддийские монахи, которые ни от чего не приходят в волнение или тревогу, то находится уже в предвкушении того самого покоя.

Наша сегодняшняя передача – вводная в цикле, который будет посвящен интересным моментам мировых религий. О них стоит знать и чтобы расширить кругозор, и чтобы вести диалог, миссионерство. Недавно вышел фильм «Молчание» – как католические священники проповедовали в Японии и как была допущена грубая миссионерская ошибка: будучи совершенно не знакомы с Японией, ее культурой, религией, они пришли и сказали, что они правы, а боги японцев – бесы. Показаны трагические последствия этого, фильм очень трагический и вместе с тем очень поучительный. Увенчаем нашу программу основными моментами нашего христианского учения о жизни и воскресении...

– Возникла мысль по поводу фильма «Молчание» и показанной в нем ситуации. Действительно, если посмотреть на подвиг всех религиозных мыслителей прошлого, – будь то Сиддхартха Гаутама, впоследствии Будда, Конфуций или Лао-цзы, – все они стремились вернуть человека к его исконному благородству. Порча присутствует в человеческой природе и видима в каждом поколении, то есть мы не можем назвать в исторически обозримом времени периоды, где бы не было противоборства добра и зла. И попытка вернуть человека к его достоинству человеческими усилиями даже с желанием приобщиться к какому-то высшему духовному опыту все время дает сбой.

Вероятно, не случайно Господь вел человечество через благородство, чтобы оно хранило то, что можно сохранить в том же синтоизме и на что не захотели опираться католические миссионеры. Опять-таки, духовная борьба с духами тьмы очень четко фиксируется в любой религиозной традиции: есть искушающие демоны.

Получается, эта ситуация выявилась так, чтобы воплотился Сам Спаситель мира и умер за нас, взяв на Себя все грехи человечества... Только задумаемся: уже совершена победа над смертью, над грехом и есть надежда, что все праведники, которые двигались по этому благородному пути правды и истины, искали, как приобщиться Благому, Которого они именовали разными именами, но чаяли и жаждали Его, будут выведены Господом: Он вывел не только праведников из Своего народа, но всех-всех праведников и совершил это и ради праведников будущих. И те, кто приобщается этой победе уже постфактум, идут за Христом, стремясь быть в Его духе и, подражая Ему, совершать те же дела, что совершал Он, насколько человеку вообще возможно приобщиться к Его состоянию.

Мы часто говорим про Суд, но забываем, что мы сыны Божии по усыновлению и наследуем Царство Небесное, а не осуждаемся на что-то. И это приобщение всех праведников дохристианской эпохи и всех праведников христианской эпохи, наверное, и есть та самая драгоценная жемчужина, которую стремится обрести человек. И, обретая ее, он уже не нуждается ни в чем, не ищет ничего.

Может быть, Вы подскажете нашим телезрителям, что можно было бы почитать о мировых религиях – авторов, беспристрастных по отношению к той или иной позиции, или авторов христианских, которые, познав полноту истины, размышляют о путях других религий, поиске Бога, о смерти и вечной жизни?

– С одной стороны, существует дореволюционная традиция, которая пресеклась в советский период и сейчас восстанавливается. Не так много православных религиоведов, но наиболее активный из них – отец Георгий Максимов, преподаватель Московской духовной академии. У него есть множество брошюр, пособий, в последнее время даже были изданы книжки карманного формата «Православие и буддизм», «Православие и ислам», где для понимания и наглядности приведены аутентичные тексты. Можно найти много информации по любому разделу.

Из дореволюционных времен – многотомный труд о религиях мира епископа Хрисанфа (Ретивцева), преподавателя нашей Санкт-Петербургской духовной академии, который не переиздавали. Возможно, какие-то его положения устарели, ведь прошло более 100 лет и сейчас мы знаем больше о верованиях народов мира; тем не менее, у него присутствуют православные установка и методология. По данной теме были исследования философов-религиоведов, например, отца Павла Флоренского, можно почитать его книги.

Если говорить о светских авторах, которые пытались занимать нейтральную позицию, то это, наверное, Мирча Элиаде – представитель чикагской феноменологической школы, которая как раз делает акцент на восприятии религии исходя из ее собственного содержания, изучая феномен таким, как он представлен в священных текстах или религиозных практиках. То есть необходимо правильно описать, выявить характерные черты и особенности, сопоставить, сравнить и найти архетипические черты. Единственный минус здесь, возможно, в том, что, увлекаясь архетипическими сюжетами, исследователи тем самым нивелируют уникальное содержание той или иной религиозной традиции, пытаясь подвести ее под некий общий знаменатель. Но это методология любой науки – делать типологию, находить общее, видеть различия и строить системные модели. В любом случае, когда мы говорим о какой-то религиозной ситуации, мы говорим о некоей модели: жизнь идет, все время происходят какие-то корреляции, возникают новые идеи, несколько меняется религиозный опыт.

Благодарю Вас, отец Игорь, за этот диалог, наде-юсь на дальнейшие встречи с Вами, на то, что они будут интересны нашим телезрителям. Думаю, в следующий раз мы с Вами сосредоточимся на одной из религий (в ее сравнении с христианским мировоззрением) и рассмотрим ключевые для христианства моменты, которые будут важны для диалога, миссии, полемики и собственно просвещения человека.

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475