Адрес редакции: 620086, г. Екатеринбург, ул. Репина, 6а
Почтовый адрес: 620014, г. Екатеринбург-14, а/я 184
Телефон/факс: (343) 278-96-43
Русская Православная Церковь
Московский Патриархат
Екатеринбург, 12 сентября, «Информационное агентство Екатеринбургской епархии».
Спрашивают ли солдаты на войне о Царствии Небесном, может ли священник взяться за оружие? Об этом – в программе «Люди Церкви». Ведущий – Олег Петров.
– Наш гость – заместитель председателя Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами протоиерей Михаил Васильев. Отец Михаил, Ваше священническое служение начиналось сразу в войсках, или Вы сначала были на приходе?
Работаю с армией
– Год назад я случайно увидел в интернете видеозапись приснопоминаемого Святейшего Патриарха Алексия II на ступеньках храма, где уже тринадцать лет я служу, – храма Великомученицы Варвары при штабе Вооруженных Сил во Власихе. И Святейший после моего рукоположения говорит такие слова: «Сегодня мы рукоположили молодого священника, у которого не будет приходских обязанностей, – он будет работать со всей армией». И увидел я это, подчеркиваю, через двенадцать лет после начала своей работы с военнослужащими. И теперь имею основание сказать своему благочинному, что, по слову Патриарха, у меня нет приходских обязанностей – я работаю только с армией. В нашем храме при его открытии, уже на первой Литургии, где я был рукоположен, к сожалению, сегодня уже тоже приснопоминаемый маршал Игорь Дмитриевич Сергеев сказал простые слова: «У нас спрашивают, зачем при штабе ракетчиков мы построили храм? Я всем отвечаю: если Церковь и армия не спасут Россию, не будет ни Церкви, ни армии, ни России». И вот это были для меня напутственные слова и благословение достойных людей. Я сподобился, к сожалению, в 2006 году отпевать дочь маршала; за две недели до своей смерти он был в нашем храме. Это был удивительный человек. Последним его заявлением, если хотите, завещанием, было его обращение в Министерство обороны России о необходимости возродить структуры военного духовенства. Это было в 2006 году. Он сказал, что никакие реформы не будут эффективны, если священнослужители нравственно не облагородят тех, кто, собственно, должен будет реформировать, в противном случае все будет распродано, разворовано, – или, в крайнем случае, объяснят, почему не смогли провести реформу.
– Военнослужащие – люди жесткие, всегда ли все воспринимают позитивно Вашу работу?
– Жесткость, скорее, добродетель для меня. Вам скажет любой монашествующий, что без твердости духа, без четкой последовательности действий невозможно построить нормальную жизнь в общежительном монастыре или нормальную жизнедеятельность воинской части.
– Жесткость и твердость необходимы воину, но и он не без греха. У военных обращение к Исповеди, к покаянию труднее идет, чем среди обыкновенных людей?
– Проблемы есть, но они абсолютно не специфичны. Любой человек нуждается в пастыре, который как говорит, так и делает, который был бы целен, который бы являл образ, или, по- гречески, икону, то есть пример. Недаром же на кресте священника написано: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Нужно военнослужащим помогать решать проблемы, которые есть в конкретном воинском коллективе. Без лозунгов, без патетики, без общих красивых фраз.
Работа начинается с бесед
– А как священник может помочь решить проблемы, возникающие в воинской части?
– Священник самим фактом своего присутствия в подразделении, скажем, в вечерние часы, уже способствует тому, чтобы жизнь в этом подразделении гуманизировалась. Собирает батюшка воинов на корабле, в казарме, на взлетке, как говорят, и рассказывает им что-то хорошее, полезное.
И военнослужащие в это время друг друга не мутузят, не ругаются матом – уже происходит нравственное возрастание коллектива. Обычно это время, когда командиры отдыхают, кроме дежурных и ответственных, то есть это воскресные дни или будние вечера. Мы ведь все – приходские священники, жалованья от министерства обороны не получаем, и, скорее всего, не будем получать, поэтому естественно, что находим время для работы с военнослужащими преимущественно вечером или в выходные дни. Хотя я и некоторые мои коллеги почти 90% своего служения отдаем работе в воинских частях.
– Отец Михаил, и все-таки гуманизация жизни военных и их воцерковление – это не одно и то же. Насколько труден процесс их воцерковления?
– Если ты придешь и просто будешь читать акафист Серафиму Саровскому, никому он не будет интересен: «преподобный Серафим Саровский» – это три непонятных слова. Поэтому работа священника начинается с бесед.
Например, мы строим свою работу по схеме: рассказ – показ. То есть рассказываешь, а потом в мультимедийном формате, с колоночками, таблицами, что-то показываешь тематическое. Рассказ – показ. И за час-полтора такого занятия мы определенным образом настраиваем военнослужащих на необходимый лад. Чтобы они, например, задумывались о смысле жизни, а если это офицеры – чтобы они четко определяли, что жене и Родине нельзя изменять. В зависимости от категории военнослужащих строятся эти занятия, вплоть до офицеров руководящего состава и министерства обороны. С ними тоже проходят занятия, я и сам – выпускник Академии Генерального штаба, факультета повышения квалификации и переподготовки, знаю и имею опыт проведения занятия для руководства министерства обороны. Как и в любом другом деле, сначала – практика, лет десять, а потом уже легче.
Мы знаем, как это делать. Проблема в другом. Пока священников с опытом очень мало, и этот опыт мы не можем передать, потому что министерство обороны отказывается выделить нам площадку, где бы можно было готовить священников для работы с военнослужащими. Подчеркиваю, сначала готовить, а потом направлять в войска, потому что в семинарии этому не учат. Цена вопроса – душа человека, и кого-то, к сожалению, он и соблазнит, кому-то окажет помощь не так, как хотелось бы. Поэтому наш Синодальный отдел настаивает на том, что священнослужителей сначала нужно готовить и только после этого направлять в войска.
– Как и Вы заканчивали курсы повышения квалификации при Генштабе?
– Это не всем нужно. Я занимаюсь организацией и помогаю в этом епархиальным управлениям, но одновременно непосредственно работаю с солдатиками и офицерами почти ежедневно, так что назвать меня управленцем на освобожденной основе нет оснований. Пять дней назад, я, например, под Новороссийском благословлял военнослужащих перед первым прыжком – шестьсот молодых солдатиков, неделю назад благословлял солдат пополнения в Омском учебном центре ВДВ, проводил с ними занятия, а десять дней назад – с ракетчиками в Новосибирске. Поверьте, пока дело обстоит так: сформулировал задачу, сам себе ее поставил и сам ее выполняешь. Желающих работать и окормлять военнослужащих сегодня среди священнослужителей пока очень мало.
– Сколько же необходимо священников, чтобы институт военных священников заработал?
– Чтобы работа была эффективной, необходимо, по расчетам нашего Синодального отдела, примерно 400 православных священнослужителей, около 50 войсковых ахунов – представителей исламского духовенства, потому что чуть больше 10% военнослужащих- мусульман в армии, и по нескольку представителей от традиционной буддийской сании и военного раввината.
Возможно, потребуются священнослужители, которые работали бы со временем со старообрядцами или представителями неопятидесятнических движений, которые тоже в России есть. Все они имеют равные права и в пропорциональной численности своих адептов имеют право работать с ними. На наш взгляд, в этом нет никакой проблемы. Проблема в другом. Все эти люди заявляют, что не хотят служить в армии, но при этом в армию идут и присягу принимать там отказываются. На альтернативной службе надо служить два с лишним года, а на действительной всего год – вот они на этот год идут, проблемы создают командирам, присягу не принимают, а все равно хотят, чтобы им этот год пошел в зачет. Такое лукавство. Есть и другие специфические проблемы.
Но должен сказать, что в нашем Синодальной отделе накоплен очень большой методический опыт по работе с военнослужащими. Мы знаем, как это делать, и можем этому обучить необходимое количество священников. Нужна площадка, то есть военное училище или академия, где бы в рамках 3-4-месячных курсов мы могли бы это делать. Но это зависит от министерства обороны.
Главное – духовная поддержка
– А почему они это тормозят? Они же понимают, что это надо?
– Дело в том, что им этого не надо. Это нужно Президенту. Он сказал, но, к сожалению, очень многие управленческие решения в России выполняются очень плохо. Я, конечно, работаю не один, таких священников несколько, и в нашем Синодальном отделе они есть, – «нас мало, но мы в тельняшках», мы работаем. У меня в ВДВ только десять священнослужителей прыгают с парашютом в составе подразделений ВДВ – совершенно бескорыстно, никто жалования не получает; у нас есть десять священнослужителей, которые были ранены в «горячих точках», четверо погибло там, в первую чеченскую войну. И сейчас такие примеры есть. Так, отец Димитрий Василенко в прошлом году был ранен в Чечне и награжден орденом Мужества. Да мы и сами не теоретики – работаем в местах дислокации воинских частей.
– Батюшка, особенность работы с военнослужащими в подразделениях, которые находятся в тылу, и тех, которые в «горячих точках», в чем заключается?
– Тут ты пытаешься пробудить в сердцах военнослужащих нематериальную мотивацию службы: совесть людей, чувство долга, или пытаешься просто сделать так, чтобы ребята не обижали друг друга. А на войне, где снаряды вылетают и могут в любой момент расколоть твою голову на несколько частей, военнослужащие сами приходят к священнику, потому что они особенно нуждаются в поддержке. У духовно подготовленного священника, который поработал в «горячей точке», на всю жизнь в душе отпечатываются глаза сотен и сотен здоровых, физически крепких мужиков, которые в обыкновенной жизни в храм никогда бы не пришли. На войне, как сказал наш командующий ВДВ, генерал Шаманов Владимир Анатольевич, атеистов не бывает.
– О чем больше спрашивают, чего больше хотят: спасения жизни телесной или духовной?
– Очень многие сейчас унывают, видя невнятность проводимых реформ военной структуры, их непоследовательность.
– На войне о Царствии Небесном кто-то говорит?
– Дело в том, что есть вещи, о которых не принято говорить просто так в жизни человека. Ну, например, не очень охотно нормальные, психически здоровые люди делятся интимными подробностями своей жизни. Или, скажем, если кто-то в кого-то влюбился, совсем не обязательно, что он начнет говорить об этом всем своим знакомым. И вопросы, которые связаны с верой, особенно у человека, который только-только к этому приходит, имеют закрытый характер. Естественно, что человек делится со священниками какими-то открытыми, внешними вещами. И мудрость пастыря заключается в том, чтобы, зацепившись за вопрошание человека, оказать ему духовную поддержку в этой мимолетной, бывает, на войне или в мирной жизни встрече. А если человек подходит и спрашивает, значит, он уже в чем-то дошел до ручки, и надо просто помочь ему. Вопрос может быть самый глупый: а сколько, батюшка, у нас пальто стоит? Но раз человек подходит, значит что-то у него свербит и ему очень важно общение со священником. Помочь, не оттолкнуть, сделать это очень быстро, потому что народу много, а тебя на всех не хватает – в этом заключается практический опыт военного священника. Качественное отличие военного священника от приходского батюшки заключается, на мой взгляд, в том, что военный священник сам идет к людям и работает с ними там, где встретит, на любой территории, а приходской священник работает все-таки в формате храма или храмовой территории, в воскресной школе. И здесь, как говорится, и стены храма помогают. Служение в армии требует от священника высокой интеллектуальной и духовной подготовки, потому что вопросы могут быть любые. И отвечать нужно ясно, понятно. Потому что, бывает, их слушают и десятки, и сотни людей, это такое постоянное миссионерство. Мы помогаем людям обретать веру.
Самое главное таинство, не описанное ни в одном Катехизисе, на мой взгляд, – таинство рождения веры в сердце человека. Такое очень часто происходит у меня на глазах, я вижу, как за время проведения часового-полуторачасового занятия военнослужащие вдруг начинают задумываться, как пел Гребенщиков, «о чем-то большем». И это очень важно. Например, перед Пасхой у нас только на семи Литургиях причастилось 2950 солдат и офицеров. Поверьте, это немало. И очевидно, что там, где уделяется достаточно времени для, подчеркиваю, проведения подготовительных занятий, там военнослужащие на 60-70%, идут к Исповеди осознанно и участвуют в церковных таинствах. Но это предваряют три-четыре занятия.
– Ваши поездки по воинским частям носят какой-то плановый характер? Как Вы определяете, куда в первую очередь ехать, или Вас просто зовут?
– Слава Богу, у меня много начальников. Есть руководитель Военного отдела Патриархии протоиерей Димитрий Смирнов, месяц назад я ездил на сборы военных священников Украинской Православной Церкви Московского Патриархата в Севастополь – начальник мне определил, я поехал и работал. Есть командующий Ракетными войсками стратегического назначения, я настоятель Патриаршего подворья при штабе РВСН. Присутствую на пусках баллистических ракет, которые проводятся планово, освящаем мы всегда их и благословляем расчеты на полигонах. Либо, соответственно, это какие-то происшествия, либо плановые поездки, по «годовому плану духовного воспитания военнослужащих», который утвержден командующим, – он предусматривает такие командировки. В основном, они плановые, мы их заранее обговариваем – слава Богу, ракетные войска не воюют.
Есть формат работы в воздушно-десантных войсках... Неофициально аббревиатуру ВДВ мы так расшифровываем: возможны двести вариантов. Например, в прошлом году было – загорелось на юге Киргизии, в Джелалабаде, пришлось экстренно ехать туда, и наша воздушно-десантная бригада там трудилась в миротворческом формате. Есть опыт работы в межэтнических конфликтах и в Боснии, и в Косово, и у нас на Кавказе, и в Киргизии. Мы приезжаем и уже примерно знаем, как это сделать. Добро – оно и кошке приятно. Разговор, гуманитарная помощь, пытаемся поддержать людей. Поверьте, что даже для этнических мусульман, если приходит православный священник и даже просто погладит по голове их ребенка и скажет доброе слово, – это очень значимо.
Человеку необходимо чудо
– Мне кажется, что самое сложное в работе с военнослужащими в «горячих точках» (если это не так, поправьте) это заложить семя Божией милости к другому человеку, это милосердие, а, с другой стороны, война есть война…
– Как говорил святитель Филарет Московский еще в XIX веке, бей врагов Отечества, прощай врагов своих и гнушайся врагами Божиими. Все очень просто, именно так поступали военнослужащие наших ВДВ в операции по принуждению Грузии к миру в 2008 году. И от Горийского митрополита получили в благодарность именно за гуманитарную миссию Иверскую икону Божией Матери военнослужащие Псковской 76-й дивизии, потому что с жестким хладнокровием наши стреляли по осетинским мародерам, и так же профессионально подходили к грузинским солдатам, которые расстреливали мирных людей. Я почти участник этих событий и могу сказать, что никто, конечно, не готовился к этой войне с нашей стороны, все было очень неожиданно. Мы тогда только день ВДВ отметили, все разошлись, и многие офицеры приехали на войну даже без военной формы. Потом их коллеги привезли им форму, потому что они находились в отпусках, на Черном море. Это не была плановая операция российской армии, – это, конечно, бред.
– Разные ситуации бывают в жизни, а на войне и подавно. А если сложится так, что нужно будет взяться за оружие?
– Промыслом Своим Господь никогда не попускал, чтобы история была в сослагательном наклонении. То есть были разные ситуации, но поверьте мне, что на войне есть кому стрелять, и очень часто бывает некому заниматься такими простыми вещами, как душа человека. Простыми и вместе с тем сложными. Человек выпустит обойму в нужном направлении – нет проблем, но когда он увидит холодное тело своего товарища, когда он увидит, что некоторые пули попали не совсем в тех, в кого хотелось бы, вот здесь, конечно, очень трудно и тяжело. И здесь, конечно, нужна работа пастыря, здесь приходится принимать Исповедь, поддерживать морально подавленные сердца военнослужащих, которые увидели кровь, смерть, несправедливость. Мы как-то были в окружении, у нас на руках умирал военнослужащий, а не было погоды и не было вертолета, чтобы его вывезти. И рядом мы видели его ногу оторванную, а ранение, помимо ноги, было еще очень тяжелое в шею. Было очень холодно, он был укрыт несколькими одеялами, но все равно дрожал. И вот задача была в том, чтобы любыми способами дотянуть его неизвестно сколько времени, до того, пока прилетит «вертушка». Потому что там, в госпитале, оказали бы уже профессиональную помощь. А он тихо умирал; не было кровопотери, просто был слишком сильный шок, шок отходил и человек умирал. Это было страшно и больно. Я смотрел на небеса, которые были все в облаках, и не было даже окошка, и молился о том, чтобы Господь сделал так, чтобы мог прилететь вертолет, отправить раненого. Он почти через сутки прилетел, но все эти сутки я знал: если вертолет не прилетит, десятки военнослужащих, которые были рядом, которые приходили и молились, разуверятся в Боге, для них присутствие священника не будет знаком присутствия Божия. И Господь не попустил этого, этот мальчишка выжил. Но это было очень страшно и, поверьте, отличалось от моего же личного зевания на обязательном правиле утреннем – это была другая молитва.
Или, скажем, пуск баллистической ракеты новейшей российской, которая определит облик наших Вооруженных Сил на ближайшие десятилетия. Конструкторы, генералы, сотни военнослужащих перед пуском молятся настолько искренне, что далеко не каждый священнослужитель так способен, потому что понимают: много лет труда и огромные денежные средства бюджетные вложены, и если она не полетит, то все придется начинать опять по большому кругу. И вот они молятся, смотрят и ждут ответа: батюшка, полетит наша ракета или нет? И если ракета не полетит, виноват кто будет? Естественно, батюшка, который плохо молился, безблагодатно. Это логика обычного мирянина, который становится верующим, и на этой начальной стадии неофитства очень важно иметь зримое присутствие Господа возле нас. И я десятки раз видел, как Господь по вере их даровал им это чудо, по вере этих искренне молящихся людей, которые, может быть, впервые отважились молиться Богу. И это, поверьте, дорогого стоит и несколько отличается от обычного служения приходского священника.
– Очень трудный у Вас путь.
– Спасибо Пресвятой Богородице и слава Богу за все. У нас с каждым годом все больше становится энтузиастов, семинаристов, молодых священников, которые не хотят просто служить и «жить на карман», а хотят служить Богу, России – Отечеству и его защитникам. Может быть, после этой передачи у кого-то сердце загорится, и они захотят попробовать себя на этой стезе. Пусть они обратятся к нам в отдел, и мы поможем им найти такое место, где они будут востребованы, нам нужны такие энтузиасты.
© При использовании информации ссылка на СМИ
«Информационное агентство Екатеринбургской епархии»
(свидетельство о регистрации ИА №11-1492 от 29.05.2003) ОБЯЗАТЕЛЬНА.
Екатеринбург, 12 сентября, «Информационное агентство Екатеринбургской епархии». Митрополит Ижевский и Удмуртский НиколайДата рождения: 22 мая 1927 г. Дата хиротонии: 21 июля 1985 г. Дата пострига: 13 ноября 1954 г. День ангела: 9 августа.
Екатеринбург, 12 сентября, «Информационное агентство Екатеринбургской епархии». Когда искусишься во сне блудом, прелюбодейством <...> тогда знай, что бес сладострастия, разливший нечистую сласть и негу в твоих членах, находится в тебе, – и вот о чем должно особенно скорбеть
Сайт газеты
Подписной индекс:32475
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.