Протоиерей Всеволод Чаплин: Церковь должна и будет говорить о том, что человек должен бороться с грехом

Беседа с председателем Синодального отдела по взаимоотношению Церкви и общества протоиереем Всеволодом Чаплиным в эфире телеканала «Союз»

О том, как и почему пришел в храм, как отстаивал свою веру в школе и дрался с мальчишками, он писал когда-то в книге «Лоскутки». Сегодня об этом расскажет в программе «Люди Церкви» он сам – председатель Синодального отдела по взаимоотношению Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин.

Ведущий – Олег Петров.

– Отец Всеволод, Вы как проповедник, как церковный и общественный деятель сейчас очень популярны в массмедиа в целом, но мало кто знает, как Вы пришли к жизни церковной. Хотелось бы сегодня познакомиться с Вами не как со священником, а просто как с верующим человеком. Ваш путь в Церковь был изначально осознанным, или это было традиционное хождение, как и во многих семьях, – за руку с матерью?

– У меня путь к Богу был достаточно простым. Я из неверующей семьи, отец у меня был агрессивно неверующим человеком, атеистом. Мама, которая до сих пор жива, человек верующий, но нецерковный, я бы так сказал. Сам я в возрасте 13 лет, имея определенный багаж знаний – я читал и атеистическую литературу, что-то мне нравилось, что-то нет, пришел в храм, чтобы купить крестик, как тогда, в 1981 году, было модно, и понял, что здесь останусь. Не знаю, почему, этому не предшествовала какая-то борьба. Был период оглашения, примерно полгода.

– Простите, а почему Вы пошли в храм купить крестик?

– Тогда возникло такое поветрие в среде советской молодежи – носить крестик, и это резко критиковалось в советской печати. А я никогда не любил советскую печать, я с восьми лет самостоятельно слушал радио «Свобода» и «Голос Америки», поэтому когда появились статьи против молодых людей, носящих крестики, мне захотелось крестик купить, и я пришел в храм (это был Богоявленский собор) и понял, что мне здесь хочется остаться навсегда. Буквально через несколько дней, когда надо мной был совершен чин оглашения, я сказал священнику, который меня оглашал, что хочу поступать в семинарию, стать священником. Все смеялись, конечно, священники меня отговаривали и говорили: «Да ты вырастешь и передумаешь, время сейчас тяжелое, быть священником очень непросто и непрестижно». Но вот видите, так получилось, что в Церкви я остался, священником стал.

Время, конечно, было достаточно сложное, но я и в школе открыто исповедовал свою веру. В 1983 году мне было 15 лет, это был восьмой класс средней школы, скандал был жуткий, меня из одной школы выгнали, я устроился в другую, где учился в 9 и 10 классе, в комсомол не вступал. Конечно, быть верующим человеком в это время было сложно, но было немного молодых людей, которые своим примером вдохновляли меня. Это было, может быть, десятка полтора молодых людей по всей Москве, если говорить об активно верующих молодых христианах, но мы жили очень интересной жизнью. Часто встречались, общались, иногда ходили по Красной площади до того, как закрывалось метро, вокруг храма Василия Блаженного и говорили о будущем Церкви, о Зарубежной Церкви, о том, что будет с Россией. Это было время определенных перемен, первая половина 80-х годов была на самом деле достаточно динамичной. Умер Брежнев, появились Андропов, Черненко, потом Горбачев... Естественно, очень активно говорили, куда пойдет Россия, или в сторону Запада, или в сторону большей самостоятельности. Эта тема активно обсуждается сейчас, но не менее активно она обсуждалась молодыми православными людьми в то время. Нас заботило уже тогда будущее России, и на самом деле все понимали, что советской власти скоро придет конец. Хотя тогда она была еще мощна, особенно при Андропове, да и при раннем Горбачеве тоже. И, тем не менее, была такая уверенность, что это ненормальное состояние страны и общества долго продолжаться не будет.

– Отстаивание веры в школе было бунтарским? Вы бунтарь?

– В школе я был хулигански настроенным молодым человеком, но здесь не было бунтарства, скорее, было желание сказать людям то, что они должны были услышать, как я считал.

– А что это за история с органической химией?

– Я классе в 6-7-м уже определенно знал, что не буду ни физиком, ни химиком, и учил основы физики, потому что мне это нравилось, я считал это полезным для себя. Но я не понимал, зачем мне органическая химия в объеме университетского курса, и отказался ее учить. Естественно, учительница химии начала меня стыдить, но я так и не стал учить уроки. В итоге мне все-таки поставили тройку, чтобы не портить показатели школы, хотя я абсолютно ничего не знал по этому предмету. Но при этом я достаточно честно и серьезно изучал все, что касалось естественных наук, и по этим предметам у меня были обычно пятерки. С огромным интересом изучал все гуманитарные дисциплины, особенно литературу.

– В отстаивании Вашей религиозной позиции наверняка были какие-то конфликты со сверстниками, драться приходилось?

– Да, было такое, конечно, но больше не по мировоззренческим вопросам, а по бытовым, потому что иногда люди себя вели не так, как нужно бы было вести.

– А потом уже семинария, академия – высшее образование уже церковное…

– Все было немножечко не так. Я сразу после школы пошел работать в церковную структуру, это был Издательский отдел Московского Патриархата, и, собственно, с 17 лет я стал церковным бюрократом и являюсь им уже 26 лет, так что я «старая канцелярская крыса». И уже работая в Издательском отделе, поступил в семинарию, затем окончил духовную академию, так что учился все время без отрыва от производства.

– А Ваша научная работа по соотношению этических учений – почему был выбор именно в пользу этики?

– Просто когда я работал в Издательском отделе, то занимался организационной работой, церковно-историческими публикациями, а потом стало возможным писать о социальной, общественно-значимой проблематике, и я стал писать об этом. Тогда в английском варианте журнала «Московской Патриархии», где я работал, впервые появился не без моей инициативы раздел «Церковь и общество». Видите, уже в те годы я занимался этой темой, а вопросы этики профессионально от меня были далеки. Но меня всегда очень волновал один вопрос, который я ставил в этой кандидатской работе: чем отличается этическая система христианства, основанная на Нагорной проповеди, от ветхозаветной этики, которая, если мы почитаем Евангелие, объявляется Христом недостаточной для спасения, и от этических систем светских или тех этических систем, которые пытаются смешать в одну разные религии.

Я немного утрирую, но основа именно такова: нужно отбросить в сторону все, что разделяет религии, все, что касается отношений человека с Богом, оставить это только для личной религиозности человека, а вот этическое учение должно сводиться только к правилам человеческого общежития. То есть к социальной механике, так скажем. А ведь нравственность – это не только социальная механика, не только правила бесконфликтных, спокойных взаимоотношений людей. Это и твое внутреннее состояние нравственное, это и твои отношения с Богом. И это все неотделимо от нравственного учения Церкви, от самого понятия нравственности. Вот об этом я и рассуждал в данной работе, проанализировав несколько книжек западных авторов, в основном полемизируя с ними. И сейчас стараюсь по этой теме периодически выступать, что-то писать и говорить, имея в виду один из центральных вопросов современности – вопрос отличия христианской нравственности от иных этических систем. Дело в том, что в христианской нравственности даются невозможные ни для какой этической системы, включая ветхозаветную, нравственные правила. Настолько они высоки и настолько предполагают истребление в человеке самой мысли о грехе, что человек сам по себе не может достичь нравственного совершенства, даже если ставит перед собой именно эти высокие нравственные правила. Но он может достичь этого нравственного совершенства благодаря Божией благодати. Мы должны прилагать собственную волю, должны бороться с грехом, но, в конечном счете, меняем себя не мы, нас меняет Господь через Свои таинства, через Свою благодать, через Свое действие, которое в Церкви совершается.

– Можно ли отстаивать эту позицию, полемизируя в телешоу с господином Невзоровым и другими атеистами? Или все-таки когда Вы приходите в студию, Вы понимаете, что сейчас будет просто драка, и Вы настроены так же бунтарски, как когда-то в школе?

– Ток-шоу – дурацкий жанр, я отклоняю примерно пять из шести приглашений на ток-шоу, особенно если речь идет о какой-то скандальной истории. Ведь жанр этот предполагает крик, короткие фразы. Если ты начинаешь говорить хоть что-то длинное и связное, тебя оборвут. Кричат, что говорить нужно только лозунгами и как можно более жестко. Мне кажется, что в таких разговорах больше должны принимать участие миряне, а не священники.

Другое дело, что руководство телеканалов считает, что в разговоре должен обязательно принимать участие кто-то в рясе, но нам нужно с этим бороться, надо ломать этот стереотип. Слава Богу, у нас есть замечательные полемисты-миряне, которые могут отстаивать словом и делом жизнь Церкви в такого рода спорах; священнику в этих спорах если и нужно появляться, то в самых крайних случаях, – но с такими людьми, как Невзоров, общаться перед большой аудиторией надо, потому что многие сегодня пишут в интернете, что Невзоров выступает в том-то и том-то с атеистических позиций, а Церковь молчит и миряне молчат, значит, они признают, что он прав. А он откровенно лжет, поливает всех и все грязью, рассказывает о таких вещах, которых в принципе не было и быть не могло. И нужно сказать ему, что он говорит неправду перед всеми людьми, чтобы он мог ответить, если ему есть что ответить. Это делать нужно, но лучше бы, чтобы это делали миряне, облеченные общественным признанием: писатели, поэты, художники, актеры, воины, еще кто-то. Чем больше у нас таких мирян будет, тем легче священникам будет отказываться от участия в тех телеформатах, которые заставляют иногда говорить слишком эмоционально.

– Многие Ваши общественные инициативы рассматриваются светскими людьми как провокации. Вы сознательно идете на эти провокации или так получается?

– В этом нет никакой провокации. Церковь должна и будет говорить, что люди должны прилично одеваться, должны себя достойно вести и в личной жизни, и в отношении с противоположным полом, и по отношению к собственным детям. И должны воздерживаться от воровства, от сквернословия, от пьянства, от наркомании. Людям это не нравится, особенно когда они знают, что в этом во всем они сами виноваты, и меняться им пока не хочется. Поэтому начинаются какие-то высмеивания, предпринимаются попытки превратить серьезный нравственный разговор в шоу. Но думаю, что мы потихонечку переламываем эту ситуацию и приучаем людей к тому, что все, что касается нравственного состояния человека, будь то одежда, развязное поведение, всякого рода разврат, пренебрежение к своим гражданским обязанностям, воровство, взяточничество – все это будет осуждаться, в том числе и по отношению к конкретным людям. И кричат и пытаются этого не допустить именно те, кто понимает, что все это коснется скоро конкретно их.

– В диалоге со светским обществом Вы занимаете достаточно категоричную позицию, и общество реагирует не всегда толерантно. Как Вам кажется, какой должна быть толерантность общества по отношению к Церкви и Церкви к обществу? Должна ли Церковь быть терпимее, толерантнее, если уместно это слово вообще?

– Церковь должна с любовью ко грешнику обличать грех, если уж говорить очень ясные слова, без попыток что-то спрятать, исказить Учение Христово – говорить то, что говорит нам Евангелие: посмотрите, какие слова обращает Христос к фарисеям, книжникам, иным грешникам, – это очень жесткие слова. Это неполиткорректные слова, слова, которые можно расценивать как ругательство. Если бы Христос так говорил в этом мире, являясь гражданином Российской Федерации, было бы очень много попыток Его привлечь к ответственности по 282 статье Уголовного кодекса за разжигание розни. Он говорил неполиткорректно, и Его словам мы должны быть верны. Это не значит, что нам нужно набрасываться на всех с обличением, тем более с какой-то руганью – нам с любовью нужно говорить, без агрессии, без насилия, без хамства, тем более без самопревозношения, без гордыни собственной. Но при этом говорить правду о том, что любой грех разрушает человека, все это губит человека.

Некоторые западные религиозные общины после того, как на них было оказано давление через смешки, через поиски виноватого духовенства, через всякого рода полемику, отвержение отдельных церковных инициатив органами власти, стали уж слишком политкорректными. Они не употребляют слов «грех», «ересь», «ложь». Они сосредоточены на отдельных бытоулучшительных вопросах, касающихся социальной работы, легких поправок в действующей социально-экономической системе. И абсолютно ничего не говорят о разврате, о порнографии, проституции и наркомании, о коррупции. Так как-то поспокойнее.

Я абсолютно против такого приспособленчества. Когда мы начинаем умолкать под влиянием этих сил, мы теряем себя. Церковь может потерять себя, поэтому говорить нам надо. Без ненависти, с любовью, искренне. Но, любя грешника, говорить ему, что грех – это то, что лишит его и будущей жизни, и счастья в этой жизни.

– При Вашем плотном рабочем графике остается ли время на отдых, на какое-то отвлечение от всего земного, остается ли время на размышления?

– Я достаточно давно понял, что нельзя только работать. Заповедь сохранения субботнего дня была дана неслучайно не только евреям, но и всем людям. Если ты только работаешь, ты начинаешь саморазрушаться. Поэтому я понял, что нужно уделять время и для молитвы, и для размышлений. Я действительно очень много времени размышляю над какими-то вещами, которые надо было бы сказать, о том, правильно ли сказал, неправильно. Стараюсь регулярно ходить на концерты как классической, так и современной музыки, так или иначе следить за культурными событиями. На что времени, увы, нет абсолютно – это на чтение классической художественной литературы. Много пользуюсь справочной, учебной литературой, сейчас пытаюсь учиться писать по церковно-славянски, много читаю специальной литературы на церковно-славянском языке, и в день приходится читать по 300-400 страниц текстов, которые публикуются в СМИ на церковные темы: важно знать, кто что сказал, какие события где произошли. И это отнимает очень много времени; обычно это время, которое провожу в дороге

– Как Вам видится развитие отношений между Церковью и обществом в ближайшем будущем? Общество очень быстро и очень сильно меняется, меняются подходы к уже устоявшимся ценностям, – сами ценности церковные остаются незыблемыми, но светские меняются.

– Несмотря на то, что нас пугают тотальной секуляризацией общества, я на самом деле как церковный чиновник и как приходской священник вижу, что это не так. Напротив, все больше людей становятся активными участниками церковной жизни, участвуют с сердцем и с умом (то есть осознанно) в богослужениях, в разного рода церковных инициативах. Люди знают уже очень много о своей вере, читают религиозную литературу. И я думаю, что у половины жителей современной России есть дома православная религиозная литература, и где-то от четверти до трети людей участвуют в церковной жизни, имеют молитвенную практику в той или иной мере, около 20% людей достаточно регулярно причащаются Святых Христовых Таин. Об этом говорят не только священники, но и не самые дружественные по отношению к Церкви социологи. Так вот, это уже очень много, и я думаю, что чем дальше, тем будут больше наша Церковь и наше общество сближаться. А в тех регионах, где есть люди разных вер и разных убеждений, нам с ними нужно поддерживать добрые отношения, вести с ними диалог. Но в то же самое время важно понимать, что наше общество – это в значительной мере то же самое, что и наша Церковь. Когда Святейший Патриарх и Президент России встречались с разными представителями церковного организма, в который входит и Православная Русь, в зале были самые разные люди. Были священнослужители, монахи, сестры милосердия, журналисты верующие, телеведущие православные, воины, священники, которые с воинами работают, люди пожилые и молодые из разных регионов. И вот Святейший Патриарх сказал в этом зале: «И президент представлен в этом зале, и Церковь, и страна». И я надеюсь, что все-таки наше общество, которое состоит по большей части из крещенных в Православии людей, все больше и больше будет становиться действительно обществом верующих православных людей. Всем веры, всем радости, всем помощи в добрых делах.

Смотрите программу «Люди Церкви» на телеканале «Союз»: четверг 02.00, 12.00, пятница 16.30. Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475