Священник Константин Корепанов: Борьба с тщеславием

Продолжение. Начало в №№31, 34 (2020 г.) – 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.) – 1–3, 33–39, 41–43, 45–48 (2022 г.) – 1, 3–11, 13–21, 23–26, 29–35 (2023 г.)

Мы продолжаем читать наставления преподобного Ефрема Сирина из второго тома «Добротолюбия». Напомню, в прошлый раз речь шла о состоянии уныния. Вопрос, поднятый в 250-м абзаце, ставился так: что делать, если скучно? Хотелось бы добавить к сказанному еще одну, как мне представляется, важную вещь.

На самом деле мы очень плохо представляем жизнь святых подвижников той далекой эпохи, особенно если она рисуется лубочными картинками житий святых. Жития святых – замечательная вещь, и я считаю, что каждый человек должен их обязательно прочитать в свое время. Но они всего лишь жития святых. Они не являются документальной биографией. Они именно жития – особый жанр литературы, когда рассказывается о том, как великий подвижник то-то и то-то делал. Причем рассказывается с важной педагогической целью – захватить, пленить, вдохновить, увлечь человека к подвигу.

Но вообще-то жизнь любого святого подвижника включает очень много просто человеческих компонентов, о которых не пишут. Кроме того, путь аскетов, подвижников, пустынников включает в себя почти целожизненный период брани, о чем в житиях не написано. Ну а что писать-то?!

Очень давно я заметил такую интересную вещь: люди, которые читают жития святых, имеют одно представление о благочестивых подвижниках, а те, кто читает книги, этими святыми написанные, имеют другое представление о подвижниках. Ведь ни преподобный Исаак Сирин, ни преподобный Ефрем Сирин, ни преподобный Антоний Великий, ни святитель Василий Великий, ни любой другой подвижник не писали о том, как они изгоняли бесов, как исцеляли людей, какие откровения видели. Нет, они писали о борьбе со страстями. А жития как раз описывают разные великие интересные события, произошедшие в жизни этих людей. А если мы читаем именно то, что написали сами подвижники, они как раз и описали вот этот самый длительный период их аскетического пребывания, тот самый период, что лежал между «пришел, увидел» и «победил». Между этим лежит целый пласт жизни в среднем тридцать лет (двадцать-сорок, но в среднем тридцать лет).

Эти тридцать лет наполнены тем же самым (вот что важно), чем наполнена наша жизнь: в другой амплитуде, в другом подвиге, в другом количестве подвига, но и в другом количестве переживаемых скорбей. То есть, конечно, они не нам чета, но боролись-то они с тем же самым, с чем и мы. И вот этого представления нам не хватает. И это представление как раз и дает нам чтение святых отцов.

Но чтобы это увидеть, надо именно внимательно читать святых отцов. Желательно читать даже не «Добротолюбие», я бы сказал, а собственно сами тексты, потому что «Добротолюбие» – это же выборки из святых отцов. Скажем, семь томов Собрания сочинений преподобного Ефрема Сирина на русском языке и примерно 150 страниц в «Добротолюбии» – это же разное соотношение. Слово преподобного Исаака Сирина или даже преподобного Иоанна Лествичника не копирует здесь «Лествицу»; «Добротолюбие» только вставляет некие фрагменты из «Лествицы». Очень много интересных вещей, которые в полном тексте, так скажем, мы наблюдаем.

Что мы наблюдаем? Мы наблюдаем, что подвиг святых отцов был очень-очень напряженный. А это от нас уходит. Представляется, что он пожил в пустыне, через пять-семь лет овладел непрестанной молитвой или еще чем-то и стал трудиться, чудотворить и так далее. На самом деле нет! Он прошел довольно трудный путь борьбы со страстями, с теми же самыми страстями, с какими боремся мы.

Еще пример к вопросу: что делать, если заскучал? Не помню, говорил или нет, слова преподобного Пимена Великого из Древнего патерика. Люди спорили о том, как реагировать на то, что монахи на службе спят. И специальный человек ходил и будил их, чтобы они не засыпали. Нормальная практика. Действительно, подвижничать пришли, так что спать? А преподобный Пимен Великий говорит: «А я, если вижу спящего брата, сяду рядом с ним, положу его голову к себе на колени, пусть спит».

Почему так? Нет, сам-то преподобный Пимен не спит. Почему он такой снисходительный? Он любит, наверное, всех? Почему он любит? Как из состояния принципиального отношения к немощам другого человека вдруг появляется снисходительное отношение к чужой немощи? А только тогда, когда ты сам перенес собственную немощь, когда ты сам знаешь, как трудно бороться со сном в определенном возрасте, как трудно преодолеть этот сон, когда ты еще не истончил свое тело, как это трудно и невыносимо. Апостолы и то спали, хотя там такая напряженная минута была. Но немощен человек, и преподобный Пимен это знает. А раз немощен, значит, надо его поддержать, чтобы он не перенапрягся, о чем мы и говорили в прошлый раз. Когда человека перегружают, передавливают, перенасыщают тем, что его душа переварить, осознать, перечувствовать еще не может.

У преподобного Исаака Сирина есть такая замечательная вещь. Он говорит о том, как бороться с унынием, перечисляет разные способы, а потом говорит: «Ну, если ничего не помогает, накройся рогожкой и спи». Это пишет пустынник, причем пустынник сирийский, где такие вещи никак не могут пройти. Это же суровые аскеты, всю жизнь проживавшие в подвиге. Ну а если ничего не помогает?! Он же не говорит, что во всех случаях ложись и спи. Он говорит: если ты то попробовал, то попробовал, то попробовал, но ничего не помогает, то просто выспись. Сегодня поспишь, завтра поспишь, послезавтра поспишь, и все нормально будет. Отдохнешь немного, спать надоест, и ты возьмешься за дело.

Все это потому, что ведь спать-то можно, а из кельи выходить нельзя. Ведь именно к этому влечет нас уныние: убежать из кельи, вырваться куда-нибудь, что-нибудь купить, что-нибудь посмотреть, что-нибудь послушать, то есть открыть свои чувства, чтобы туда заполз мир, и снова этого воздуха мира хапнуть. Естественно, болезнь только усугубится.

А если ты не разрешаешь эти чувства, но просто спишь, ты просто восстанавливаешь душевные и физические силы. Ты не можешь бесконечно спать: ты не такой человек и не в том состоянии. Да и неинтересно спать в пустыне. Через день, максимум через два ты будешь способен снова возвратиться к подвигу. Надо понимать, просто знать некоторые особенности, которые часто в житиях не указаны.

Например, двадцать лет боролся с унынием сопостник Варсонофия Великого Иоанн Пророк, да и сам преподобный Иоанн Лествичник. Более того, у Иоанна Лествичника благодаря борьбе с унынием и появился, собственно говоря, материал для «Лествицы». Он так боролся с унынием: делал выписки из разных пергаментов, из разных источников, все это записывал, хотя это было не принято на Синае, чтобы хоть как-то побороть уныние. А в результате этого родилась потом «Лествица».

Примерно пятнадцать лет приходилось практически без всякого подвига в тяжелейшем унынии жить архимандриту Софронию (Сахарову). Тридцать лет боролся с бесами старец Силуан Афонский. Тридцать лет, приходя в келью, чтобы там молиться, он находил там бесов, несмотря на то что ничего «достойного» бесов он не сделал.

Это надо просто знать. Я перечислил самые известные истории, но вообще-то они есть у каждого подвижника. И в основании всего этого лежит образ апостола Павла, который мучим был ангелом сатаны и молился, чтобы этот мучитель от него отошел. Но Господь сказал: Сила Божия в немощи совершается (2 Кор. 12:9). Ибо когда ты немощен, когда ты знаешь свою немощь, тогда силен. И уныние необходимо подвижнику, чтобы он познал свою немощь, чтобы окончательно смирился. Об этих вещах нам надо знать, чтобы бороться с собственным унынием и не впадать в отчаяние.

Ну а мы переходим к следующему разделу борьбы со страстями. Мы поборолись немножко с унынием, теперь преподобный Ефрем Сирин пишет о борьбе с тщеславием.

260-й абзац: «Разумей, монах, что говорю: да не будет у нас с тобою вне – благоговение, а в келье – беспечная распущенность; чтобы не быть подобными «гробам повапленным» (Мф. 23:27). Ибо на всяком месте один и тот же Бог, Коему слава вовеки! Аминь».

Разумеется, это относится не только к монахам, это, можно сказать, относится к любому христианину: разумей, христианин, что говорится здесь. Описанная здесь угроза (превратиться в покрашенный гроб) относится тоже ко всем христианам и, по сути дела, восходит к предупреждению Господа Иисуса Христа, когда Он говорит: «Берегитесь закваски книжников и фарисеев» (см. Мф. 16:6).

А что такое закваска книжников и фарисеев? Это лицемерие. Поскольку слово Христа относится ко всем христианам, то и этот отрывок относится тоже ко всем христианам: разумей, христианин, чтобы тебе не быть лицемером.

Что значит «лицемер» в нашей повседневной действительности? Это когда ты, например, на людях – один, а в собственной квартире – другой. Когда ты в храме – один, а на работе – совсем другой. Когда ты снаружи – один, а внутри – совершенно другой. Это такие срезы, такие векторы, такие, скажем, проявления, по которым мы можем узнать, что мы тоже лицемеры.

Если мы по-разному ведем себя в храме и на работе, дома и на людях, если мы на самом деле снаружи хотим казаться хорошими, а внутри у нас все бурлит, то мы лицемерим. Собственно, последняя эта болезнь, последние перечисленные болезненные состояния, когда мы снаружи одни, а внутри другие, – вот это состояние является фундаментом, корнем для всякого лицемерия.

Если внутри у человека нет Христа; если внутри он не живет перед Лицом Бога, то он неизбежно будет лицемерить. Это, скажем, закон духовной жизни, столь же четкий, столь же неотвратимый, как закон всемирного тяготения. Если мы в сердце не стоим перед Лицом Господа, то лицемерие для нас неизбежно.

Поэтому очень важная установка: пока Духом Святым не вселится Христос в сердце человека, лицемерие неизбежно. Пока мы не соединимся с Богом в Духе Святом, лицемерие никуда не уйдет, оно будет лейтмотивом нашей жизни.

Как проявляется лицемерие в повседневной жизни? По сути дела, как живет человек вне этой самой благодати Святого Духа? Если не родился в нем Христос, если он не соединился с Богом во Христе, если Духом Святым не вселился Христос в его сердце, как это должно быть в таинствах Крещения, Миропомазания, Причащения, то что тогда происходит? Что чувствует такой человек?

Вот он ходит в церковь, молится, причащается даже, читает какие-то книги, он делает какие-то добрые дела, постится, читает молитвы, акафисты. Естественно, если сказать ему, что он лицемер, он возмутится: «Как лицемер?! Я – подвижник. Может, не очень великий подвижник, но подвижник: что могу, то делаю».

Так вот, если человек недугует лицемерием, если оно в нем живет, то с ним происходят следующие вещи. Он видит только свои внешние ошибки, замечает именно то, что он делает не так.

Например, начал вкушать пищу и забыл, что среда сегодня, сметанки в суп положил на автомате и расстроился: «Хотел же попоститься… Среда же все-таки сегодня, а тут такое дело…». Пошел в храм, в автобусе поехал, но что-то не получилось: кто-то место не уступил. Нашумел, наворчал… и поругался. Как-то нехорошо, неловко поругался. Тот не прав, конечно, но и ругаться тоже как-то некрасиво, но заметил, что поругался. Потом телевизор посмотрел, еще что-то. Такие вещи он за собой замечает. И замечает только то, что происходит с ним вовне.

Второе – это когда мы начинаем видеть результат своих усилий. Вот мы читаем акафисты (мы это видим), читаем молитвы (тоже это видим). Мы постимся, и у нас получается. Вот раньше не мог прочитать акафист, а теперь получается. Слава Богу, каждый день читаю! Псалтирь даже в этот пост получилось почитать. И пост в прошлом году тяжело давался, а в этом году проще поститься.

Человек видит, что у него стало лучше, и доволен. Он не то чтобы блокнот заводит на стенке, на холодильнике, он внутри себя отмечает эти моменты, и он доволен. Этот пост у него получился! В прошлый раз он пару раз срывался на молочные продукты (желудок болел), а в этом году прошел пост, и ничего такого не было, обошелся без молочки. Очевидный успех! В прошлый пост он никак не мог до конца Псалтирь дочитать, а в этот год получилось, несмотря на искушения. Вот пусть миллиметровый рост есть, и человек собой доволен.

Третье – он видит ошибки близких людей и не может их не осудить. «Ну, очевидно, я, скажем, молюсь, а ты не молишься. Ну как можно жить без молитвы? Я вот перед едой помолился, а ты свинья, что ли, что не молишься? Надо молиться! Я вот пощусь. Вообще правило есть: Великим постом все должны поститься, а то от Причастия отлучат. Ну как же так?! Надо поститься, хочешь или не хочешь. Все же терпят, всем нужно, а ты – что-то как-то один. Я причащаюсь каждую неделю – и тебе надо причащаться. Вообще-то ты грешнее, поэтому тебе надо чаще причащаться».

И прочие ошибки другого очень хорошо видны. И человек, естественно, говорит, что эти ошибки надо исправлять.

Четвертое свойство такого человека – он не видит добрых качеств окружающих людей, а если начинает их замечать, то они его угнетают, или раздражают, или ввергают в уныние. «Конечно, ему легко говорить, у него жена есть, а у меня нет жены. Конечно, ему легко говорить, он один живет, а у меня четверо детей и жена. Конечно, ему легко говорить, он в своем доме живет. Конечно, ему легко говорить, он на пенсии. У меня все труднее, у меня все хуже. Вот поэтому я не могу жить так, как он».

На самом деле нас угнетает успех другого человека. Мы всем рассказываем: «Вот правило у меня небольшое, собственно говоря: акафист, два канона, кафизма из Псалтири, поклончики делаю сколько могу (около пятидесяти), молитву читаю Иисусову в течение дня». Вот так спокойно, смиренно рассказываем людям.

Вот кто-то взял и сказал: «Ну так это хорошо, конечно. А я, например, читаю по три кафизмы». И нам обидно: «Как это он по три кафизмы, а я всего одну?» Мы начинаем искать причину, почему он читает по три: «А, так он же не работает, он же пенсионер. Конечно, он может прочитать три кафизмы. Вы же понимаете, что я все равно лучше, а не тот, который по три кафизмы читает». То есть он не может спокойно относиться к успеху ближнего.

И последнее: человек в таком состоянии считает необходимым расслабиться, потому что труд же был, подвиг был, причащались, каялись, молитвы читали, теперь надо отдохнуть, надо расслабиться, надо любую возможность использовать. «Вот сейчас есть возможность отдохнуть – надо отдохнуть, а придет время – буду молиться».

Фактически человек относится к некоему напряжению своей жизни, к некому усилию своей жизни как раб или наемник: раз мне за это не заплатят, я и делать этого не буду; раз никто пока не видит, никто не контролирует мои работы, я пока и отдохну.

Все вместе эти перечисленные признаки и качества, наша реакция на свои или чужие какие-то проявления и есть признаки тщеславия.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475