Священник Константин Корепанов: Если поврежден ум...

Продолжение. Начало в №№31, 34 (2020 г.) – №№23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–3, 33–37 (2022 г.)

Продолжаем читать наставления преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». Напоминаю: мы разбираем собрание его размышлений о той или иной страсти. В прошлый раз, как и в нескольких предыдущих беседах, говорили о тщеславии.

Следующей страстью будет гордость. Но мне хотелось бы несколько слов о тщеславии договорить, о том, как тщеславие связано с прелестью. В прошлый раз мы читали 49-й абзац и говорили об одном из прелестных состояний, к которому порой приводит тщеславие. А сейчас абзац 50-й: «Когда в сердце слышатся такие славолюбивые помыслы, и оно не противоборствует тому, тогда инок (и особенно уединенник) не далеко бывает от повреждений ума; тогда рассудок бывает в опасности расстроиться, или от снов бесовских, принимаемых с верою, или от призраков во время бдений, или от явления бесов в каких-либо светлых видах. Ибо сам сатана для обольщения нашего преобразуется иногда в ангела света, причем обещает, что, если пад поклонишься ему, то даст тебе такое и такое дарование, или восхитит тебя, как нового Илию, на Небо, на огненной колеснице. И бывало, что принимавшие это с верою уклонялись от истины и впадали в умоповреждение. Во избежание сего, помня, чего ради с любовью подъемлются подвижнические труды, всяким хранением блюди свое сердце, чтоб, внимая одним внешним подвигам, не быть тебе коварно уловлену внутри неосмысленным самовозношением».

Описанное в абзаце успокоение от разных страстей, по мысли преподобного Нила Синайского, иногда приводит к помыслам превозношения. Ну, естественно, раз все пьют, а я не пью, все обжираются, а я нет, все мучаются с блудной страстью, а я нет, то очевидно, что я необыкновенный. Эти мысли приходят человеку помимо его воли, это всеивается извне разными способами. Но принять этот помысел, поверить ему или не поверить – вполне в воле самого человека. Неискусный, естественно, начинает этим помыслам верить, потому что они кажутся ему объективными: очевидно же, что другой – грешник, а я – нет.

Поскольку он принимает эти помыслы, то превозношение начинает утверждаться в нем, и утверждаться очень глубоко и капитально. Превозношение приводит не только к падению в ту или иную страсть, что описано в 49-м абзаце. Это, как мы видим, еще не самое страшное. Когда приходит страсть – это неприятно, болезненно, но в данном случае хорошо, потому что страсть очевидным образом показывает, что ты только мечтал о себе, ты только возносился, а на самом деле ты обыкновенный, страстный человек, как и все. Страсть смиряет, воспитывает, вразумляет, чаще всего приводит к сокрушению, очень часто приводит к покаянию того, кто действительно так или иначе уже укоренился в подвижническом житии.

Гораздо хуже тот вариант, что описан в 50-м абзаце, когда человек повреждается умом, когда он видит все совсем не так, как есть на самом деле. Он неадекватно оценивает себя, других, даже окружающее его бытие. И это называется повреждением ума. Причем очень важно называть это именно повреждением ума. Это не беснование, хотя иногда таких людей называют бесноватыми. Нет, просто самомнение, возведенное в принцип жизни. Оно непременно калечит человека и приводит его к тому, что он неадекватно оценивает себя и все видит совсем не так, как есть. Себя он, безусловно, видит более правильным, лучше, духовнее, чем все остальные.

Как достаточно подробно описывает здесь преподобный Нил Синайский, ему может являться сатана (даже в виде ангела света), может не являться, может являться Христос, могут являться святые, которые, разумеется, утверждают его в его делании: «Не бойся, не переживай, мы тебе поможем, мы тебя поддержим, не бросим. Не обращай внимания на людей, которые тебе говорят, будто ты грешен, будто ты не чист. Это все неправда. На самом деле ты наш возлюбленный, ты наш любимый, ты подобен нам». Таким образом, всячески поддерживают человека в его самомнении.

Вылечить это практически невозможно. Я, по крайней мере, не знаю таких случаев в современной истории, хотя в ХIХ веке с таким справлялись. Люди тоже могли прельститься, увлечься самомнением, но изначальная человеческая природа была более правильно скроена: она была менее развращена, была более целостной, чем природа современного человека.

Вот один известный случай, описанный монахом Троице-Сергиевой лавры. Его послушник так возомнил о себе, что считал себя лучше всех в монастыре. Однажды даже, когда ему собирались противоречить и сказать, что он просто выжил из ума, он попытался броситься с ножом на монахов. Его с трудом связали и отправили на конюшню – это самый низкий и физически очень тяжелый труд, где он за три года вполне пришел в себя. Конечно, за него молились, и молились в том числе святые люди, но тяжелый физический труд, связанный с каким-то неблагородным действием, мог в то время исцелить человека. Наверное, и сейчас такое действие могло бы исцелить, но кто же согласится на такой труд? Человек убежит и будет иметь опору в этом бегстве в окружающих людях. Тот послушник не мог убежать, потому что социальная система была несколько иная. Раньше это было возможно, были социальные условия, социальные правила, которые при молитве добрых отцов и наставников и при таком тяжелом физическом труде могли повлиять положительно. В наше время это очень и очень проблематично.

Все-таки мне бы хотелось подчеркнуть, что это страшная проблема. Страшная потому, что она практически неисцелима. Но это не беснование. Может, это и плохо, что не беснование, потому что бесноватого человека можно как-то исцелить (найти какого-нибудь старца, подвижника, привезти к каким-то мощам, особо чудотворным, помолившись за него). Можно представить, что при определенных условиях возможно такое действие, что после молитвы или просто так явится чудо в конце концов – и бес выйдет из человека. Это хорошо.

Поврежденность ума внутри самого человека. Бог не может исцелить его, потому что это внутри его самого, это его собственная установка на доверие самому себе, на самомнение, когда он поверил тому, что необыкновенный.

Наверное, помочь можно и такому, но это очень и очень трудный и долгий путь совместного сопереживания, совместного проживания жизни с этим человеком, когда другой, по Промыслу Божию избавленный от самомнения или каким-то подвигом преодолевший этот искус, пытается с помощью молитвы, бесед, с помощью деятельности какого-то рода, совместной деятельности постепенно вернуть первого к адекватному восприятию самого себя.

В том-то и состоит проблема, что именно ум поврежден. Люди не понимают глубины этой проблемы. Вот человек читает: такой-то отец написал, что смиряться – это хорошо. А он говорит: «Вот именно! Смиряться – это хорошо! Так я же ведь и смиряюсь, я же на самом деле и делаю все то, что необходимо для смирения, потому что я терпеливо переношу разные укоризны от других людей. Я их ненавижу, конечно, они меня раздражают, угнетают, но я же смиряюсь, я же терплю!» И тому подобные заключения, когда любое нравоучение, любую заповедь Божию, любое свидетельство Священного Писания, любую мысль святого отца человек вывернет таким образом, чтобы показать, что он ее исполняет, что он делает хорошо, а окружающие делают плохо и совсем не то.

Надежда есть. Надежда есть на спасение всякого человека, пока он жив. Но тому, кто хочет помочь поврежденному умом, требуется очень много времени и очень много усилий.

46-й абзац: «Кто, после опыта в деятельной и созерцательной жизни, намащает неопытных искусством различать помыслы, тому надлежит смотреть, чтобы не проскользнуло хвастовство таким знанием и желание выставить его напоказ для славы».

Очень ценное замечание! Речь идет о тех, кто достиг умения различать помыслы не прелестью, не мнимостью, а на самом деле умеют различать помыслы. Как тут сказано, после опыта деятельной и созерцательной жизни, то есть они много постились, много творили бдения, много видели Божественных откровений, много понесли трудов, много молились, прошли определенный искус в течение 15–20 лет, как минимум. И вот даже эти опытные люди, опытные труженики, если начинают учить неопытных различать помыслы, находятся на очень скользком пути. Даже их предупреждает преподобный Нил Синайский быть осторожными.

На самом деле различение помыслов – это путь деятельного восхождения. Если, например, есть некий старец, достигший рассуждения и духовного трезвения, а к нему приходит желающий тому же научиться, то они начинают жить вместе. Рядом поселяется второй, третий человек. Они начинают трудиться физически, духовно: класть поклоны, не спать по ночам, читать множество молитв, умерщвлять свою плоть и прочее, и прочее… И они спрашивают: «Мне вот такой помысел пришел. Это что?» И старец объясняет, что это. И вопрошавший идет и дальше трудится. Это обыкновенное наставничество, тут ничего скользкого нет.

Но бывает, когда не живущий рядом, не разделяющий жизнь с духовным и опытным наставником, приходит издалека и уходит далеко, у него накопилось много вопросов, и он хочет понять, как это – различать помыслы. То есть он где-то об этом прочитал, услышал и хочет этому научиться у того, кто это умеет делать. И вот он приходит, и его начинает учить различению помыслов действительно духовно опытный человек, учить того, кто, минуя подвиг жизни деятельной, созерцательной, хочет сразу овладеть навыком различать помыслы. Такой наставник стоит на очень скользком пути, потому что тот человек хочет сразу перескочить через подвиг, через труд, через деятельность, в первую очередь, связанную с умерщвлением плоти и умерщвлением страстных движений, через подвиг длительного, утомительного молитвенного делания по собиранию ума, он сразу хочет овладеть этим искусством.

Даже опытный наставник, собираясь его учить, встает на скользкий путь, потому что, имея трезвение, он должен понять, что для такого человека это рано, он воспользоваться этим навыком не сможет, потому что не прошел долговременного искуса. А тогда зачем ты его учишь? «Я учу его потому, что он пришел ко мне издалека и хочет овладеть искусством, которое я знаю». У наставника есть вот этот посыл: ко мне издалека пришел человек, чтобы овладеть искусством, которое я знаю, как же не поделиться? Вспыхивает замечательная мысль: просящему у тебя дай. И знающий начинает делиться опытом, искусством и встает на скользкий путь, потому что, в сущности, он делает это не по рассуждению, а по тщеславию. Он может вовремя это заметить и остановиться, а может не заметить и пасть.

Это все касается людей духовно опытных, реально прошедших определенный искус и подвиг, научившихся действительно серьезным вещам и получивших этот дар. Что уж говорить о тех, кто сами этого искуса не проходили, сами подвигов не несли, никогда не смирялись, никогда не слушались и в силу того, что они стали священниками или монахами, уже думают, что вместе с саном им и передалось искусство различать помыслы?

Конечно, лукавый дух может подсказать человеку, что тот умеет различать помыслы. Когда такой неискушенный, очень молодой по возрасту, не вынесший никаких трудов смирения, отсечения воли и послушания, пытается разбираться в чужих помыслах, это явно человек обольщенный, впавший в прелесть. Тем более если он, в отличие от святых отцов, настойчиво требует, чтобы пришедший к нему открывал ему помыслы, рассказывал о том, что тот думает, чувствует, что переживает, то он духовно не совсем здоров, у него случилось самообольщение. На самом деле, как мы знаем не только из трудов подвижников, которые описали этот опыт, но и из живых примеров святых, они как раз избегали кого-то наставлять. Всячески делали это из послушания и смирения, но сами, добровольно никогда не испытывали другого на предмет его помыслов.

И вот, собственно, гордыня. Последний раздел разговора о страстях преподобного Нила Синайского – раздел о гордости. Сразу же преподобный Нил начинает очень интересно говорить о гордости.

1-й абзац: «Гордость есть опухоль (надутость) души, наполненная испорченной кровью; если созреет, прорвется и причинит большую неприятность». Здесь очень многозначный, многозначительный образ. С одной стороны – опухоль, как рак, как болезнь, отравляющая и пожирающая все внутри человека: внешне он еще здоров, а внутренне уже чрезвычайно болен; вроде был здоров и здоров, а через два месяца его нет.

Зреет в нем опухоль гордыни, отравляя все вокруг незаметно для него самого. С другой стороны – опухоль, как опухлость, как раздутость, как вспухший гнойник, наполненный разными отравленными веществами. Но в отличие от реального физиологического гнойника он, прорвавшись, не доставляет облегчения, а, наоборот, отравляет собой, заражает и убивает. Это важный образ и очень важное свидетельство о гордости.

Разврат или нелюбовь, злоба, раздражение, пьянство – очевидны всем. Все видят, что это действительно плохо. Это видно и самому носителю этой страсти, это видно окружающим людям. Гордость же не видно ни самому человеку, ни окружающим, но вреда от нее больше. Собственно, видимые страсти очень часто для того и даются гордому, чтобы обнаружилась его гордость. В сущности, это милость Божия, когда человек впадает в страсть.

Если страсти просто страсти (просто любовь к еде, питью или вещам), это, конечно, плохо и нелепо, но от этого вылечиться легко. Но чаще всего, в подавляющем большинстве случаев, та или иная видимая страсть обнаруживает вполне невидимые (и самому человеку, и окружающим тем более). Невидимую гордость. Тогда страсть является как бы внешним знаком того, что не все внутри у такого человека правильно, не все у него хорошо. В том и состоит главная беда гордости, что она, за исключением вот этих страстей, в которые мы впадаем часто по Промыслу Божию, совершенно не видна.

У нас есть образ гордого человека. Но на самом деле гордость совсем не то, точнее – чаще всего совсем не то. Самое непонятное в гордости – ее непонятность. Часто тот, кого мы представляем гордым, на самом деле совсем не гордый, а просто волевой или решительный. Но мы почему-то всегда сопоставляем это с гордостью. А, скажем, застенчивый, робкий, боязливый, медлительный, пугливый, постоянно прячущийся в тени нам представляется смиренным, хотя на самом деле чаще всего это человек, отравленный гордостью. И это непонятно нам. Только прохождение собственной жизнью искуса, подвига, обнаружение собственной гордыни и борьба с собственной гордыней учат нас видеть вот эту непонятность гордости, видеть ее скрытность, как она прячется во множестве мимикрирующих уловок, помогают учиться разглядывать ее в первую очередь в самом себе.

И вот когда ты научился разглядывать, находить в закоулках своей души эту самую гордость, когда научился видеть ее там, где ее никто не видит (но ты увидел ее, потому что гордость – удивительно мимикрирующее свойство души, привыкающее прятаться за то, что гордостью никто не считает), вот этот опыт по борьбе с собственной гордостью (только он и ничто иное) открывает тебе правду, что такое гордыня, что такое гордость, как ее распознавать и, главное, как с ней бороться.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475