Митрополит Иларион: «Бояться, что православные архиереи съедутся на Собор и там предадут Православие, могут только люди, у которых совершенно искаженное сознание»

– В Екатеринбурге прошел Х Российско-немецкий дискуссионный форум «Петербургский диалог», созданный десять лет назад по инициативе двух президентов – Владимира Путина и Герхарда Шрёдера. Его задачи достаточно понятны: расширение взаимопонимания между народами, укрепление взаимоотношений, преодоление существующих предрассудков. Обсудить проблемы, стоящие в российском и немецком обществе, в Екатеринбург съехалось очень много государственных, политических, общественных деятелей из наших стран. В форуме приняли участие Дмитрий Анатольевич Медведев и канцлер Германии Ангела Меркель, работало несколько секций: «политика и экономика», «гражданское общество», «образование», «наука и здравоохранение». И в том числе – «Церкви в Европе». Для участия в ней в Екатеринбург приехал председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, постоянный член Священного Синода митрополит Волоколамский Иларион. Конечно, мы не могли не пригласить Владыку к нам в эфир, и я сердечно приветствую Вас, Владыка, в студии телеканала «Союз».

– Спаси Господи.

– Владыка, какие задачи стояли перед секцией «Церкви в Европе» и какие вопросы на ней обсуждались?

– Сегодня мы обсуждали вопрос о преподавании религиозных дисциплин в светской школе. И в ходе обсуждения выявились две совершенно различные модели, которые существуют в России и в Германии. В России в светской школе религиозное образование, точнее, преподавание основ религиозной культуры, будь то православной, мусульманской, иудейской, буддийской или основ светской этики, находится в руках светских преподавателей, то есть людей, которые получают определенное право и лицензию на преподавание этих дисциплин от министерства образования. Это совершенно не обязательно должны быть верующие люди – это должны быть люди, владеющие своим предметом.

В написании учебника участвовали религиозные конфессии, и при написании учебника был очень жесткий, в том числе и перекрестный, мониторинг одних конфессий в отношении учебников других конфессий, чтобы любые учебники не содержали какого-то негатива в адрес других конфессий. То есть, по сути дела, речь идет о светской модели преподавания, дистанцированной от какой-либо ярко выраженной религиозной принадлежности.

В Германии дело обстоит совершенно иначе. Там в светских школах преподают религию представители церквей. Прежде всего это католики и протестанты; право на преподавание они получают от своих церковных властей, то есть от местных епископов, и существует очень плотное взаимодействие между системой образования и Церквами Германии.

– А как вообще обстоит дело с религиозным образованием за рубежом? Введение основ православной и других религиозных культур в России было воспринято как «откат в средневековье», «нарушение конституционных принципов», «возвращение мракобесия» и «попрание всех демократических свобод». А как обстоит дело с преподаванием религиозных дисциплин в других странах, которые мы привыкли называть «цивилизованными»?

– Я сказал несколько слов о Германии. Могу еще привести в пример Австрию, где я несколько лет служил епископом. Там, как и в Германии, ответственность за преподавание религии в светской школе несут представители церквей. Причем православный священник может прийти в светскую школу и вести основы Православия для православных детей, за это он будет получать зарплату от государства, а лицензию он получает от местного епископа.

И вот возникает вопрос: почему в католической Австрии православный священник в рясе может прийти в школу и преподавать Православие православным детям, а в нашей православной России это невозможно?

Я думаю, что критика в адрес преподавания религиозных дисциплин в школе исходит прежде всего от тех людей, которые сохраняют менталитет советского атеистического времени и боятся, что религия займет слишком прочное место в жизни нашего общества. Потому что совершенно очевидно для всех: кто влияет на умы детей, тот и будет влиять на будущее нашей страны. Поэтому вопрос нужно ставить так: в чем вообще опасность религии, почему эти люди боятся, что детям будут преподавать не просто даже религию, религиозные дисциплины, а, скорее, культурологический предмет? Такой, как «Основы православной культуры».

– И чего здесь бояться, что плохого может принести священник в школу? Почему имеется это сопротивление?

– Я думаю, Святейший Патриарх здесь, на екатеринбургской земле, точно назвал это «отрыжкой советского времени» – какие-то пережитки того менталитета, который препятствовал религии нормально и свободно развиваться.

– Владыка, а как бы Вы прокомментировали появление атеизма уже современного, не связанного с советским прошлым? В Екатеринбурге достаточно громко прозвучала проблема восстановления Екатерининского собора. Когда просто была озвучена мысль о необходимости восстановлении на историческом месте первого и главного храма города, был организован митинг против этого строительства. И в нем приняли участие, в основном, молодые люди – не пенсионеры, люди, воспитанные в советском обществе. Это люди уже эпохи перестройки и постперестройки. Их было не так много, и очень запомнился один молодой человек, на футболке которого было написано: «Бога нет, живите спокойно» – с одной стороны, а с другой – «Бога нет, живите и радуйтесь жизни». Как бы Вы могли прокомментировать появление такого феномена?

– Человека невозможно заставить поверить в Бога. И если Сам Господь не открывает очи человека, внутренние очи, человек остается духовно слепым. И мы, наверное, никогда не узнаем, почему есть люди, которых Господь, можно так сказать, «взяв за шкирку», ведет в Церковь, даже если люди при этом сопротивляются. И почему какие-то люди, даже приходя в Церковь, остаются глухими к тому, что они там слышат, и слепыми к тому, что они там видят. Мне кажется, в этом есть некая тайна, и я бы никогда не стал осуждать людей, что они имеют те или иные убеждения, даже атеистические, потому что это их право, с одной стороны. С другой стороны, никто еще не разгадал механизм прихода человека к вере. Есть люди, которые агрессивно сопротивляются религии, а есть люди, которые непричастны религиозному опыту в силу того, что или сами они недостаточно приложили к этому усилий, или Господь им этого не дал.

И мы должны понимать, что всегда рядом с верующими людьми будут находиться неверующие. Более того, среди нас очень много людей, которые вроде как не отрицают Бога, которые не носят футболки с надписью «Бога нет, живите спокойно», которые, если их спросят, ответят: мы верующие, православные. А на самом деле эти люди лишены религиозного опыта, они не ходят в церковь, не участвуют в таинствах, почти ничего не знают о Православии, о религии и христианстве и вообще о Христе. И это говорит о том, о чем постоянно напоминает нам Святейший Патриарх – что перед нами огромное миссионерское поле, которое остается невозделанным, и жатвы очень много, а делателей мало. Поэтому я думаю, что наша задача заключается в том, чтобы спокойно, без всякой агрессии, не осуждая кого бы то ни было, проповедовать то, что Господь заповедовал нам говорить людям.

А как люди будут откликаться – это уже как в притче о сеятеле и семени. Наше дело сеять, а куда это семя упадет – на плодородную почву или на каменистую, этого нам знать не дано.

– Владыка, Вы сказали, что в католических Германии и Австрии православный священник имеет возможность прийти в светскую школу и преподавать Закон Божий. «Имеет возможность» и «приходит»... Насколько это соотносится, насколько это право реализуется?

– Я должен сказать, что это очень даже соотносится и очень даже реализуется. Не в последнюю очередь и потому, что это в материальном плане выгодно для священника – преподавать, получая за это зарплату. Ведь у нас в России, священники, слава Богу, живут за счет того, что они служат Церкви – они получают от прихода зарплату, они получают какие-то пожертвования. И на это существует и священник, и его семья, и его дети. А на Западе в большинстве стран и в очень многих случаях священник является священником только по субботам и воскресеньям, а с понедельника по пятницу он работает на какой-то светской работе. Или продавцом в книжном магазине, или мойщиком на автомойке и так далее. И, конечно, преподавание религии – это очень подходящая для священника профессия, тем более что она оплачивается государством. Поэтому наши священники очень охотно на это идут, тем самым совмещая миссионерскую работу и в то же время зарабатывая себе на жизнь.

Одно, конечно, условие ставится: преподавание должно вестись на языке страны. Поэтому те наши священнослужители, которые приезжают в страну, но не знают в достаточной степени язык, не могут преподавать.

– Владыка, несколько вопросов, связанных с Вашим церковным послушанием председателя Отдела внешних церковных связей. На сегодняшний день у Русской Православной Церкви зарубежные приходы есть во многих странах мира. Не могли бы Вы назвать какие-то цифры: в каких странах есть приходы и сколько таких приходов в мире?

– Очень приблизительно могу сказать, что в дальнем зарубежье у Московского Патриархата около трехсот приходов, и еще около трехсот приходов – у Русской Зарубежной Церкви. Итого около шестисот. В более чем сорока странах присутствует наша Церковь, и она присутствует на всех континентах, включая Антарктику.

– Каковы цели у этих приходов? Сейчас все несколько увлечены «шпионским скандалом», который имеет место быть в Америке. И когда появилась информация о том, что Русская Церковь будет строить храм в Париже, некоторые средства массовой информации откликнулись таким образом, что это будет «шпионское гнездо» Москвы…

– Вы хотите, чтобы я развеял эти сомнения?

– Не то чтобы развеяли, а просто разъяснили, для чего нам храмы в Париже и Мадриде?

– Я думаю, у телезрителей канала «Союз», наверное, нет представления о том, что мы строим храмы в Париже и Мадриде, чтобы создавать там «шпионские гнезда». Тем более, если уж создавать «шпионские гнезда», то это надо делать каким-то менее заметным образом.

А что касается целей и назначения наших приходов за рубежом, то прежде всего они заключаются в духовном окормлении наших соотечественников. Потому что в упомянутых Вами странах и во многих других странах Европы и мира имеется огромное количество наших соотечественников – речь идет о миллионах людей, и они все нуждаются в духовном окормлении, многие из них приходят в храм. И эта деятельность по строительству храмов в дальнем зарубежье началась еще до революции. И, как известно, при Государе Императоре Николае Александровиче и даже при его предшественниках уже строились храмы. И эти храмы сегодня являются видимыми знаками присутствия Русской Церкви – это русские храмы в Каннах, Беаррице, Ницце, Флоренции, и Александро-Невской собор в Париже, и Свято-Николаевский собор в Вене; все эти храмы были построены в дореволюционное время.

Конечно, в советское время очень мало открывалось православных приходов за рубежом в силу стесненных обстоятельств Русской Православной Церкви в Отечестве, хотя продолжала развиваться и Зарубежная Церковь и создавались приходы Московского Патриархата. А вот уже в 1990-е годы и в начале ХХI века это строительство храмов приобрело очень масштабный характер, потому что, по сути дела, еще одна огромная волна эмиграции из России и из стран ближнего зарубежья нахлынула на Европу и докатилась до других континентов. И наши люди нуждаются в пастырском окормлении, поэтому строятся храмы, поэтому мы направляем священников для служения в дальнем зарубежье, чтобы люди имели возможность ходить в церковь, участвовать в таинствах, причащаться Святых Христовых Таин – и самим не забывать, и детям своим давать возможность приобщаться к той духовной сокровищнице, которой владеет Русская Православная Церковь.

– По-видимому, существуют определенные трудности с открытием наших храмов за рубежом? Если взять Египет, там есть только один приход в Каире, в то время, когда большая часть наших соотечественников и посещает, и постоянно проживает в Хургаде, Шарм-эль-Шейхе. В каком-то обозримом будущем в этих двух городах планируется создание приходов?

– Я думаю, там будут созданы приходы. Но мы должны учитывать, что при создании приходов в дальнем зарубежье мы всегда исходим из норм канонического права – согласно этим нормам, одна Поместная Церковь не может создавать приходы на канонической территории другой Поместной Православной Церкви. Например, Египет и Африка являются канонической территорией Александрийского Патриархата, поэтому в строгом смысле слова наших приходов там нет. Но там есть, во-первых, наше подворье в Каире, которое имеет статус как бы церковного посольства. И, во-вторых, опять же по договоренности с Александрийским патриархом, мы можем создавать там приходы, которые являются приходами Александрийской Церкви, но фактически окормляются из России, русскими священниками. Например, есть такой приход в Иоханнесбурге, и такие же приходы мы можем создавать в тех курортных городах, где имеются большие скопления русских людей.

Сейчас очень много русских людей в Турции. Гораздо больше, чем тех греков, которые остались после всех гонений и всех тяжелейших обстоятельств жизни греков в ХХ веке в Турции. Вот сегодня это – совершенно новый фактор, и эти православные русские, которые находятся и в Стамбуле, и в Анталии и в других городах, составляют паству Константинопольского Патриархата, но духовное окормление они желают получать на русском языке, на славянском языке. И здесь невозможно обойтись без очень тесного сотрудничества с Константинопольским Патриархатом.

– Вы сказали, что наши соотечественники владеют в основном русским языком... В тех же Хургаде и Шарм-эль-Шейхе приходов Александрийского Патриархата нет, там есть только коптские храмы. Службы проходят на арабском языке, и те тысячи людей, которые в этих двух курортных городах проживают и туда приезжают, практически лишены всякого окормления. А ведется ли сейчас какой-то диалог с коптами?

– Сейчас существует не очень активный диалог с Коптской Православной Церковью в силу разных обстоятельств. Во-первых, есть межправославный диалог с дохалкидонскими Церквами, которые включают в себя, с одной стороны, все Поместные Православные Церкви, а с другой стороны, – все дохалкидонские Церкви: это Армянская, Коптская, Сиро-Яковитская, Эфиопская. Этот диалог на каком-то этапе был приостановлен без каких-то видимых причин. Просто в начале 90-х годов были подписаны какие-то соглашения, эти соглашения поступили в Поместные Церкви, в Поместных Церквах их обсуждают; где-то приняли, где-то не приняли, где-то подвергли критике. И этот диалог, по всей видимости, возобновится, но пока он де-факто приостановлен.

Есть двусторонние диалоги Русской Церкви, ну, например, с Армянской Апостольской Церковью. Двустороннего диалога с Коптской Церковью у нас не было. А со своей стороны Коптская Церковь заключила договор с Армянским Католикосатом, Киликией и Сиро-Малабарской Церковью о том, что они не будут вступать в двусторонние диалоги изолированно, а будут действовать сообща – как бы все три Церкви должны участвовать в диалоге. Суммируя, можно сказать, что какие-то отношения есть. Когда Святейший Патриарх Кирилл посещал Александрию, была его встреча с патриархом Коптской Церкви Шинудой Третьим, но отношения эти сейчас не слишком, наверное, активные.

– Сейчас достаточно активно происходит взаимодействие с Католической Церковью. Я имею в виду, в первую очередь, такое практическое воплощение, как паломничество. Наши люди ездят в страны Европы и, посещая католические храмы, соборы, имеют возможность соприкоснуться с великими православными святынями, в том числе и во Франции, в Италии. Но в Коптской Церкви находится тоже очень много общехристианских святынь: все православное монашество вышло оттуда – и Антоний Великий, и Павел Фивейский… И их мощи, и святые места, связанные с их жизнью, находятся в ведении Коптской Церкви, но из-за отсутствия контактов это практически мало известно нашим паломникам, к великому сожалению. В паломничестве движение не только на Запад, но и на Восток как-то предполагается?

– Я думаю, что оно предполагается, хотя его вряд ли можно как-то искусственно инициировать. Паломничество – это такое явление, которое всегда подпитывается снизу, оно очень редко бывает организовано сверху. И есть такие святые места, которые на протяжении очень многих веков находились в запустении, а все равно туда стекались православные люди, потому что знали – это место свято: оно связано с жизнью Спасителя или того или иного из святых. И я думаю, что святыни православного Востока, конечно, тоже будут притягивать наших людей.

Мы должны помнить, что паломничество – не просто религиозный туризм. Паломничество – это и подвиг в каком-то смысле. А почему очень важно сейчас ездить к святыням православного Востока? Потому что на Востоке христианам живется не очень-то легко, и есть такие страны, где христиане подвергаются притеснениям, их число уменьшается, и без внешней поддержки им будет очень трудно выжить. И вот, я думаю, даже такие исторические Патриархаты, как Антиохийский, у себя на родине находятся в достаточно сложных и стесненных обстоятельствах.

– Да, паломничество могло бы как-то даже поддержать эти церкви. Потому что в том же Дамаске – огромное количество мест, связанных с апостолом Павлом, но все они остаются вне туристических и паломнических маршрутов. Это пока все же единичные поездки, к сожалению.

Владыка, Вы совсем недавно вернулись из паломнической поездки по Турции. Какое-то практическое преломление эта поездка получит?

– Ну, это была, собственно, не моя поездка, это было паломничество Константинопольского патриарха к святыням Каппадокии. И он в эту поездку пригласил патриарха Александрийского Феодора, я тоже был приглашен. Был еще в течение двух дней архиепископ Афинский Иероним. И мы вместе путешествовали по храмам Каппадокии.

Каппадокия – очень интересная земля. Во-первых, в природном отношении она очень необычна – это земля, которая образовалась благодаря мощному извержению вулкана. И эти вулканические породы сформировали очень причудливые конструкции, похожие на какие-то грибы, каменные деревья. И когда попадаешь туда, то кажется, что ты на какой-то другой планете.

Но интересно то, что в IV-VII веках вся эта земля была заселена монахами. И эти причудливые каменные и песчаниковые конструкции буквально изрыты пещерными монастырями. Там сотни и тысячи, и, может быть, десятки и сотни тысяч монахов спасались в те времена. Каппадокия – это родина великих Каппадокийских отцов Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, тех, кому мы обязаны нашей богословской традицией.

И для меня особенно дорого и важно было посетить места, связанные с жизнью святителя Григория Богослова. Я в юности носил имя этого святого, очень глубоко его почитаю, написал о нем книгу. Это был самый популярный и самый читаемый богослов Византии на протяжении десяти веков; по количеству цитат из его творений в произведениях византийских авторов он уступает только Библии. Сохранились места, связанные с его жизнью – например, храм, построенный на том месте, где было его фамильное имение, где был похоронен его отец. И мощи его отца Григория Назианского Старшего находились в этом храме вплоть до 20-х годов, когда греки вынуждены были покинуть эту землю. Сейчас этот храм превращен в мечеть, но там до сих пор стоят деревянный иконостас и деревянный амвон, подаренный Императором Николаем II.

Поэтому очень причудливо переплетены судьбы людей и даже многих народов в этих местах. И когда мы посещали эти места с патриархом Варфоломеем, конечно, создавалось очень двойственное впечатление. С одной стороны, ты понимаешь, что это места святые, исторические, а с другой стороны, ты видишь «мерзость запустения, стоящую на месте святем», то есть ты входишь в полуразрушенный храм, оскверненный, который был превращен в тюрьму, где на месте алтаря поставлен туалет; вспоминаются, конечно, и наши советские времена, когда эти оскверненные храмы по всему лицу нашей земли стояли. И, конечно, понимаешь, что надо помочь нашим братьям хотя бы какие-то святыни восстановить, привести в порядок, чтобы они стали центрами паломничества. Вот мы об этом говорили с патриархом Варфоломеем.

– Но ведь турецкое правительство запрещает свободно проводить службы там, любая служба совершается только с разрешения правительства Турции… Вот в этом какие-то заметные сдвиги возможны в ближайшее время?

– Какие-то позитивные сдвиги уже происходят. И, в частности, во время этого паломничества мы совершали Божественную литургию и вечерню в двух каппадокийских храмах. Все это, конечно, делалось с разрешения властей. Впервые за многие десятилетия патриарх Варфоломей получил разрешение совершить на Успение Литургию в монастыре Панагия Сумела – это один из наиболее почитаемых монастырей в Турции, куда съезжаются несколько тысяч греков, в том числе и российских. И хотя какие-то сдвиги уже есть, но о позитивных сдвигах можно говорить с достаточной осторожностью; в целом эта ситуация еще не определена, и Константинопольский Патриархат остается в очень стесненных условиях.

Они уже много лет ставят вопрос о необходимости восстановления богословской школы на острове Халки – это основная духовная семинария Константинопольского Патриархата. И вот уже несколько лет турецкие чиновники говорят, что это возможно, это будет, но реально школу-то еще не открыли.

(Окончание в следующем номере)

Беседовал игумен Димитрий (Байбаков)
Расшифровка аудиозаписи – Лидия Ежкова

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475