Протоиерей Александр Рябков: Взросление

Взросление – тема интересная, важная, поскольку в Священном Писании мы встречаем, можно сказать, парадоксальные утверждения о взрослении и сталкиваемся с ними и в жизни. Для начала давайте попробуем в целом определить, кто такой взрослый человек? Как мы можем его описать?

– Взрослый – это человек, который обладает важнейшими качествами для гражданина и члена Церкви. Я бы описал их тремя словами: долг, служение и ответственность. Это отличительные черты взрослого человека. В общем-то, они – постулаты и аспекты свободы, без этих важнейших компонентов она превращается в произвол. Свобода – это тоже качество взрослого человека.

При этом вы правильно начали наш разговор с того, что в Священном Писании есть парадоксальные, или полярные, моменты: Господь предписывает нам быть как дети, а, с другой стороны, призывает, в том числе словами апостола Павла, «не быть умом младенцами, быть взрослыми по уму». Между двумя этими полюсами нам надо найти истину. И какова же она? Все дело в том, что если мы говорим о вере в Бога, то здесь, конечно, есть некое качество детскости. Хотя, когда Господь говорил будьте как дети, Он, разумеется, не думал, что дети очищены от первородного греха, что в них нет жестокости, алчности, жадности, нет соперничества. Конечно, все это в детях есть, но в ребенке есть очень важная сторона его детскости.

Говоря о любви к Отцу Небесному как о важнейшем проявлении веры, мы понимаем, что вера – это всегда детская любовь к Отцу Небесному. Мы видим, что любовь ребенка к родителям часто не обладает какими-то рациональными объяснениями. Ребенок любит мать и отца не потому, что благодаря им на столе появляется какая-то еда, не потому, что они надели на него новые башмачки или штанишки. Часто он даже не понимает, как появились эти вещи, и любит маму и папу не потому, что они его кормят или покупают ему вещи. Он не дает себе в этом отчета, но подсознательно, без всякого рационализма, ощущает, что жизнь его будет неполноценна или полна одиночества, если по каким-то причинам у него не будет отца или тем более мамы. Он понимает, что будет одиноким человеком и что это будет трагедия всей его сегодняшней маленькой жизни (хотя, разумеется, рациональный способ мышления у него еще не развит). Не за еду, не за обновку он любит маму и папу, а потому, что жизнь его духовно связана с ними.

Поэтому любовь к Богу должна быть такой же – детской. Мы любим Бога не потому, что Он нам может или обязан что-то дать, а понимаем, что наша жизнь без Него будет неполноценна, духовно одинока. Моя душа без Бога будет ввергнута в духовное одиночество, потеряется смысл жизни.

Аспект взрослости, который мы уже обозначили, разумеется, связан с образом и подобием Божьим в человеке. Об этом мы тоже уже много раз говорили. Но образ и подобие Божие – далеко не только данность, которую можно воспринять, присвоить себе, этим гордиться и на этом успокоиться. Образ Божий – не только данность, а, скорее, заданность и даже задание, которое нужно выполнить, дело, которое нам поручено: образ Божий – это становление, которое человеку требуется осуществить.

Психологи сегодня просто бьют тревогу по поводу «поколения миллениума» и даже тех, кто идет за ними: среди них очень много инфантилов. Мужчины не хотят вступать в брак, женщины не понимают, зачем рожать детей, – каждый живет для себя, никто не хочет брать на себя ответственность. В результате инфантилизм заражает молодых людей, заражает общество, и тут мы уже испытываем реальные проблемы, связанные с тем, что падает рождаемость и люди просто-напросто становятся безответственными.

– В этой ситуации возникает уже светский парадокс. Множество современных людей отвергают такие важнейшие аспекты бытия, как долг, служение и ответственность. Но при этом эти же самые люди требуют, чтобы по отношению к их индивидуальности (я сейчас специально не говорю «личность») все остальные выполняли свой долг, служили и были перед ними ответственны. Вот какая большая проблема. Но это тупик. Нравственный тупик, который может окончиться для человека большой нравственной катастрофой. Человек ограждает свое пространство: «сюда никто не приходите», он ограждает именно свою индивидуальность.

Из философии мы знаем, что индивид и личность – абсолютно разные вещи. Индивидуальность – это винтик в обществе, а личность и есть проявление образа и подобия Божия, и именно только через служение.

Какое проявление личности, долга, служения и ответственности? Подвиг. Подвиг сегодня тоже абсолютно не принимается светским, обезбоженным обществом. Даже такая расхожая фраза «в жизни всегда есть место подвигу» давно девальвирована, осмеяна, у нее отнята ценность. На самом деле, если в жизни нет подвига, то, разумеется, жизнь теряет смысл… Здесь мы приходим к еще очень важному аспекту взрослости – смыслу жизни.

Если мы ставим смыслом своей жизни какие-то материальные цели (даже, может быть, очень великие), то, разумеется, рано или поздно, по их выполнении или по непреодолимым причинам, когда выполнить их невозможно, человек терпит кораблекрушение в вере, по слову апостола Павла: он или не обрел смысла жизни, не достиг его, или понял, что это недостижимо. Но сам по себе подвиг не нацелен на достижение каких-то ощутимых целей. Все дело в том, что в подвиге рождается человек – новый, взрослый, цельный.

На рубеже XIX–XX веков возникла философия всеединства и цельности, когда стали говорить о человеке, который задыхался в буржуазном обществе. Был поиск человека не как индивидуума, не как какой-то части общества, во многом даже обезличенной, а именно поиск себя в возобновленном рыцарстве. В этом, конечно, был определенный романтизм.

Как мы себе представляем подвиг? Если говорить о его вершине, можно оперировать какими-то вещами, связанными с войной и понятными людям, когда, например, летчик в охваченном пламенем самолете не впадает в отчаяние или истерику, понимая, что выпрыгнуть он не может, и направляет свою машину на позиции врага или колонну бронетехники. Нам кажется, что он погиб, – но это шаг в вечность. Все дело в том, что, например, для моряка в отсеке подводной лодки, постепенно наполняющейся водой, который уже не может выпустить торпеды по врагу и нанести какой-то урон, в этот момент очень важно – что очень интересно и удивительно для нас – не нанести урон самому себе, своей личности. Потому он берет себя в руки, делает последние записи в судовом журнале, понимая, что у него нет шансов на спасение своей телесной жизни. Но при этом перед ним как-то необъяснимо стоит вопрос о спасении своей личностной жизни, вечной (хотя, может быть, такие слова не говорят).

Дело служения – когда человек живет самоотдачей, когда ясное сознание и ум, в котором не мельтешат разные «зачем и почему это со мной?», а человек думает о том, как он должен повести себя сегодня в критической ситуации. Может быть, нам скажут: вы оперируете мифами. Но люди старшего поколения могут помнить фильм «Добровольцы», где герой Леонида Быкова, тогда еще молодого актера, в подводной лодке делает последние записи в журнале, отдает свой дыхательный аппарат и заносит в журнал самую последнюю запись, обращенную к любимой женщине.

Мы знаем, что в нашей недавней истории были случаи, когда люди могли не только остановить ядерный реактор и спасти мир от ядерной катастрофы. Но даже те, кто не имел такого славного продолжения подвига, все равно совершили его, когда ими не обладала истерика, а они служили на посту до конца. Все равно мы настаиваем на том, что в жизни всегда есть место подвигу. Человек в инфантилизме говорит: «Если сегодня моя работа не заключается в том, что я сижу в офисе, в кресле, обитом дорогой кожей, и если я не глава какой-то большой строительной или нефтяной компании, то зачем мне вообще ходить на работу? Я буду, например, лежать на диване». Но от лежания на диване я не стану начальником нефтяной компании – наоборот, наверное, я быстрее смешаюсь с почвой.

Что такое труд? В труде есть своя духовная эстетика. Разумеется, самое первое, труд – это всегда аскеза, всегда упражнение через тело над нашей душой: она становится взрослой, ответственной, становится цельной, живет самоотдачей. И в этой самоотдаче она получает себя обновленную. Если же я буду говорить: «Да ну, зачем я буду что-то делать? Мне за это слишком мало платят», тогда я никогда не получу огромных духовных даров и не узнаю, насколько моя личность глубока и необъятна. По сути дела, любое рабочее место, на которое я прихожу, дано мне Богом. Этот инструмент, который я взял в руки, дан мне Богом, и он тоже кем-то сделан с мастерством, которое, по сути, тоже говорит о том, что человек, сделавший этот инструмент, обладал образом и подобием Божиим: то, как это сделано, как произведено и как работает, говорит нам, что в нас есть искра Божия. И когда я что-то делаю этим инструментом, это говорит о том, что я тоже личность, я могу приносить пользу, пусть такую – малую, небольшую, но здесь, на этом месте. По сути дела, это уже не рутина.

Серафим Саровский, трудясь на своем маленьком участке, понимал, что везде есть искра Божия, и эта работа не мешала ему молиться, созерцать. Бывало даже, что он оставлял инструмент (поскольку имел такую возможность) и входил в созерцание Бога. Даже тот материал, который я обрабатываю на каком-то месте своей работы, дан мне Богом – он творение Божие, и Господь поставил меня, чтобы я это облагородил. Мне дано такое задание, и в этом – через служение, через долг – проявляется моя личность.

Перед кем долг? У всех нас есть родственники. Нам кажется: «я им не нужен», – так говорит человек, опять же, в своей лености. Так это ты сделал себя зачастую для них ненужным, и конфликт с ними (у тебя, у меня – будем говорить каждый о себе) связан только с тем, что в тебе поселились леность, безразличие, завышенные амбиции.

«У меня депрессия», – говорит человек. Но депрессия не лечится амбициями, она сама по себе причина завышенных амбиций и причина инфантилизма – того, что я не развился до взрослого человека. Поэтому взросление связано с трудом. Но не только с физическим. Должен быть умственный, духовный, душевный труд. Он никогда не должен останавливаться. Как у Н. Заболоцкого: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь». И можно руководствоваться этими стихами, а можно другими. В этом контексте вспомнились стихи Иосифа Бродского. Может быть, я неправильно сейчас их истолкую, но вот психология того человека: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку, / Зачем тебе солнце, если ты куришь “Шипку”?». Если я не курю голландские сигары, если я не начальник топливной компании, то зачем мне выходить из дома, можно идти только в кабак? Вот это инфантилизм.

И что для нас сегодня важно – чистое платье или чистая совесть? Для человека сегодня в основном важны какие-то материальные блага. Для него важна чистая одежда: по одежде встречают. Но провожают-то по уму. Так развивай свой ум, развивай свою душу, становись взрослым, ответственным! Какой-то человек может неправильно понять и эти наши слова и скажет: «А у меня чистая совесть, я вообще не пойду никуда, буду сидеть дома. Все кругом плохие, а у меня чистая совесть». Нет, так понимать это нельзя.

Чистая совесть – это святость. Какая отличительная черта святости? Кажется, у Сисоя Великого есть такие слова: если человек дойдет до такого состояния, что, по слову апостола Павла, для чистого все чисто, тогда он будет себя считать хуже всякой твари. Опять парадокс, режущий слух современному человеку. Как это: «я очищу свою совесть, я понимаю себя святым – и вдруг оказался хуже всякой твари?». Вот такое парадоксальное учение христианства, которое зиждется на смирении, на понимании себя как образа Божия, – но на котором осталось очень мало позолоты, над которым надо еще очень-очень много поработать, – а жизнь скоротечна, и как надо относиться к ней? Как надо относиться к сегодняшнему дню?

Видимо, признак взросления и то, что человек мечтает меньше и (в каком-то плане) становится реалистом. Почему? Пока ты мечтаешь о лучшей доле, из комнаты не выходишь и не возьмешься даже за простую работу. А когда становится понятно, что надо идти зарабатывать деньги, чтобы помочь своим родителям, возникает необходимость выйти из комнаты. А человек не умеет, не хочет и так далее. Наверное, можно еще сказать и о мечтании?

– Да, мечтательность – одно из проявлений инфантилизма. Человеку проще уйти, например, в наркотические или алкогольные пары и в них мечтать, кем он когда-то станет, и станет просто так: на него свалится выигрыш в лотерее – и он станет кем-то… Да даже если на меня свалится выигрыш в лотерее, то мне, абсолютно инфантильному человеку, это будет только во вред: я ничего с этим сделать не смогу.

Благочестивая христианская жизнь выстраивается не потому, что я хочу достичь положительной оценки общества. У общества могут быть очень разные общественные мнения на мой счет и в целом насчет человека. Общество вообще очень искажено. Как говорил американский философ Генри Дэвид Торо: «Вообще смотрят на оболочку. Вот нарядите в свою одежду огородное пугало и встаньте рядом с ним нагим, так скорее поздороваются с вашим пугалом, нежели с вами». Поэтому что нам ориентироваться на общественное мнение? Надо ориентироваться на переживание ада или рая в душе. Надо понимать, гибну ли я, и на это ориентироваться.

У меня могут быть не только дети, но и престарелая мать, отец, другие сродники, ждущие от меня помощи, а я сегодня думаю в контексте не что я кому-то должен, а мне все должны, тем более Бог, Который не поставил меня сегодня на место какого-то генерального директора.

Так как же я должен проводить свой день? Вот сегодня наш день заканчивается, уже наступил вечер. У святого Ефрема Сирина есть такие слова: «С каждым уходящим днем, с каждым вечером какая-то часть меня ложится во гроб» – опять же трагические, драматические слова, не приемлемые современным человеком. Современный человек вообще выметает смерть из своей жизни: «Не говорите мне о смерти, ее нет». Она есть, она придет когда-то. Но когда приходит смерть, которая была полностью исключена из контекста культуры, в душе человека происходит некое замешательство. Каждый вечер уходит день, уносящий часть меня – этой части этого дня уже не будет. Поэтому надо серьезно относиться к прожитому дню.

Если мы будем понимать свою жизнь как культ, как служение, как литургию после Литургии, тогда жизнь будет приобретать смысл.

«Я потерял смысл жизни» – иди туда и к тому, кто сегодня несчастнее, тяжелее болен, беднее. Приди, помоги ему, даже не материально, а словом утешения, и ты приобретешь смысл жизни. «Нет, я не пойду, мне лень» – тогда не будет у тебя никакого смысла жизни. Иди – помоги ему, утешь его, послужи больному, престарелому, бедному: ему хуже, чем тебе. И в этом служении ты обретешь смысл жизни. Все очень просто. Но «под лежачий камень вода не течет» – мы постоянно забываем об этом. Вот где смысл жизни.

Смысл жизни – тоже основа именно взрослости, но не в каких-то преходящих вещах, не в какой-то оболочке. Мы часто смешиваем свою личность с оболочкой: «Во что я одет? Как я выгляжу?» – мы боимся выглядеть смешными, бедными, выглядеть неудачниками опять же в глазах общественного мнения. Даже благочестивая христианская жизнь отталкивается не от оценки общественного мнения или отдельных личностей, и даже не от оценки Бога. Цель благочестивой, целомудренной христианской жизни – это слияние с Богом: не оценка Судьей (надо отходить от этого), а слияние с Ним. И потому страх Божий мы часто понимаем несколько юридически. Да, страх наказания может быть на первом этапе нашего духовного взросления. Дальше что? Страх Божий – это понимание, что есть другая реальность, более могучая, нежели мое бытие. Это, скорее, не страх. Это трепет, благоговение.

Когда мы говорили о свободе «от» и свободе «для», я вспомнил вопрос о доверии. Доверие – признак детскости, которую мы можем сохранять в себе, будучи взрослыми людьми. Одно время я читал книги из серии «Жизненная мотивация, бизнес» и т.д. И в одной из них встретил такую страшную мысль. Отец взял сына за руку, поднял, бросил вниз и поймал, потом опять бросил вниз и поймал, а потом не поймал. И сын плачет и говорит: «Отец, почему ты со мной так? Я ударился, мне больно, обидно, что ты меня не поймал». И отец говорит: «А это тебе урок на всю жизнь, что доверять вообще никому нельзя». Мне кажется, это очень страшная мотивация: «Не доверяй никому».
Если люди идут в жизнь заниматься трудом с установкой: «Никому не доверяй, доверяй себе. Сделай себя сам», – в результате можно остаться у разбитого корыта. Страшно, когда ты теряешь доверие к Богу, близким людям. Не получается бизнес, проект, даже жизнь может не получиться, и в результате человек теряет доверие, в первую очередь к Богу, и остается в таком состоянии.

– Конечно, образ карикатурный и даже отдает маниакальностью. С одной стороны, Священное Писание нам тоже говорит, что по-настоящему мы должны верить только в Бога. С другой стороны, мы верим в то, что в человеке есть образ и подобие Божие. И как мы можем постоянно взаимодействовать с человеком? Понятно, что кто-то нас обманывает, где-то лукавит, в чем-то лицемерит, но, чтобы не жить в постоянном гневе, я должен увидеть в этом человеке хорошее и вспомнить это. Чтобы моя жизнь была духовно комфортной, я должен постоянно вытаскивать себе на передний план какой-то хороший поступок, хорошую черту того или иного человека. Иначе моя жизнь превратится в постоянную свару или в цинизм, нигилизм (от лат. nihil – «ничто»). А ведь дальше нигилизм проецируется и на меня – и я буду такой же. И я буду считать себя вправе кого-то обманывать: все лжецы, так и я буду лжец. Все, моя личность разрушилась.

Что касается доверия Богу – мне кажется, это наиболее важная психологическая установка, которой сегодня не хватает нашему человеку. Молитва «Отче наш» прямо говорит: «Да будет воля Твоя». Разумеется, с меня не снимается ответственность: у меня есть заповеди, я должен их исполнять, должен руководствоваться своей совестью – ее чистота для меня важна. Что касается продукта и результата моей жизни, это уже на волю Божию, я Ему доверяю. Он знает, кем я должен стать: рабочим, священником, учителем, землепашцем, хлеборобом или начальником какой-то компании. Я вполне должен Ему в этом доверять – и все.

Если же тебе кажется, что у тебя есть какой-то потенциал, развивай его, но никто ничего тебе не должен и не обязан сразу предоставить на блюдечке с голубой каемочкой. Большая проблема в том, что мы представляем себе жизнь как в рекламе: нам показали пальмы, море – потом человек посмотрит из окна, а там у него спальный район. И у него когнитивный диссонанс, расколотость сознания. Надо жить реально и реально видеть, что всегда есть место подвигу – в любом месте. Причем от меня очень часто зависят многие люди – дети, мать, отец, сестры, братья. Поэтому доверие к Богу прекращает всю суету и торопливость.

Сегодня мы приводили разные примеры, и вот еще вспоминается Лев Толстой, его Андрей Болконский и небо над Аустерлицем. Он был смертельно ранен на этом австрийском поле, но не умер: умер прежний Андрей, и восстал уже другой Андрей. Со знаменем в руках бежал он в этом бою, совершил подвиг, о котором сейчас бы сказали, что это фанатизм. И вот мимо него проезжает другой офицер, бывший артиллерийский капитан, а теперь император Франции, смотрит на него, убитого русского офицера, лежащего со знаменем в руках, и говорит: «Вот прекрасная смерть». Какие торжественные слова! Надо ввести в нашу жизнь героизм каждого дня, торжественность каждого мгновения.

Нам скажут: «Эта смерть – это все фанатизм… Ах, фанатизм!»... А когда общество принимает аборт и говорит: «А это не убийство…», эвтаназия – «а это не самоубийство!». А для чего это? Для благополучия и комфорта нашей телесной жизни. Надо честно признаться в этом и больше ни о чем не говорить. Подвиг и телесная гибель во время подвига – это фанатизм, а убийство ради телесного, житейского, буржуазного благополучия – это не фанатизм? Фанатизм, и еще более страшный! Вот об этом мы тоже должны говорить. И проблема не только в том, что общество незрелое, но и люди незрелые, духовно неразвитые: из человека исторгаются понятия трагизма, настоящей свободы и настоящей радости.

Как говорил Платонов, в чем пошлость нашего поддельного бытия? Когда страдание заменяется истерикой, сострадание заменяется любопытством, когда радость заменяется наслаждением. Так не будем опошлять свою жизнь. Радость должна быть радостью, а не наслаждением. Сострадание должно быть состраданием, а не любопытством. Страдание должно быть страданием, углубляющим нас, а не переходить в истерику, отчаяние и депрессию. Тогда человеку будет возвращено его подлинное достоинство. Не оболочка, которая ничем не подкреплена и ничем не заполнена, а полное, настоящее человеческое достоинство как личности. Не индивидуума, не винтика в коллективном муравейнике, а личности, гражданина, в первую очередь, члена Церкви, сына Божьего в том числе, потому что Господь говорит нам в Евангелии: «Дети Мои, друзья Мои».

Спасибо, отец Александр. Спасибо за создание очень емкого образа взрослого человека. Просьба сказать нашим телезрителям какое-нибудь пожелание в рамках нашей сегодняшней темы.

– Я желаю всем духовной свободы, духовной взрослости и полноты бытия, которую нам и дает духовная свобода, духовная взрослость при сохранении нашей духовной детскости – верности Богу и сыновней любви к Нему.

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475