Игумен Силуан (Туманов): Современное служение и литургия после Литургии

Наша сегодняшняя тема звучит так: современное служение и литургия после Литургии. Выражение «литургия после Литургии», наверное, требует разъяснения.

– Несомненно. Это явление возникло относительно недавно и, что называется, витало в воздухе. Внезапно Церковь поняла, что ограничивать свое служение рамками богослужения и пребывания в приходском храме уже недостаточно, чтобы продолжать преображать общество, сохранять его христианским. И литургия после Литургии – это служение Богу и людям после того, как завершена Евхаристическая Жертва. Оно многогранно и включает в себя и миссионерское, и социальное служение, и другие формы проповеди, и, в первую очередь это, конечно, забота о преображении своей собственной жизни.

Понятно, что когда мы говорим о миссионерстве, то не обольщаемся тем, что, сидя в уютных студиях и рассуждая о чем-то возвышенном, мы уже все свои задачи исполнили. Мы лишь обозначаем проблемы, некоторые вехи, по которым нам необходимо ориентироваться, чтобы достойно нести свое служение христианина и свидетельствовать, что является христианством, а что нет.

Сегодня очень заметно возрождение, оживление разных традиций – и патриотической, и националистической, и разных других. И подчас бывает так, что у кого-то эти традиции уж слишком много места занимают в голове, а для Церкви и христианства остается мало места, собственно христианское учение уходит куда-то в сторону. Задача Церкви – в первую очередь напоминать о том, что есть христианское и христианство, а что есть неким последствием христианской деятельности; не в том смысле, что одно плохо или хорошо, а в том, что первично, а что вторично: если мы будем все время требовать от Церкви, чтобы она решала проблемы общества, каких-то социальных структур, чтобы воспитывала детей, сокращала преступность и т.п., в таком случае нам надо и от коровы требовать, чтобы она доилась сразу сливочным маслом. Естественно, в здравом уме мы этого требовать не будем, но почему-то, когда дело доходит до Церкви, собственно главное дело Церкви – преображение человека светом Христовым – уходит у нас куда-то на второй, третий план, и мы сразу ждем плодов этого преображения: давайте сразу будем нравственными, чистыми, светлыми. Но это процесс, и у многих он занимает годы, поэтому задача Церкви – именно напоминание о Христе и создание условий, в которых люди могут беспрепятственно прийти ко Христу. А уже потом происходит то, что ждут от Церкви, – люди, увидевшие в этой жизни ориентиры, нашли в ней Бога, Христа, становятся миссионерами, ведь они уже в самих себе несут свет Христовой истины. Они действительно несут социальное служение, и не ради корысти, а из любви к Христу. Люди уже живут жертвенной жизнью, руководствуются жертвенной любовью, и это – следствие преображения человека.

Почему всю эту разнообразную деятельность мы дерзаем называть тоже литургией?

– Дело в том, что Литургия как богослужение (оно еще называется благодарением, Евхаристией) – это благодарность Богу за то, что Он позвал нас в Церковь, воплотился ради нас. Поэтому понятие «литургия» как «благодарение» распространяется и на все формы деятельности человека вне Церкви: если он достойно принял Христа, осмысленно пришел в Церковь, то в благодарность Богу за тот дар, который Он дал нам (Он дал нам Самого Себя), мы и несем свое служение. Мы продолжаем богослужение уже не чеканными богослужебными формулами, или обрядами, или действиями, а продолжаем свое служение Богу иными формами, так или иначе востребованными в современном обществе. А что сегодня востребовано? В первую очередь, это просвещение – напоминание людям об основах Евангельской жизни. Во вторую очередь, но далеко не в последнюю, социальное служение – служение обездоленным, помощь людям, и далеко не всегда она заключается только в том, чтобы кому-то что-то подать, налить, принести, пожертвовать. Социальное служение сегодня может выражаться в совершенно неожиданных формах. Иной раз это просто улыбка или ободряющее, доброе слово людям. Когда мы говорим о милостыне, почему-то все время подразумеваем копейку, данную нищему. Но при этом у нас в семье может быть кто-то, кто нуждается в нашей милостыне, и не только в денежной, наши подчиненные и коллеги на работе, люди вокруг нас – надо заботиться об этих людях, а не думать постоянно о судьбах живущих за многие сотни километров от нас. Именно в этом и заключается наше социальное служение.

Помните образ одной из главных героинь чеховского «Вишневого сада»? «– У меня нет серебряной монеты, ах, вот, возьми золотую. – Да что же это? Нам самим есть нечего! – Ну, я так привыкла.» Это постоянное желание быть добрыми для всех очень часто оборачивается трагедией и непониманием в своей собственной среде.

Может быть, милостыня – это прибавление зарплаты своим подчиненным или оставление на рабочем месте не особо эффективного сотрудника просто потому, что ему некуда будет деваться после увольнения. И таких форм милостыни может быть очень много. Как это распознать? Очень просто – держать ум открытым и свежим, «стяжать ум Христов», как говорят святые отцы, то есть сердце милующее. И тогда наши действия становятся милостыней, будь это доброе слово, улыбка, какая-то поддержка, ободрение, вплоть до денежных пожертвований.

В крупных городах духовенство и миряне привыкли к тому, что каждую воскресную Литургию или на большие праздники храмы наполняются людьми, которые причащаются. Но в провинции по-прежнему еще существует стереотип, что Литургия и Причастие – это вещи отдельные, то есть можно участвовать в Литургии, не причащаясь. Можно ли говорить о литургии после Литургии, если человек не подходит к Чаше?

– Очень хороший вопрос, и ответ на него не прост. Если мы скажем, что непричащающийся человек не может участвовать в литургии после Литургии, то на это мы можем задать множество других вопросов, которые просто приведут нас к бездеятельности в Церкви вообще.

Вопрос о Причащении из того же разряда, что и вопрос о проповеди в миссионерской деятельности. Ведь, по большому счету, проповедь в миссионерской деятельности сводится не к каким-то предписаниям, схемам, наработкам, а к исправлению своей жизни. Если есть что предложить людям – в первую очередь, любовь («по тому узнают вас, что вы Мои ученики, если имеете любовь между собою»), – предлагаем, и это и есть проповедь. А если нет? Что же – не проповедовать? А если в этот конкретный момент у нас нет достаточной любви или какого-то иного благочестивого чувства – умолкнуть и вообще ничего не говорить? Но тогда храмы опустеют. И священнослужители не всегда находятся на высоте горения. Не может же священник сказать в такое время народу: «Вы знаете, у меня сейчас на сердце мало молитвы, давайте соберемся через неделю». Это будет неправильно. Мы призваны к определенному служению, и, несмотря на то, что мы не дотягиваем до высокого уровня, который нам предлагает Господь, тем не менее, стремимся к нему. И именно это стремление важно – к исполнению заповедей, к Причащению.

Если человек не причащается каждое воскресенье, считая себя недостаточно готовым к этому, мы вправе улыбнуться и сказать: «А когда ты считаешь себя готовым вообще?». Но, с другой стороны, мы понимаем, что человек поступает так из серьезных побуждений: боится осквернить святость Причащения недостойным вкушением, боится подражать праматери нашей Еве, которая без должного благоговения отнеслась к заповеди Божией и дерзновенно простерла руки к запретному плоду. Позиция такого человека – это тоже стремление к святости, благочестию. Если человек воздерживается от Причастия по этим соображениям, то его литургия после Литургии, конечно, свершится. Другое дело, если человек просто не хочет лишний раз исповедоваться, читать молитвенное правило, накладывать на себя бремя поста под предлогом своего недостоинства.

Мы так часто говорим о своем недостоинстве как о чем-то таком легоньком, как будто в кафе сидим с чашечкой кофе. Недостоин – это плач покаяния, это ужасное состояние души, когда мы вдруг понимаем, насколько мы далеки от своего призвания, это слово, которым опасно бросаться. И когда мы так легонечко говорим: «Ой, я сегодня недостоин», – это неправильно.

Завтра буду достоин...

– «А завтра буду достоин». Ну, что это такое? Вопрос о Причащении всегда требует искренности, честности от каждого конкретного человека, здесь нет каких-то всеобъемлющих, глобальных советов – с каждым конкретным человеком надо работать. У кого-то надо воспитывать это ощущение недостоинства, а у кого-то немного приглушать, когда человек уже готов впасть в бездну отчаяния от осознания того, насколько он ничего не может выполнить. Особенно когда человек приступает к посту, старается направить свою жизнь в христианское русло и вдруг понимает, как мало от него зависит. И здесь важно напомнить, что невозможное человеку возможно Богу.

Если мы чувствуем себя слабыми, нужно помолиться в простоте сердца, попросить у Бога быть христианином – и Господь подаст. Господь подает именно эти дары, и именно для этого существует Церковь, и именно к этому Он нас призывает. Церковь – это не просто милое культурное сообщество, которое занимается патриотизмом и улучшением нравственности подростков, Церковь – это сообщество жаждущих Бога людей. Если это есть в членах Церкви, тогда есть и литургия после Литургии, и освящение всей жизни, превращение ее в богослужение.

«Литургия» переводится как «общее дело» – когда мы собираемся в храме, то это особенно понятно. В большинстве храмов, к сожалению, нет сплоченных общин, и добрые дела после Литургии совершаются врозь, каждым человеком по отдельности. Насколько эти дела оказываются литургией после Литургии?

– Человек постоянно живет в Церкви в двух измерениях – в индивидуальном и в общественном. У нас постоянно индивидуальная молитва соприкасается с общественной. Мы молимся дома – как эта молитва связана с молитвой других людей? Никак. Но когда мы приходим в храм, все наши векторы движения к Богу соединяются в один. Точно так же и здесь: что бы мы ни делали поодиночке ради Бога и во имя Христово, все это соединяется воедино в общественной молитве во время Божественной литургии. Именно поэтому так важно регулярно бывать на Божественной литургии, регулярно сообща молиться, регулярно причащаться Святых Христовых Таин. Благодаря этому все наши дела становятся законными, Христовыми и приносятся в жертву Богу.

В одном из художественных фильмов главный герой молится так: «Господи, если я сделал хоть что-то доброе в течение сегодняшнего дня, прими это как жертву Тебе». Удивительная молитва и удивительное смирение! Как хорошо, если с таким настроением мы приносим Богу все то, что делаем. А что такое жертва? Это значит мы что-то отделили от своей жизни, от своего времени, от своих сил души. Нам хочется посидеть и почитать книжку, а мы едем в другой конец города, чтобы в чем-то помочь другому человеку. Нам хочется в воскресенье остаться дома, подольше поспать, а мы просыпаемся и едем в храм, хотя и устали, и сил нет, и, может быть, не все понимаем, что в храме происходит, но едем и жертвуем Богу это время, свои силы, свой сон – все эти мелочи приносим в жертву Богу, и в глазах Божиих это уже не мелочь, а вектор нашей жизни. Поэтому, конечно, необходимо все наши индивидуальные усилия освящать общей церковной молитвой.

Сейчас начинается Рождественский пост. Строго говоря, по уставу он мало чем отличается от Великого поста: теоретически должно петься «Аллилуйя», и молитва Ефрема Сирина тоже должна звучать, но так сложилось, что у нас это ушло из богослужения. Как Вы считаете: насколько напряженным должен быть этот пост? К чему он должен понуждать?

– Это тема для отдельной длительной беседы: издревле Церковь знает один пост – это Четыредесятница, пост перед Святой Пасхой. Четыредесятница выросла из семидневного поста Страстной седмицы. Собственно, это и есть пост. Пост – это десятина года, как говорят святые отцы, поэтому 30–40 дней условно – это десятая часть от года.

Но если мы сейчас посчитаем все наши посты, какие у нас есть (и строгие, и нестрогие), то получится, что не десятина года, а больше половины года отдается в жертву. Это, конечно, неплохо, но теряется смысл десятины – смысл Божией заповеди.

И, может быть, в этом причина того, что литургически все обрядовые тонкости, свойственные Великому посту, несмотря на то что они предписаны Типиконом, не укоренились в богослужении Русской Церкви, и не только в ней. Церковь до сих пор интуитивно ощущает, что тот самый пост – это пост перед Пасхой, десятина года. А все остальные посты – это как бы наши личные благочестивые стремления к воздержанию, смирению своей плоти. Поэтому отсюда и вопрос о строгости и нестрогости поста: это наше личное стремление.

Кстати, по строгости Рождественский пост не приближается к Великому посту: многократно разрешены рыба, растительное масло, он, скорее, приближается к Петрову посту, а к Великому приближается Успенский пост. Говоря о постах, мы все время упускаем из виду, что это установление, данное конкретному монастырю (это не значит, что надо сразу бросать поститься и говорить: «Замечательно! Раз это монастырский пост, то нам ничего не надо» – это определенный образец, который Церковь восприняла, подражая жизни определенного монастыря: у разных монастырей были разные уставы, как мы знаем из истории). К этому надо относиться разумно: понимать, что в уставных указаниях нам дано не жесткое предписание, соблюдая которое мы спасемся (мы же не иудеи), жесткое соблюдение всех обрядов без всякого движения сердца не гарантирует спасение ни в малейшей степени.

Самая главная жертва Богу – это дух сокрушен, как говорится в 50-м псалме. Поэтому постное бремя предписывается нам с определенным уровнем строгости, а мы уже, глядя на свою жизнь, решаем, приближаемся ли мы и насколько к этому уровню строгости. Если нам удается в своей жизни соблюсти его, мы этим поможем своему здоровью, разгрузим организм от тяжелых продуктов питания, но важно помнить, что цель поста не в этом, а в том, чтобы достойно подготовить свою душу к принятию праздника Рождества Христова. Именно поэтому на богослужениях в это время постепенно начинают петь рождественские песнопения – в праздник Введения во храм впервые будет спета катавасия «Христос рождается», в праздник святителя Николая вместо догматика будет спета особенная стихира, посвященная Рождеству Христову, и так далее.

Если мы будем соблюдать диетическую сторону поста, а в храм ходить не будем, чтобы вслушаться в слова молитв, осмысленно помолиться и подготовиться к принятию Рождества Христова, то я не вполне понимаю, чего мы достигаем в таком случае.

В конце концов, мы помним, что самый усердный постник – это сатана, который вообще ничего не ест, – ни рыбы, ни масла, ни мяса. Но он и не молится Богу. Кому мы подражаем в таком случае? Вот если мы постимся, но не молимся, мы подражаем сатане. Если мы, постясь, молимся – это настоящий христианский пост. И потом надо помнить грозные слова пророка Исаии, который говорил, что настоящий пост – это накормить голодного, утешить сироту и вдовицу, отдавать долги и т.д. Пророк говорит, что пост, угодный Богу, это когда мы ведем себя по-человечески, а не когда лицемерно пытаемся восхитить себе достоинство ангелов. Мы еще не вполне люди – вот к чему надо стремиться. И об этом пророк Исаия прямо и говорит. А мы уже воображаем себя равными великим подвижникам древности, отцам, у которых была большая борода и которые многие десятилетия ели по корочке хлеба в пустынях. Но у этих отцов были любовь, молитва, стремление к Богу, жажда Бога, – а у нас она есть? Вот в чем вопрос перед всяким постом и даже перед всяким праздником: это продолжение темы, является ли наша жизнь литургией после Литургии, является ли вся она богослужением. Вот о чем необходимо думать, входя в пост.

Вопрос телезрительницы из Архангельска: – По поводу Причастия говорилось, что желательно причащаться каждое воскресенье, а в нашем соборе батюшка мне сказал, что только через две недели можно причащаться, то есть нечасто. Как мне быть в этом случае?

– В этом случае вам надо причащаться так, как батюшка вам сказал: если вы отнесетесь к совету батюшки со смирением, то вы посрамите гордость праматери нашей Евы, которая без смирения, в недолжное время прикоснулась к запретному плоду. Конечно, любая Литургия подразумевает, что мы на ней причащаемся, и даже если мы приходим на нее в любой будний день, то мы вправе причаститься на каждой службе. Другое дело, что это не должно быть чем-то обиходным, бездушным, не связанным с нашим горением веры. И священник, рекомендующий причащаться раз в две недели, возможно, не просто так это советует. Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, связанных с внутренней жизнью Архангельского собора, но более чем убежден, что батюшка руководствуется искренней заботой о духовном спасении всех прихожан. Поэтому если он дает такой совет, примите его как совет от Бога и в смирении ему следуйте. Я убежден, что Господь призрит на ваше смирение и обязательно поможет вам в вашей жизни.

Расшифровка:
Елена Кузоро

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475