Патриарх Московский и всея Руси Кирилл: Святость, державность, справедливость, солидарность

29 марта 2016 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Московскую городскую Думу. Предстоятель Русской Церкви обратился со словом к присутствующим, а затем ответил на вопросы депутатов и членов Молодежной палаты при Мосгордуме.

А.Н. Метельский, заместитель председателя Московской городской Думы: – Ваше Святейшество, уже много говорилось и, наверное, будет сказано о Вашей исторической встрече с Папой Франциском. Но вот о чем хотел спросить именно сегодня. Совместная Декларация содержит положения, посвященные теме семьи, ее христианскому пониманию. И вопрос: почему, на Ваш взгляд, сегодня это очень важно, и почему это было записано именно в Декларации, и в чем необходимость появления темы семьи в таком важном документе?

– Спасибо. Я попытался в завершение своего выступления перед вами коснуться темы семьи. То, что сегодня происходит в мире, особенно в западных странах, можно назвать тяжелейшим кризисом в семейных отношениях. Во-первых, потому что западное общество в какой-то момент времени решило, разрушая всю нравственную традицию предыдущих поколений и всей предыдущей истории, что брак – это вовсе не союз мужчины и женщины, что брак – это не совместная жизнь с соответствующими обязательствами. Вообще, многие сейчас считают, что брак – устаревшая форма общения людей, предлагая разного рода новации.

Вот почему в Декларации, о которой Вы сказали, эта тема была отмечена, – потому что и у нас есть эти проблемы, но на Западе они еще более острые. Думаю, Папа Франциск прекрасно понимает, что с кризисом семьи на Западе связан кризис человеческой личности. Ведь христианство проповедует любовь как высшую ценность, а именно в семье эта ценность и реализуется в первую очередь – не только, но в семье в первую очередь. Семья – это школа любви.

А почему семья – школа любви? А потому что в семье есть не только радости, но и скорби, и отношения супругов проходят через кризисы. Что же это означает? Это означает, что люди, желая спасти семью, могут идти на такие жертвы, на какие они не пойдут ни при каких условиях в иных ситуациях.

Наверное, каждый, кто живет семейной жизнью, знает, что многое приходится прощать и нередко наступать «на горло собственной песне». Для совместной жизни требуется находить такие выходы из сложных положений, которые большинство людей не стали бы искать в системе иных отношений со знакомыми, с друзьями. Порой такие отношения разрушаются, когда кто-то в гневе говорит: «Больше с тобой общаться не хочу», – и люди расходятся. Но в семье так не скажешь, если есть дети, есть ответственность за будущее. А значит, жертва, на которую идут ради семьи, является в онтологическом смысле невероятно важным фактором возрастания человеческой личности. Человек растет, когда преодолевает эти трудности. Поэтому развитие человека, не говоря уже о воспитании детей, без семьи чаще всего ущербно. Это действительно школа любви.

В христианской традиции мы называем семью малой Церковью. Все навыки человеческой жизни, человеческого общения, любви, сострадания, взаимной поддержки, солидарности – все это воспитывается в семье. Уберите семью, посмотрите на современную школу, которая вообще не воспитывает, и задайте вопрос: а где и как все это будет формироваться? Значит, если демонтируется семья, то человечество программирует, как я сегодня уже сказал об этом вскользь, совершенно другого человека. Я лично убежден, что это будет страшный человек. А страшные люди не могут создать доброе, справедливое общество, где будут защищаться те же права человека. Злые люди неспособны на общежитие. Человеческая цивилизация неспособна существовать, если будет уничтожен институт семьи.

Я постоянно получаю статистическую информацию, как, конечно, и мой римский собеседник. И было принято решение – сказать очень громко, обращаясь ко всему миру: защищайте институт семьи! Ведь помимо бездумного отношения к теме семьи, просматривается некая стратегия, которая поддерживается мощными финансовыми силами, направленная на разрушение семейных отношений. А если какие-то злые люди объединяются, чтобы создать стратегию, разрушающую семью, то и люди доброй воли должны объединиться, для того чтобы семью спасать. Собственно говоря, такой призыв и был обращен к миру со страниц этой декларации.

Н.Н. Губенко, заместитель председателя Московской городской Думы: – Русская Православная Церковь сегодня активна в публичном пространстве, но, тем не менее, декларирует свое неучастие в политической жизни. Удается ли Церкви проводить четкую грань между общественной и политической деятельностью? И возможно ли, на Ваш взгляд, вообще четко разграничить понятия общественной и политической деятельности Церкви? Спасибо.

– Есть, конечно, формальный признак, присущий политической деятельности. Главным вопросом политики является вопрос о власти. Политическая деятельность всегда связана с решением этого вопроса, то есть со стремлением той или иной группы людей, объединившихся в партию, в движение, добиваться властных полномочий. А если вы снимаете вопрос о власти, то такую деятельность, строго говоря, политической назвать нельзя, – это деятельность общественная.

Но ведь и общественная деятельность не связана с сугубо стерильными вопросами, которые по природе своей не имеют отношения к вопросу о власти. Вот тема ЖКХ – разве она не имеет отношения к вопросу власти? Очень даже имеет. Взбудоражьте народ и посмотрите, что с властью произойдет. Однако к этой теме могут быть два подхода, и тот, который я пытался сегодня продемонстрировать, не связан с выборами. Я не хочу критиковать власть – ни городскую, ни какую-либо другую. Я просто хочу подсказать всем – и тем, кто во власти, и тем, кто в оппозиции, и тем, кто как бы аполитичен, – что эта тема опасна, в том числе для духовной жизни нашего народа, для его самочувствия. В таких границах это, конечно, общественное заявление. Но как только в такую речь вносятся конкретные предложения, касающиеся того, как москвичам нужно голосовать, вы можете сказать: «Ваше Святейшество, до этого момента Вы были общественным деятелем, а сейчас уж очевидно стали политиком».

Так вот, Церковь категорически не должна входить в эту тему – категорически! И тогда Церковь может со всеми вами говорить честно, открыто, потому что вы все – братья и сестры, и никакое деление по политическим факторам для Церкви не является существенным. Любой может подойти к храму, перекреститься, войти и почувствовать себя дома – вне зависимости, к какой партии он принадлежит, будь то «Единая Россия», коммунисты, ЛДПР, «Справедливая Россия» или кто-нибудь еще. Для каждого храм должен быть собственным домом, а чтобы было так, Церковь не может на своих знаменах писать политические лозунги и призывать к конкретным политическим действиям.

Вот так мы пытаемся действовать. Не знаю, как со стороны все это воспринимается.

А.И. Молев, депутат МГД: – Добрый день. Спасибо большое, Ваше Святейшество, за Ваше послание. Надо сказать, что редко в стенах Думы мы слышим такую эмоциональную, насыщенную, настолько искреннюю и красивую русскую речь. Спасибо Вам большое за это. А от лица депутатского объединения, если позволите, хотел обратиться к той части послания, где Вы затронули проблему дихотомии, как Вы выразились, традиций и новаций, и очень много приводили примеров из отечественной истории XX века. И вопрос будет конкретно связан с проблематикой разделения, дихотомии и столь популярной ныне темы десоветизации. Многие призывают к тому, чтобы забыть историю XX века или отказаться от нее в той или иной степени. Хотелось бы услышать более конкретно Вашу позицию. И, если можно, вторя Вашей же идее про десоветизацию, узнать, насколько вообще может история и, в частности, история XX века быть не поводом для разделения, а основанием для объединения людей. Спасибо.

– Глубоко убежден в том, что история не должна сегодня разделять российское общество. Понимаю, что многим этот тезис трудно воспринять. Теоретически да, но как только мы начинаем листать страницы истории, мы сразу расходимся. Дело в том, что историю не нужно идеализировать. В каждый момент истории были святые и грешники, великие государственные деятели, которые работали на благо страны, и преступники. Больше того, бывало, и нередко, что великий государственный деятель, который, несомненно, многое сделал для Отечества – расширил границы, укрепил его положение, содействовал развитию экономики, – одновременно в своей жизни допускал совершенно преступные, особенно с точки зрения нас, людей XXI века, способы управления государством. Вот так все перемешано.

Значит, есть два пути, как разбираться с этим сложнейшим культурным слоем. Все зависит от того, какое вы сито поставите, процеживая этот культурный слой, какой будет ячейка. Если вы будете убирать всех тех, в чьих действиях были этические изъяны, то останется такая просеянная часть этого культурного слоя, которую вообще никак нельзя соотнести с национальной историей. Больше того, если вы возьмете эту просеянную часть и станете ее просеивать через другое сито, где критериями будут польза для государства, защита Отечества, самопожертвование, величайшие открытия, – то от этой кучки тоже ничего не останется.

Так вот, если мы будем использовать эти разные сита, то от нашей истории ничего не останется. А кому надо, чтобы от нашей истории ничего не осталось? Тем самым, кому вообще не нужно, чтобы мы что-то помнили. Ведь была же попытка сказать, что все началось с 1917 года. Некоторые сейчас говорят: только с 1992 года, а до этого вообще была страна-неудачник: цари непонятные, ни одного хорошего среди них не было, генсеки какие-то, но вот наступил некий год в конце XX века и все, началась новая Россия. Есть такой подход? Есть. Правильный ли он? В корне неправильный, как был в советское время в корне неправильный подход начинать все с революции. Что-то, конечно, было и до того: темнота, классовая борьба, восстания рабов, помещики, капиталисты, с какого-то времени стали упоминаться Чайковский и даже Суворов, но в общем, все это хлам, и только с приходом новой власти все стало хорошо. Если мы будем так относиться к прошлому, то у нас не будет истории, не будет народа, не говоря уж о национальной идее.

Самый важный критерий: государственного деятеля мы должны оценивать по практическим результатам его государственной деятельности. <…> Если не нравится кому-то, что Иван Грозный создал опричнину, надо прямо об этом говорить и в учебнике написать. Но из-за того, что Иван Грозный создал опричнину, нельзя вычеркнуть его как великого государя, который укрепил Россию, как ни один царь не укреплял. Почему нельзя говорить и об одном, и о другом? Почему нельзя так говорить о деятелях послереволюционного времени – оценивать и государственную деятельность, и человеческие качества? Но у нас, как только начинаем обсуждать известных персонажей, сталкиваются два лагеря, и никакого диалога не получается. Одни говорят: «Все хорошо, потому что были величайшие достижения в области государственного строительства». Другие говорят: «Ничего хорошего не было, потому что такой-то столько убивал, столько сделал нехорошего…» Полагаю, нужно стремиться к объективному взгляду на историю. Самое главное: всегда, в любую эпоху, были люди, которые делали много доброго для нашей страны. И этот положительный образ исторического героя должен присутствовать в нашем национальном сознании.

Я в свое время выдвинул некие идеи, которые могли бы объединить наше Отечество. Есть такое понятие, как державность. Оно к нам пришло, конечно, со времен Российской империи и даже средневековой России, что было связано с созданием великого государства, с расширением его границ. Но державности, если это единственная ценность, недостаточно, потому что, несомненно, в основу державности были положены величайшие нравственные идеалы. А в средневековой России главным нравственным идеалом была святость. И Святой Русью страну нашу называли не потому, что она была эмпирически свята, а потому что ее идеалом была святость. Если взять эти две ценности – святость и державность, – то они уже могут рассматриваться как некие конструкции, создающие национальную идею.

Страна пережила революционное время – тяжелое, кровавое; и последствия были страшные. Но какая идея была положена при этом в основу? Идея справедливости. Мы знаем, были разные факторы, в том числе внешние, и сейчас историки об этом много говорят. Можно и об этом говорить, но что было хорошего? А хорошим было то, что люди стремились к справедливости. Так почему бы к святости и державности не добавить справедливость?

Советское время – опять-таки много тяжелого, трудного. Но ведь были огромные свершения, связанные с идеей солидарности. Можем ли мы к святости, державности, справедливости добавить солидарность? Можем.

Ну и, наконец, 90-е годы. Что, тоже только все плохое? Но ведь мы себя иначе стали чувствовать. Возникло чувство человеческого достоинства. И почему слово «достоинство», которое, может быть, было лучшим из всего, к чему люди стремились в 90-е годы, не поставить в ряд со святостью, державностью, справедливостью, солидарностью?

Есть понятия, которые нас объединят. История должна всех нас объединять. Не под одну гребенку стричь, а оставлять свободу для различного понимания тех или иных этапов истории. Однако нужно раз и навсегда прекратить ссориться, используя исторические аргументы. На этой ссоре мы далеко не уедем.

А.В. Шибаев, руководитель фракции «Родина»: – Ваше Святейшество, как Вы оцениваете реализацию программы по строительству новых храмов в Москве? Время от времени в связи с возведением храмов возникают конфликтные ситуации. Какими Вы видите пути их решения?

– По милости Божией 22 храма уже построено, и там уже проходят богослужения. Я освятил уже третий храм, и практически каждое воскресенье буду освящать новые. Завершается строительство 34-х храмов, так что где-то четверть мы за эти пять лет, наверное, построим.

Вначале программа шла тяжело. Была идея: «Давайте попросим богатых людей, и пусть они нам построят эти храмы». Кто-то из богатых действительно откликнулся, но потом стало ясно, что это совершенно не та методика. Поэтому мы стали строить временные храмы на участках, которые нам выделили. А как только построен временный храм, сразу объединяются люди, развивается христианская община, и поддержка строительства появляется на местном уровне. То есть приходят люди, спрашивают: «А вам, может быть, помочь?» – «Да, помочь. Вот фундамент нужно залить». – «Ну, давайте зальем фундамент». Стали собирать средства, и очень споро пошло строительство, когда перестали ожидать помощи какого-то доброго дяди, который принесет деньги и построит.

Сам факт строительства просто изменил жизнь людей. Вчера я освящал храм Всемилостивого Спаса в Митино, где живет 200 тысяч человек. По стандартам там должно быть 20 храмов, чтобы более или менее могла вестись пастырская работа с населением. У нас в среднем по России один храм на 9–10 тысяч человек. В Митино было два храма, то есть на каждый храм – 100 тысяч. Другими словами, абсолютно обезбоженное пространство.

Построили новый храм. И, как рассказывает священник, пока строили, люди стали приходить, спрашивать, интересоваться. Сейчас это живой приход. Есть своя молодежная организация, своя социальная служба, своя воскресная школа, свои различные кружки. Молодежь потянулась. И вот я смотрел на этот храм, окруженный современными высотными панельными домами и думал: «Это же как оазис в пустыне, а не было бы этого храма, каждый бы жил в своей квартирке. Это же место встречи, место объединения – какая замечательная идея!»

Теперь о протестах. Протесты бывают разного характера. Иногда люди говорят: «Мы за храм, но здесь мы привыкли отдыхать, гулять». Мы всегда отвечаем: «Ну ладно, давайте подыщем другое место».

Но иногда бывают странные аргументы. «Мы против храма, потому что в почтовом ящике была бумажка, а в ней написано: если построят храм, то в пять часов утра здесь будет колокольный звон, будут штабелями возить покойников и вся ваша жизнь станет совсем другой». Что это такое? Это организованная работа, чтобы настроить людей против. Иногда к этой работе подключаются политические партии. Вот это мы очень не приветствуем. Уж, вы, товарищи, постарайтесь пиар делать на чем-то другом, а не на борьбе с храмами, особенно когда в этом участвуют коммунисты. Очень же просто выдвинуть такое обвинение: тогда вы храмы закрывали, а сейчас вы против строительства. Я вам открыто говорю, товарищи коммунисты: не надо этого делать, потому что многие православные к вам хорошо относятся, а если вы будете бороться с храмами, то все будут воспринимать вас как наследников той самой антирелигиозной пропаганды.

Или вот «Яблоко», есть у нас такая организация, – тоже против храмов. Эти уже с либеральной точки зрения: «А какие храмы, когда мы в Европу идем, нам нужды однополые браки, а тут количество храмов будет увеличиваться. Нет, не пойдет». Политическая составляющая не декларируется, но сам факт участия этих политических сил, конечно, создает напряжение.

На мой взгляд, это неправильно. Политические партии не должны зарабатывать очки на теме, связанной со строительством храмов. Это просто неправильно, тактически это большая ошибка. Пользуясь этой трибуной, хотел бы сказать. Помните, была в «Литературной газете» рубрика «Если бы я был директором»? Так вот, если бы я был во главе партии, я бы сказал: «Боже упаси в это вмешиваться. Пускай народ сам решает. У нас есть свои аргументы «за» и «против», так зачем мы будем восстанавливать людей против нас, возбуждая еще и нехорошие исторические ассоциации?»

Но это, к сожалению, имеет место, и я бы очень просил представителей этих двух партий в Московской Думе обратить внимание на данный вопрос. Нам бы очень не хотелось, выступая против храмоборцев, связывать эту тему с деятельностью той или иной политической партии.

Есть и еще один фактор. К сожалению, в Москве действуют сектантские группы, и мы получаем информацию о том, что нередко источником такого рода настроений являются хорошо организованные группы сектантов, которые в этом качестве себя не позиционируют, но входят в соприкосновение с политическими партиями и возбуждают их активность. У нас есть даже карта, на которой видно: количество сектантских организаций и количество конфликтных мест вокруг строительства храмов на 100 % совпадают. Неслучайно все это.

Поэтому отношение такое: там, где есть некая стратегия, направленная против строительства храмов, мы с этим мы будем бороться – честно, обращаясь к нашему народу, так же честно, как я с вами сейчас разговариваю. Там, где есть желание людей действительно сохранить место, где они привыкли гулять и отдыхать, мы, конечно, будем идти навстречу. Зачем строить храм там, где люди хотели бы что-то другое? И очень важно, чтобы такие аргументы не приводили к протестным движениям.

В одном месте было принято решение строить храм. Это была заброшенная площадка, но кое-кто ставил там свои автомобили. И вот мне докладывают: возникло движение против строительства храма. Я спрашиваю: «А кто возглавляет?» – «Одна женщина, у нее «Порше Кайен», она его там ставит, и сказала: умру, но не дам попам построить храм на том месте, где я паркую свою машину».

Так что протесты неоднородны, и я вас заверяю в том, что мы будем с полным пониманием относиться к законным просьбам и предложениям москвичей. Так мы и делаем в большом количестве случаев: встречаемся, беседуем, принимаем иные решения, и власти идут навстречу, предоставляя другой участок. А вот там, где знамена развеваются, там дело нечистое, поэтому прошу вас иметь это в виду.

19 апреля 2016