Священник Константин Кокора: Гордость пролагает бездну между человеком и Богом

Продолжение. Начало в №№31, 34 (2020 г.) – №№23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–3, 33–39, 41 (2022 г.)

Продолжаем читать наставления преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы говорили, что гордость есть как бы внутренняя болезнь, очень часто проявляющая себя в действии страстей. Но, с точки зрения антропологии или даже, можно сказать, с точки зрения Промысла о человеке, это скорее благо для человека. Страсти привлекают наше внимание к внутренней жизни, к тому, что происходит внутри нас самих. И можно однажды разглядеть, что причина этих страстей – гордость.

Если бы человек не впадал в страсти, особенно мерзкие, гадкие, для всех очевидные, то он никогда бы не узнал, насколько горд. А не узнав этого, шансов спастись не имел бы. Вся беда в том и состоит, чтобы нам сломать свою гордыню, отречься от гордыни, исцелить собственную гордость. Это главное, что нужно сделать. Все остальные страсти – лишь порождение этого корня. Борьба только со страстями без корня ничего не дает.

Отлучают нас от Христа вовсе не блуд или пьянство, не воровство или еще какие-нибудь грехи или страсти. Отлучает нас от Бога гордыня. Никогда не надо забывать о том, что говорит фарисеям Христос об их гордыне, обличая их тем, что мытари и блудницы вперед фарисеев войдут в Царство Божие. И более всего именно от закваски фарисейской предупреждал Христос Своих учеников. Но именно с этой самой закваской труднее всего бороться.

Так устроен человек в своем падении, в своем грехе. Гордыня – наше все. Гордыня – самая страшная, мерзкая, самая вредная и незаметная болезнь. Можно даже сказать: единственная вредная болезнь человека. Именно гордость пролагает непреодолимую бездну между человеком и Богом.

Но поскольку искуса у нас нет, то, разумеется, большинство и не знает о собственной гордыне. Я не говорю про простых людей, это, скажем так, нормально для них, это естественно для любого падшего человека. Но хуже, что о своей гордыне не подозревают и христиане. Они знают, что они излишне гневные, нетерпеливые, любят иногда покушать, ленятся, любят поспать, или еще какие-то извинительные страстишки у них есть. Но попробуйте сказать человеку, что он гордый, как тот переменится в лице, обидится, что его назвали гордым.

Нет, гордым себя никто не считает. Может быть, не все считают себя смиренными, но значительное большинство христиан считают себя смиренными людьми. Парадокс в том, что тот, кто считает себя смиренным, совершенно определенным образом горд. Это вот такая непонятность гордыни, с ней очень трудно.

Вот, например, очень часто решительных людей, хороших руководителей, требовательных и настойчивых, независимо мыслящих людей, бесстрашно высказывающих свою точку зрения, очень часто все считают гордыми. Это бывает так, но далеко не всегда. Очень часто нерешительных, терпеливых, застенчивых, на все готовых людей, не выражающих своей точки зрения, соглашающихся на все, все считают смиренными. Но они горды, причем горды той самой особенной гордостью, про которую говорят и в народе, и отцы: смирение, которое хуже гордости.

11-й абзац: «Гордый ночью воображает множество нападающих зверей, а днем смущается боязливыми помыслами; если спит, часто вскакивает, и когда бодрствует, боится птичьей тени». Вот, вроде, характеристика гордеца. Как это так? Гордый же это такой монстр: орлиный профиль, сведенные брови, мечущий молнии взгляд, это гора мышц, волевая и непоколебимая душа, готовая идти и исполнять то, что считает нужным. Вот же гордый человек! А вы тут кого рисуете? Какой-то маленький, тщедушный, никчемный: мечтает, а сам боится каких-то там пустяков. Разве это гордый?

Фактически преподобный Нил Синайский рисует две характеристики гордого человека, которые никто из нас гордыне, гордости не приписывает и с ней не соотносит: мечтательность и страх. Разве может это быть в гордом человеке? Мы думаем, что гордый никогда никого не боится, что гордый не мечтает, он абсолютно трезв, решительно и непоколебимо идет по намеченному пути, ему некогда мечтать. И совсем не то мы видим здесь в описании преподобного Нила Синайского. Эти качества, по свидетельству преподобного Нила Синайского, показывают гордую душу. И для нас это странно.

Как соотносятся страх и гордость? Страх – это состояние смерти. Адам согрешил, и на него напал страх: страх перед женой, страх перед Богом. Он стал бояться, он стал боязливым, потому что согрешил. Не буду сейчас вдаваться в богословие падения. Мы знаем, что это падение и есть гордыня.

А что особенного делает Адам? Он, как Люцифер, поднимает бунт против Бога? Он устроил революцию в раю? Или срыл весь рай бульдозером, выкорчевал все деревья? Нет. Он просто послушался свою жену и съел то, что она ему сказала. Вот если бы он не послушался свою жену, отругал ее, ударил бы, например, и выгнал ее вон, мы сказали бы: «Какой гордый Адам!» А он послушался, можно даже сказать: смиренно, послушно съел преподнесенный ему плод.

Но почему-то первое действие, неприемлемое для нас, Богом считается приемлемым и смиренным, а второе действие, нами очень понимаемое и приемлемое, Богом считается гордыней. Значит, мы вообще ничего не понимаем ни о падении Адама, ни о гордыне.

Его спокойное вкушение плода, преподнесенного Евой, является гордыней, бунтом против Бога, хотя формально вроде ничего нет. Где тут решительный профиль? Где гора мускулов? Где целеустремленность? Где решительность? Как-то мы не так все о гордости понимаем.

На самом деле в данном случае, как и почти во всех случаях, гордыня есть просто непослушание Богу. Адам не послушался Бога, он послушался другого человека, в данном случае Еву, но не послушался Бога – и это гордыня. Когда ты предпочел волю, слово, какой-то соблазн, предложенный другим человеком, Богу, когда ты преступил заповедь ради чего-то другого, когда ты не доверяешь Богу, а доверяешь другому человеку – это гордыня.

Как-то странно! То есть, получается, если человек решительный и исполняет своей решительностью и твердостью волю Божию, то никакой он не гордец. Руководитель, требующий от своих подчиненных, чтобы они вовремя приходили на работу, сдавали качественно то, что необходимо сдавать, и наказывающий, когда они этого не делают, не гордый человек. Может быть, и гордый, но совсем по другой причине, и проявляется тогда она по-другому. Но в перечисленных поступках ничего гордого нет. А вот другой руководитель ко всем снисходительно относится: «Да ладно, не важно, когда ты придешь, когда уйдешь. Не важно, как ты сделаешь работу, не переживай! Я же понимаю, что ты тяжело себя чувствуешь, что у тебя большая семья. Можешь вообще на работу не приходить. Я за тебя все сделаю, как-нибудь справлюсь. И за тебя, и за другого, и за третьего… Зарплату вы, конечно, получите, не переживайте. И премию вы получите!» Вот гордый человек! Хотя мы в нем души, не чаем, но презираем и не любим. Но мы не считаем его гордым. Да, слабым, но не гордым.

У нас неправильные представления обо всем в этом мире! Это нормально, в общем-то, потому что, как говорят святые отцы (особенно много об этом в ХIХ веке говорил святитель Игнатий (Брянчанинов)), все мы в прелести. И это часто повторяется, цитируется, хотя и без понимания того, о чем тут идет речь. Мы правда в прелести, потому что не понимаем вещей и не принимаем вещи такими, какие они на самом деле есть.

Есть замечательный фильм на эту тему, снятый по произведению Стивена Кинга. В нем сатана, пришедший в город, любим всеми, уважаем всеми, просто все в нем души не чают. А несчастного офицера полиции, который просто старается честно исполнять свой долг, все считают смутьяном, баламутом, гордецом, его презирают и ненавидят. Жители так и говорят ему: «Ты гордый, потому что хочешь порядка. А сатана нас понимает, любит и дает нам возможность удовлетворять наши маленькие слабости».

И апостола Павла называли гордым очень и очень многие только потому, что он имел мужество говорить о вещах так, как они есть. Но мы никогда не посчитаем, не сможем назвать боязливого человека гордым, а он, по существу, чаще всего именно горд.

Есть боязливость как у ребенка или у женщины. Это одно. Скажем, человек боится мышей. В этом нет ничего плохого, это просто свойство человеческой природы. Но есть боязливость, за которой действительно скрывают очень глубокую, болезненную гордыню. И вот в этом вся сложность определения, что такое гордость.

Гордому, который знает, что он гордый, нужно только склониться перед Богом, признать Бога, склонить свою выю, вверить себя в руки Бога – и он спасен. Вот так, например, сделал Закхей: одно движение его души – и он спасен. Все его боялись, все его почитали. Он был гордым человеком, но сознающим свою гордость. И в одночасье он склонил все это под ноги Христа.

А гордецу, который не знает, что он гордый, ничего не поможет. Ему на самом деле нужно совсем другое. Ведь ему нужно сделать то, что он никогда не делал, – послушаться Бога. Он сидит и так на коленях, склонившись, но ему-то нужно пойти и сделать то, что велит Бог. «Иди и сделай!» – «Да нет, я лучше здесь посижу, не хочу никуда идти. Я боюсь!» – «Как это не хочу?! Но ведь это и есть гордость: ты не хочешь делать того, что велит тебе Бог». – «Но я боюсь!» – «Раз ты боишься, ты не веришь и не слушаешься Бога. Но ведь это и есть гордость в ее изначальном онтологическом смысле: непослушание и недоверие Богу, нежелание исполнять Его волю».

Вот такой парадокс! И очень часто трудно разобраться во всем этом, если нет опыта борьбы с собственной гордыней. Что может сделать боязливый? Он сидит и говорит: «Господи, помилуй меня, просто помилуй меня и спаси!» – «Иди и сделай, и Я помилую тебя и прощу», – говорит Бог. «Но я не могу этого сделать!» – «Иди и сделай! Не важно, как ты это сделаешь, ты просто сделай это, потому что Я тебе это велю!» – «Нет, Господи, вели кому-нибудь другому, пусть другой сделает, а я вот тут посижу». Многие считают это смирением, кротостью. На самом деле это гордость, потому что человек не хочет слушаться Бога, не верит Богу: он непослушный и неверующий. Что же может быть печальнее этого?

17–19-й абзацы: «Великое нечто человек, когда помогает ему Бог; а коль скоро оставлен он Богом, познает немощь естества своего». «Нет у тебя ничего доброго, чего не приял бы ты от Бога. Для чего же величаешься чужим, как своим? Для чего хвалишься данной благодатью Божией, как собственным своим стяжанием?» «Признай Даровавшего и не превозносись много; ты – тварь Божия, не отлагайся от Сотворившего».

Вот практически все три абзаца об одном и том же: о том, что надо благодарить Бога. Мы, конечно, иногда служим благодарственные молебны, благодаря Его за исполнение каких-то наших прошений или молитв. Но для борьбы с гордыней очень важно пересмотреть это достаточно понятное, но легкомысленное отношение к благодарению Бога.

Первое, что должен решившийся действительно понять, вместить, осуществить христианство и объявить войну своей гордости: он должен признать Даровавшего. Гордому трудно признать, что сам он ничего не достиг. Но признает, смирится – и Бог спасет его.

А псевдосмиренному человеку надо признать, что у него ничего нет. И такой человек думает, что раз у него ничего нет, то, стало быть, от него ничего не требуется. Он легко это делает: «Замечательно! Да, да, конечно, ничего моего. Ничего совершенно! Я нищий, совершенно нищий! У меня ничего нет, я ничего не могу, ничего не имею…». И он называет это смирением. Он говорит: «Блаженны нищие духом. Вот и у меня ничего нет». Но он не добавляет: «своего ничего нет».

Гордый человек понял, что ничего своего нет, смирился и спасся. А лжесмиренный именно так говорит: «У меня ничего нет вообще». Не «моего», а просто ничего нет. Но ему трудно признать, что и у него есть тоже дар, что он тоже должен что-то делать, тоже должен осуществить волю Божию. Но он не благодарит Бога, потому что считает, что благодарить-то, собственно, не за что. «Никаких даров у меня нет, да и слава Богу, что нет никаких даров. Я бедненький, маленький, скромненький, смиренненький. Я вот тут сижу, и делать мне ничего не надо».

Но опять-таки получается, что такой лжесмиренный человек отрицает то, что Бог ему дал, и отрицает любовь Божию, потому что он говорит: «Мне Бог ничего не дал! Он меня любит, конечно, и помогает». Значит, любит и помогает? Но как? Что Он для тебя сделал? Что у тебя есть, чем Бог тебе помог? Ты должен обозначить это и поблагодарить Его за это! А если у тебя есть за что поблагодарить, значит, это что-то предполагает, что ты должен что-то сделать для Бога, пойти и сделать, ибо все, что тебе дано, дано тебе для того, чтобы ты исполнил Его волю.

Один приписывает дар себе, но если он смирится и перестанет это делать, то спасется. А другой говорит, что Бог ничего ему никогда не давал. Оба виноваты, но покаяться первому легче, чем второму.

Второе: важно понимать, что все, что у нас есть (совершенно все), это дар. И жизнь, и время, и здоровье, и небо, и природа, и дом, и данные мне родители, и прочитанные мною книги, и посланные мне друзья, и храм в моем городе, и духовник, и священник, и мир, в котором я живу, и война, в которой я призван участвовать, – все это есть замысел Божий, все это Бог мне дал. И понимание Священного Писания, и способность молиться, и услышанная молитву, и прожитая, прочувствованная молитва – все дано Богом.

Если мы говорим, что у нас ничего нет для того, чтобы оправдать свою бездеятельность, то мы либо приписываем все, что у нас есть, своим собственным силам и таким образом крадем славу у Бога, воруем Его дары либо считаем, что подлинные дары Божии на самом деле не Его Дары, это так, само собой получилось, естественным образом происходит. А это уже граничит с хулой на Святого Духа.

Любой человек должен честно признать, что все, что у него есть, – дар Божий. Христианин не тот, кто говорит, что у него нет никаких даров, что он никто и ничто, а тот, кто знает, что на самом деле без любви Божией он пуст и наг. «Да, я ничто, но Бог дал мне Свои дары, Он дал мне веру, Он научил молиться, Он открыл Писание, Он открыл понимание, Он привел этого человека, чтобы тот научил меня этому, Он всю жизнь обо мне заботился. Я ничто, но без Бога ничто. А все, что у меня есть, – это дары Божии».

Сам нерв христианства – Евхаристия, благодарение. Вся суть нашей жизни – благодарение. И мы благодарим за все, в том числе и в Евхаристии, от бытия до благ бытия, за все дары видимые и невидимые. И мы должны понимать: если мы говорим, что у нас ничего нет, то мы не на лозе, мы сухие ветви, ведь если мы на лозе, привиты и плодоносим, то мы во Христе и плодоносим потому, что мы ветви лозы. Если говорим, что у нас ничего нет, то мы – сухие ветви, нас отрежут и бросят в огонь.

Вот этой мысли нужно научиться: просто говорить, что я ничего не имею и не должен иметь, у меня никогда ничего не было, нет и не будет, это не христианство. Это спрятаться в подвал и не идти туда, куда посылает Бог, и не делать того, что Бог побуждает делать.

Христианство в том, чтобы понять, что я по естеству своему ничто, но все, что у меня есть, – это Его удивительная, непостижимая, невместимая любовь и забота обо мне. И ради Его заботы, ради того, чтобы хоть как-то что-то сделать в ответ на эту заботу, человек идет и делает то, ради чего и даны ему все дары.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475