Протоиерей Андрей Ткачев: Исповедь и Причастие

Здравствуйте, батюшка. Благословите наших телезрителей.

– Здравствуйте. Милосердие Божие да будет со всякой душой христианской, впрочем, как и со всякой душой человеческой. Аминь.

Отец Андрей, сегодня хотелось бы поговорить об очень важных практических вопросах Православной веры: об Исповеди и Причастии.

– Это один из стержневых вопросов, волнующих человека, являющегося христианином.

Батюшка, расскажите, пожалуйста, о таинстве Исповеди, зачем оно нам нужно?

– Исповедовать – по смыслу слова означает «открывать»: человек открывает о себе нечто двум, из которых Один знает все, другой не знает все, – он показывает некую изнанку своей жизни, стыдную тайну, не парадную комнату своей жизни, но некие свои чуланы, чердаки и подвалы Богу, Который знает и чердаки, и подвалы нашей жизни, и священнику, который есть свидетель таинства и похож на свидетеля Жениха, друга Господа, и приводит кающегося ко Христу. Священник слышит эту Исповедь, не разглашает ее под страхом смерти и в идеале помогает человеку избавиться от того, что его мучает, если эти вопросы касаются духовной жизни.

Священник, сам будучи человеком грешным, должен быть исполнен страха, принимая чужую Исповедь, ведь, в принципе, он слышит свои грехи, что косвенно или прямо касаются и его. Но участие в Исповеди он принимает, поскольку является человеком, облеченным силой и славой Бога, которая дана ему в таинстве Священства. Одно из проявлений этой славы и силы – это власть Христова вязать и решить грехи человеческие: то, что свяжете на земле, то будет связано на Небесах, и то, что разрешите на земле, будет разрешаемо на Небесах. Облеченный славой, но не лишенный грешности, то есть лично немощный, но сильный во Христе, он является свидетелем некой тайны человеческой и должен быть человеком, начитанным в Писаниях, сострадательным, внимательным – и еще много нравственных и духовных требований, чтобы не усугубить страх грешника за свои грехи, не обидеть, не отогнать, но помочь справиться с собой, исправиться и о Господе возрадоваться.

Таинство Исповеди – сведение Христа и грешника при помощи священника. То есть в Исповеди три «действующих лица»: Господь, кающийся человек и священник, который нужен Христу, чтобы все совершилось.

Зачем нужен посредник? Многие не идут на Исповедь и говорят, что Бог и так знает наши грехи и сокрушенное сердце.

– Дело в том, что ни у кого не хватит смелости отвергнуть необходимость частной молитвы, личного покаяния, личного предстояния человека перед Богом.

Покаяние – очень широкое понятие. Когда человек кается, он может посещать больных, и это будет знаком его покаяния. В покаянии он может раздавать свое заработанное имущество, частично или полностью. В покаянии он может отказаться от лечения и терпеть болезнь, зная, что он достоин всякой боли. В том числе покаянием становится личная молитва человека ко Христу Спасителю о прощении своих грехов.

Но как невозможно лично себя самого причастить, так невозможно и совершить над самим собой таинство Исповеди. Поэтому в покаяние некой ниточкой, скрепляющей эту ткань, вплетается и Исповедь, которая довершает все покаянные труды человека.

Прежде чем прийти на Исповедь, надо еще кое-что сделать. Например, примириться. Если возможно, говорит апостол Павел, будьте в мире со всяким человеком. Например, человек как-то попостился, помолился, как умел, от чего-то воздержался, с кем-то примирился, поборолся, помучался, что-то выплакал и пришел на Исповедь с уже созревшей ненавистью к своему греху. По сути, Исповедь – это последний аккорд, когда заканчивается некая симфония уже свершившегося покаяния, но последнее слово здесь за именем Божиим. «И я, – говорит священник, – недостойный Его иерей, властью Его, мне данной, прощаю и разрешаю тебя от грехов твоих во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Последнее слово все-таки за именем Божиим и за священником, произнесшим эти священные слова.

Нельзя умалять и отвергать личных покаянных трудов, но нужно понимать, что в полном, целостном покаянии Исповедь занимает важнейшее место, и, возможно, место последнего аккорда.

То есть нужно различать понятия покаяния и Исповеди?

– Конечно, они не совпадают. Покаяние шире Исповеди. Можно всю жизнь исповедоваться, но ни разу не покаяться, если брать критичные вещи: я исповедуюсь, то есть я рассказываю о себе, но не оставляю своих грехов, возвращаюсь на них обратно с удобностью и с удовольствием, и даже не считаю, что должен от них избавляться.

Например, перед смертью иллюзии у человека исчезают, у него только трепет души. Тогда, конечно, человек просит прощения у Господа, близких, детей, готов все отдать им, и вдруг к нему приходит ангел-хранитель – священник с Таинами: последнее, что самое важное, без чего все остальное будет неполным. Священник, который накроет епитрахилью, выслушает Исповедь, скажет эти великие, священные слова, которые имеют в себе великую власть Божию, и даст ему Таинства Тела и Крови. И тогда совершится все. Если не будет этого действия священника, то что-то тоже будет, но не будет – всего, а ведь нужно – все.

Посредничество – это слово католическое, как и споры о посреднике – споры католические в конфликте с протестантизмом. Мы это впитали в силу религиозных споров, общего религиозного поля, но в Православии это по-другому.

Мы не говорим о посредничестве, мы говорим о таинстве Церкви, которое без священства не совершается. Есть личное таинство. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что молитву надо сделать таинством – попробуй молиться так, чтобы молитва была таинством: встал у постели больного, молишься о нем, ушел, – а он выздоровел, то есть Господь услышал тебя: в ответ на твою молитву совершил милость этому человеку. Возможно ли такое? Конечно, возможно, иначе зачем молиться?

Священник – тот, кто уделяет тебе большое церковное таинство, которое сам ты не вымолишь. Ни одно из таинств не совершается без наличия священства: благодать на благодать. Как первое зачало Евангельское: Моисеем дан закон, и закон – это хорошо, но Иисусом Христом дана истина, и благодать на благодать.

Когда человек это знает, и ему нужно, тогда человек бежит к врачу. Как в рассказе о Герасиме Иорданском: бывает, человек прибегает на Исповедь, как лев, занозивший лапу. Человеку больно, он не знает, что говорить, слово еще не родилось у него, и священник должен быть тем грамотным человеком, подобным повивальной бабке, который поможет ему разговориться. Тогда прорывается источник слова у этого человека. Здесь нужен человек, нужен священник – в нужное время, в нужном месте нужен нужный священник.

Вопрос телезрительницы из Челябинска: Как бороться с бесами? В книге «Православная вера» написано, что надо бороться с ними терпением, смирением, долготерпением, а Феофан Затворник в своей книге предлагает их гнать со словами «поди прочь!» Как же лучше бороться?

– Очевидно, речь идет о разных вопросах. Если человек попадает в сложную ситуацию, в которой ему предлагается выбор: воевать или же потерпеть, то цитата, которую вы привели первой, говорит «потерпи, как Христос. И во Христе терпением победишь».

Вторая цитата, очевидно, касается ситуации, когда, например, вдруг возникло искушение, и вы понимаете, что оно имеет дьявольский характер… Видимо, вторая цитата относится к этому – когда мы говорим: «Отрицаюся тебе, сатано», «Господи, сохрани», и вы уходите от этой ситуации, и в то же время стараетесь именем Божиим оградиться от действия нечистой силы.

Первое касается целых жизненных процессов и длительных ситуаций, второе – конкретных ситуаций, в которых вдруг загорелась бесовская злоба.

Как часто нужно исповедоваться?

– Праведнику закон не лежит. Мера любви определяет частоту, и сколько бы мы не спорили о частоте, мы не выйдем на какой-то норматив, который был бы общецерковным. Например, дети и старики, многодетные женщины и бездетные женщины, живущие с мужем и без мужа, живущие с верующим мужем и с неверующим мужем, сильные и крепкие телом и слабосильные, работающие вдали от дома и так далее. То есть, поститься и причащаться у всех них получится по-разному. То есть, я не могу говеть, не знаю, где исповедоваться, я в дороге, в работе, ослабел от поста, у меня слабая вера, мне муж не позволяет. То есть здесь надо примиряться к каждому случаю.

Как говорят доктора, в лечении болезни есть общие методы, но каждая болезнь – это отдельный случай. Иногда лечение начинается с разговора и им же заканчивается. Как говорили древние, болезнь лечится словом, травой и железом. То есть первое слово, потом трава, а уж хирургия – последнее. Священник – это первый лекарь, первая ступень. Каждому требуется свое слово, потому что каждый человек – это отдельный случай.

Например, человек причащается раз в год или всего-то причащался раз в жизни. Ты говоришь ему: приходите каждое воскресение в храм. Он послушался и приходит, тогда ты можешь сказать ему: причащайтесь каждый пост, то есть четыре раза в год. Проходит еще год, и вы можете сказать ему: причащайтесь каждый месяц, то есть 12 раз в год. А через два-три года он уже сам говорит: можно чаще?

Священник должен быть педагогом, у него должен быть педагогический такт: он должен понимать, кто перед ним. Как тренер не может давать одинаковую нагрузку только что пришедшему в секцию и уже кандидату в мастера спорта, он должен распределять эти вещи. Мы тоже распределяем, но не всегда, а хотим набросить некий общий ярлык. Это недопустимо, надо вникать в человека.

Нюансов тысячи, и они требуют от священника такта, опыта, внимания, любви к человеку, и, наверное, священнику самому надо любить Причастие, ощущать пользу Причастия. Чтобы он причащался не потому, что он сегодня служит, а чтобы он причащался с любовью, и тогда бы он захотел, чтобы все причащались.

Но в то же время он будет стараться, чтобы каждый причащался «не в суд или осуждение». Если человек осквернился накануне нечистыми видениями или поругался с женой и едва сдержался, чтобы не поднять руку, даже если формально он попросил прощения, священник может не разрешить ему причащаться сегодня.

Но если человек сам хочет причащаться, то это очень важно, и надо обязательно рассмотреть эту ситуацию. Например, старушка, которая по смерти мужа живет в уже неизбежной чистоте, не знает ничего, кроме Псалтири, и выходит на улицу, только чтобы заплатить за квартиру и купить хлеба, и она хочет причащаться каждое воскресение. Ее образ жизни почти монашеский, и что мешает причащаться ей каждое воскресение? Это почти как пророчица Анна, дочь Фануилова, та, что встретила младенца Христа в Иерусалимском храме, вдовица от юности, день и ночь служившая Богу в храме.

Некоторые отцы предостерегают часто причащаться, чтобы это не было привычкой.

– Конечно, привычка является критерием неправильного направления. Если для человека одинаково, что антидор съесть, что Причастие принять, конечно, это неправильно.

Духовное здоровье человека определяют голод и жажда. Мы знаем по себе, что когда человек болен, он не ест, то есть отвращается от пищи тело, которое страдает, а здоровье – это когда хочется есть. Когда Христос воскресил дочку Иаира, Он сказал: дайте ей есть. Это знак того, что Он не только воскресил ее, но дал ей здоровье.

Человек, здоровый духовно, хочет есть. Господь говорит: «Примите, ядите, сие есть Тело Мое». Человек же говорит: «Я голодаю по Твоему Телу, я хочу это есть». Если жажда есть, хорошо, а если привычка, то надо разбираться. Может быть, надо воздержаться на большее время, чтобы воспитать в себе эту жажду.

Вопрос телезрительницы из Екатеринбурга: «Я из неофитов, хожу в храм 18 лет, причащаюсь раз в две-три недели. В последнее время я несколько раз замечала, что после Причастия заболеваю, не сильно, но болею. Скажите, пожалуйста, это результат недостойного Причащения, или может быть какая-то другая причина?»

– Не будем только анализировать достойно или недостойно, потому что то, когда человек терпит беду, может быть признаком достойного Причастия. Скажем так: это не оставляет вас той же, которой вы были.

Хуже всего, когда вы причащаетесь, и ничего не меняется ни в лучшую, ни в худшую сторону. Тогда очевидно, здесь что-то не то: ты огню примесился, огня вкусил – и ничего не изменилось? Когда ты вкусил этого огня, очевидно, что-то должно поменяться в лучшую или худшую, бытийно понимаемую, сторону: больной выздоровеет, здоровый заболеет, находившийся в ссоре помирится, находившийся в мире поссорится, то есть движение произойдет, потому что вы приступили к Причастию. Не стоит бояться этого. Надо идти к Причастию, а все последствия этого – дело Божие. Мы не можем и не должны планировать, что и как сделает Господь после нашего Причастия. Мы должны знать, что у нас есть некий внутренний душевный беспорядок, и Господь, приходя к нам через двери наших открытых уст, заходит внутрь и начинает наводить там порядок. Когда после долгого беспорядка наводится порядок, что-то выбрасывается, что-то вымывается, что-то выскабливается, вычищается. В любом случае это процесс трудный и не очень приятный. Так бывает с людьми, которые, причастившись, вдруг ощущают бурю поднявшихся изнутри грехов. Откуда это? Христос вошел вовнутрь и взбаламутил твои грязные воды, полные всякого ила. Он приходит туда, как враг всякой нечистоты, Христос не хочет жить вместе с твоей грязью. Он начинает очищать все это через разные болезни, неприятности. Но смотреть надо не на болезни и близких, но понимать, что внутри вас происходят некие процессы, идет борьба. Слава Богу, ведь было бы хуже, если бы ничего не происходило.

Как человеку, желающему послужить Богу, стать Его слугой, Его обителью, ибо Он желает жить внутри нас, надо решиться на то, чтобы Он очищал нас, как Он сам знает, как Сам хочет. Смотреть на это спокойно и к Причастию готовиться благоговейной, принимая Святые Таины разумно и сознательно.

Вы начали говорить о тайне Исповеди, о том, что священник под страхом смерти не может ее разгласить. Почему? Ведь в первые века христианства была практика публично исповедовать свои грехи. Почему сложилось так, что Исповедь – сугубо личное и интимное дело?

– Здесь происходит борьба качества с количеством. Например, в монашестве. До какого-то времени игумены занимались и духовной жизнью монастыря, и его материальной составляющей. Людей было немного, все было просто. По мере усложнения игумен занимается духовной жизнью, эконом – телесной жизнью монахов. По мере еще большего усложнения жизни игумен носит титул, духовник занимается духовной жизнью, эконом своей стороной, и еще появляется целый ряд должностей. Усложняется жизнь – усложняются дефиниции, и что-то древнее, родовое, изначальное может потихоньку уйти.

Когда христиан было мало, когда они платили за свою веру и молитву кровью, многое было не нужно. Заметим, что крестились они в зрелом возрасте. Крестившись в зрелом возрасте и омывши взрослые грехи, они под страхом смерти боялись совершить эти взрослые грехи, и им было нечего исповедовать, кроме бытовых, повседневных мелочей.

Подобно историку, надо смотреть на масштабный процесс движения Церкви во времени: как она увеличилась в количестве, как изменялись духовные практики, как они подстраивались под образ жизни, психологию новопришедших человеческих масс. Тогда и возникла необходимость тайно выслушивать каждого. Крещеные в детстве, не пережившие религиозного обращения во взрослом возрасте, а пережившие его, когда ты уже крещен, – это совершенно иная ситуация.

Например, язычник, который уверовал в Господа в возрасте тридцати лет, входил в купель Крещения и выходил из нее, ощущая свое второе рождение. Он с омерзением отвращался от своих прежних грехов, своей прежней жизни. Среди древних христиан таких было большинство.

В наше время такие случаи, конечно, есть, но гораздо чаще происходит так, что человека крестили в детстве, пробовали (или нет) воцерковлять, но затем он оторвался от Церкви и возвращается в нее в возрасте 30 – 40 лет, набрав, уже будучи крещеным, столько и таких грехов, что заставить его говорить о них публично – все равно что заставить умереть.

Появляется множество исторически возникших нюансов, на которые мы вынуждены реагировать, и Церковь реагирует на них, меняя практику совершения таинств, подстраиваясь под ту или иную ситуацию.

Мы с вами уже говорили о разнице между покаянием и Исповедью. Покаяние – это если я устроился волонтером в Дом престарелых и массирую пролежни лежащим больным, потому что ощущаю себя грешником. Исповедь – это центральный сектор покаяния.

Есть Исповедь, а есть откровение помыслов, у нас эти вещи тоже смешаны. Есть покаяние в грехах, например: я в гневе побил детей, мне, действительно, стыдно, я положил грех на грех. Это мои грехи, я в них каюсь. А есть исповедование помыслов, это монашеское занятие, которым у нас занимаются многие миряне. Это уже другое. Есть покаяние в греховных фактах, а есть откровение помыслов. Многие люди, которые не имеют больших грехов, но исповедуются часто, по сути, превращают Исповедь в откровение помыслов, рассказывая, какие помыслы тревожили их в течение последней недели или двух. Тогда повышаются требования к священнику, который получается какой-то старец или монах. Не каждый священник может это (да и не каждый должен мочь) – разбираться с помыслами. (Продолжение следует)

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475