Кто пребывает в свете

Продолжаем исследование Первого соборного Послания апостола Иоанна Богослова

(Окончание. Начало в № 20, 21, 22)

В общении должен происходить не просто обмен информацией, ведь цель общения не в таком обмене, это мы в падшем мире извратили общение, сделали его обменом (и зачастую уже даже не информацией, а просто «бессодержанием», потоком бессмыслиц). Общение предполагает обретение общности, становится путем людей к единству; подлинное общение – это путь к потерянному в грехопадении единству. По-настоящему общение возможно только в Церкви. Только здесь человек сам стремится к свету и встречает то же стремление в другом. Церковь и создана как место, в котором люди могут обрести единство, стать общностью. И Чаша, вокруг которой они собраны, есть Чаша общения, общности, причащаясь которой они действительно вкушают свет, потому что Бог и есть свет. Причащаясь, люди становятся общниками друг другу, в них течет один свет, одна жизнь.

С вершин апостольского свидетельства можно спуститься в наши психологические реалии. Ревность, зависть, обида, гордость, сластолюбие, страсть похоти, любые другие страсти мешают общению. Они не дают человеку возможность общаться, разрушают всякое общение: чем больше страстей в человеке, тем менее он способен к общению. Страсти и есть та тьма, которая застит свет в человеке, не дает ему быть светом; тьма, что гнездится в человеке, есть плод грехопадения, который искажает его первоначальный светоносный облик. Свет, который просвещает всякого человека, грядущего в мир, помрачается в человеке из-за страстей. Он никогда не потухает окончательно, но помрачается так, что фактически человек превращается в черную дыру: все поглощая, ничего не отдавая, он становится очень темным явлением человеческого мира. В менее серьезных случаях у человека страстей не так много, но они все равно мешают общению, и это приводит его к одиночеству.

Апостол Иоанн во второй главе продолжает:

«Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме.
Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна.
А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит,
и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза».

В этом отрывке важно увидеть не то, что нам хочется: «если я люблю, значит, я в свете, если я говорю другому человеку «люблю», значит, я – светлый человек!». Евангелист Иоанн не так свидетельствует: если есть тьма, значит, это неполнота света; если есть неполнота света, значит, никакой любви нет. Если есть хоть какая-то страсть в человеке, то есть в нем тьма, а значит, этот человек не имеет права говорить, что он любит другого. Конечно, мы говорим так, и говорим иногда очень искренне, но со временем понимаем, что чувство на самом деле было не настоящей любовью, а лишь ее преддверием. Наше желание любви – не совершенная любовь, та, в которой человек сливается со светом. О ней могут говорить Амвросий Оптинский, Серафим Саровский и другие святые: в их жизни сияла любовь, они видели, ощущали, находили общность с любым человеком, к ним приходящим, – таковую, что в приходящих к ним людях благодаря им начинал сиять их собственный внутренний свет, когда-то данный им Богом при рождении.

Святыми обреталась совершенно невероятная общность, о которой мы сейчас читаем в их жизнеописаниях. Они достигли совершенной любви, быв пропитаны светом. И поскольку все вокруг них было светло, они видели другого человека. Собственно, прозорливость не есть угадывание, некий дополнительный дар. Когда человек совершенен, перед ним все прозрачно и прозрачно на свету сердце другого человека. Святой не обращает внимания на грехи гостя, но он видит его светлое и помогает победить тьму, которая тоже есть в пришедшем.

Именно этот путь раскрывает нам Иоанн Богослов. Мы знаем сколь угодно историй страстной любви, напитанных тьмой. И не только в романах. Например, в Печерском патерике есть сказание о друзьях-монахах – Тите и Евагрии, которые жили рядом в полном согласии, все между собой разделяя; что-то случилось, и они возненавидели друг друга лютой ненавистью. И разлад значил, что на самом деле они жили не в свете, а во тьме, считая ее светом. И тьма в конце концов, по крайней мере одного из них, поглотила окончательно. То есть нельзя сказать, что испытывая симпатию, испытываешь подлинную любовь: только Бог есть любовь. Подлинность любви меряется Божественной меркой, Божественной высотой, и говорить о подлинности любви может только отсутствие тьмы в человеке.

В заключение апостол Иоанн Богослов говорит, что в Боге нет никакой тьмы. Нам кажется это естественным: откуда же в Боге может быть тьма? Там, разумеется, только свет... Но из свидетельства Иоанна Богослова мы можем понять, что такое тьма. Синонимы тьме – муть, мутность: отсутствие света, прозрачности; то, что смущает, не дает света, вносит страстное волнение – всегда тьма. И с этой точки зрения ценно свидетельство святых отцов: если во время какого-либо явления сверхъестественного света, существа, откровения в сердце возникает смущение, поднимается некая муть со дна сердца в ответ на эти явления, – значит, это не от Бога. Потому что в Боге нет тьмы и Он не может вызывать тьму в нас. Наоборот, Он все в нас может делать только светлым. И когда действительно являются свет от Бога и любовь во свете, никакая тьма, никакое волнение страстей, никакая муть со дна сердца не могут подниматься. Отсутствие подобного смущения, смятения – точный критерий отличия истинного Богооткровения от ложного.

Смотрите программу «Исследуйте писания» на телеканале «Союз»: понедельник–вторник 03.00, 10.00, 23.30. Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475