Священник Константин Корепанов: Надо волю устремить к Богу

Продолжение. Начало в №№31, 34 (2020 г.) – №№23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–3, 33 (2022 г.)

Продолжаем читать второй том «Добротолюбия», выборку изречений преподобного Нила Синайского об унынии.

16-й абзац этой выборки:

Унылый, читая книгу, часто зевает и клонится ко сну, потирает лицо, тянется, поднимая руки, и, отворотив лицо от книги, пристально смотрит на стену; обратившись от книги, почитает немного, переворачивая листы, любопытствует видеть конец слова, считает страницы, делает выкладку о числе целых листов, охуждает почерк и украшения, и, наконец, согнув книгу, кладет под голову и засыпает сном не очень глубоким, потому что голод начинает уже тревожить его душу, и заставляет позаботиться и о себе.

Такое вот слово, не лишенное сарказма. Явно, что написано из опыта. То есть не надо думать, что это Нил Синайский такой прямо не человек. И он знает подобные минуты, подобные скорби и пишет явно из своего опыта.

Любой, живущий в уединении, чувствует это на себе со всей очевидностью. Но тот, кто не одинок, чувствует то же: ум рассеивается в течение дня, человек утомляется, и трудно ему читать. Ощущение почти такое же, включая даже голод. Человек пришел с работы, поел, взял книгу, и его тянет в сон. Он пытается бороться, но, понимая, что все бесполезно, кладет книгу под голову и засыпает (по сути, то же самое).

Нужно понять, что все вышеописанное – это именно уныние, и не оправдывать себя. Если мы поймем, что это уныние, и не будем себя оправдывать, то решение вопроса, проблемы у нас найдется. Но в том-то и дело, что мы оправдываем себя усталостью: мы изнемогли, вообще замучились в течение дня, поэтому у нас ничего не получается. Но если, откладывая книгу, еще способны смотреть новости в интернете, читать переписку с друзьями, переписываться, смотреть фильм, то не надо себя обманывать: мы не устали, не изнемогли. Просто нам трудно именно собраться умом, сосредоточить, собрать свой ум, уловить внимание и направить его к книге.

Причем поразительно. Например, приходит мужчина с работы, у него большая семья. К нему подбегают дети, скажем, просят почитать или сделать с ними уроки. Он тоже чувствует изнеможение, вполне для него кажущееся объективным: «Дети, подождите, я сегодня устал, невероятно устал, изнемог и не могу с вами заниматься». Но, ложась спать и беря в руки телефон, он еще полтора часа читает сообщения от друзей или новостные.

Он лукавит. Он не устал. Он уныл, и это уныние тем более интересно, что оно распространяется не только на книгу, не только на молитву, но и просто на исполнение заповеди Божией. Ему трудно собрать себя, чтобы исполнить то, что велит Бог, но совсем нетрудно сделать то, что хочется ему самому. Он физически не устал, душа не устала, иначе бы человек просто не смог прочитать новости (усталой душе все это не нужно). Душа изнемогла, но это изнеможение именно духовное. Она изнемогла в исполнении воли Божией. Она с радостью кидается в свою волю и с трудом решается на волю Божию.

Именно в рассеянности ума, отвлеченности, в разбрызганности, размазанности ума по всем мирским вещам, событиям и идеям и кроется ключ к этому состоянию. Уныние от того, что ум рассеян. Чтобы читать книгу, нужен собранный ум; чтобы читать молитву, нужен собранный ум и собранная воля; чтобы делать с детьми домашнее задание (хотя это неинтересно и не хочется), тоже должен быть собранный ум, мы должны осознавать, что должны это делать, так велит нам долг, так велит нам Бог. Это все предполагает собранный, сосредоточенный ум, а он у нас размазался в течение дня, и его трудно собрать на дело Божие.

Это правда. Несомненно, трудно. Но если я так и останусь на всю жизнь с несобранным умом, то жизни во мне нет. Я не могу собраться ни на молитву перед Причащением, ни на адекватную подготовку к Причащению и вообще на любое доброе дело: я рассеян, расслаблен, а влекут меня только мирские вещи, то, что интересно мне. Таким образом, я все дальше и дальше удаляюсь от Бога, растворяюсь в мире, люблю мир. Христианство, в сущности, выдавливается на периферию чисто рассудочной деятельности, превращаясь только в идеологию. То есть я рассуждаю о некоторых вещах так, как рассуждает христианин, но никакой возможности воззвать к Богу, помолиться Богу, исполнить Его волю, наполнить жизнь Его жизнью у меня уже нет, потому что ум мой рассеян. Он сорастворен с вещами этого мира.

Но ведь книга-то для того и нужна, чтобы ум собрать. Ведь кроме мудрости и известных разных опытных вещей, которые помогают мне строить свою жизнь, книга обладает именно важнейшим собирательным эффектом. Она помогает собирать ум. Я и должен пользоваться книгой для того, чтобы собрать свой ум и поддерживать его в собранном состоянии, питая ум, поддерживая его книгой и делая его способным возвести себя к молитве.

Для этого мне нужны две вещи. Во-первых, воля моя постоянно должна быть устремлена к Богу, должна помышлять о Боге и стремиться исполнить волю Божию. Чтобы я сумел это сделать, я должен отказаться от самооправдания совсем. Я должен перестать себя оправдывать и должен понять, что я унылый человек, я изнемог, и изнеможение приводит к тому, что жизнь по капле из меня утекает, и все труднее и труднее сделать дело Божие. Значит, я должен волю свою подгонять, подпинывать, направлять на исполнение дела Божиего.

Как это человек делает, когда, скажем, нужно заниматься физкультурой или делать какой-нибудь годовой отчет. Нам не хочется писать рабочую программу по предмету, но деваться некуда, писать ее надо. Мы берем себя в руки, заставляем себя. Это чисто волевое усилие. Нам не хочется заниматься физкультурой, но если мы позволяем себе расслабляться все больше и больше, то в конце концов не будем способны подняться даже на пятый этаж. Мы должны побуждать себя ходить и двигаться, заниматься чем-то. И это побуждение себя к физическим упражнениям в конце концов возвращает нам некоторый тонус.

Так нужно делать и в отношении к уму. Надо волю устремить к Богу и побуждать себя как раз к тому, чего ум наш делать не хочет, заставлять его собираться, то есть заставлять его читать, молиться, и молиться внимательно. И эти усилия, несомненно, не будут напрасны.

Второе, что необходимо делать для этого. Мы не можем отключиться от жизни, прекратить ее рабочий ритм, отказаться от семьи. Но во всех переживаниях, перипетиях дня мы должны думать о главном: мы христиане, мы живем со Христом, во Христе и в этом мире призваны творить Его волю. Когда мы это осознаем, то как раз направление нашей воли, побуждение нашей воли к исполнению воли Божией получит достаточную мотивацию.

Если мы будем помнить, что жизнь христианина есть жизнь в Боге, это приведет к тому, что мы будем терпеливо, волевым усилием отказываться от того, что лишает нас вот этой собранности, вот этой волевой мотивации. То есть мы будем отказываться от болтовни, осуждения, каких-то расслабляющих продуктов. От того, что нам нравится, но совершенно не нужно: лишней рюмки или бокала вина, лишнего пирожного, лишнего сидения в кресле и прочего. То есть мы будем постоянно стремиться к тому, чтобы сохранять бодрость тела, бодрость души и бодрость ума. И тогда мы увидим, что при возвращении вечером домой в свободное время нам собрать себя при чтении книги будет все проще и проще.

Мы должны понять, что в течение всего рабочего дня, как бы убеждая себя в том, что мы устали, мы позволяем своей воле опускать удила, расслабляться. И в конце концов стремление к расслаблению становится почти единственной интенцией нашего бытия. Даже когда жена просит мужа сходить куда-то или дети просят помочь, он уже не может: «Я устал, я хочу отдохнуть». Расслабление становится единственной формой нашего бытия.

Чтобы этого не случилось с нами, надо постоянно волю свою собирать, отказываясь от разной расслабленности, особенно в отношении духовных вещей. И тогда мы постепенно, мало-помалу, держа волю напряженной, будем собирать свой ум.

Шестой, седьмой абзацы:

Дух уныния гонит монаха из жилища его, а кто имеет терпение, тот всегда пребывает в безмолвии. Унылый представляет в предлог к выходу вовне посещение больных, на деле же имеет при сем свою цель.

Казалось бы, речь идет естественным образом только о монахах. Но на самом деле дух уныния ярче всего проявляет себя в стремлении к переменам, в стремлении что-то изменить в привычном ходе жизни, в быту, ну хоть как-то выйти из того, что тебе уже, грубо говоря, осточертело. Это стремление к переменам и есть характерная черта уныния. Разные изменения, разные преображения, разные новации… Но, в сущности, все это говорит о том, что я соскучился в этом своем рутинном положении, недоволен своим нынешним состоянием. Это первый признак уныния.

Каждому нужно иметь трезвость, иметь рассудительность, чтобы в этой утомленности, в недовольстве нынешним состоянием разобраться и не встать на путь ублажения разрастания уныния таким образом, что уже ничего и сделать-то с собой человек не может. Именно уныние часто заставляет нас производить разные действия, что-то менять. Но не всегда только уныние (часто, но не всегда).

Например, стиральная машина может сломаться. И раз она сломалась, надо купить новую. Это объективная вещь. Она может нам быть приятна – покупка новой вещи всегда приятна. А может быть неприятна – приходится ходить по магазинам и выискивать себе хорошую машину. Но в любом случае это объективная вещь, и эту проблему надо устранить.

Но может беспокоить другое. Например, машина еще не сломалась и неизвестно, когда сломается, но она у нас уже долго работает и, возможно, сломается завтра или послезавтра, почему бы мне ее не поменять сегодня? Или недовольство какими-то функциями этой машины: вот у соседа машина другая, она уже более современная, а наша этих опций не имеет, надо бы ее поменять. Вот это скорее всего есть действие уныния, причем уныния чаще, чем сребролюбия.

Или ремонт в квартире. Если этот ремонт вызван тем, что выросли дети и нужно изменить условия их пребывания в этой квартире, поменять кровати (они уже не помещаются на старых) или сделать зонирование, то, приятно нам это или неприятно, но это объективная проблема, ее нужно решать. Если же ремонт мы делаем только с целью хоть что-нибудь поменять в привычном быту, привычном антураже, то это, несомненно, уныние. Раздражение по поводу ободранных котом обоев объективно. Раздражение по поводу обоев одного и того же цвета, которые я вижу уже пятнадцать лет, – это уныние. Надо уметь рассуждать.

Конечно, ум, привыкший поступать по страсти уныния, сразу не разберется, что к чему, ему всегда будет казаться, что та перемена, которую я хочу, объективна и надо ее сделать. Но, может, хотя бы сделать какую-то паузу и сказать: «Достали уже эти обои, но спрошу-ка я у Бога, угодно ли Ему, чтобы я поменял эти обои»? Ну, просто так. Понятно, что Ему дела нет до наших обоев, но все-таки… Возьму-ка я и помолюсь недельку. Не буду ничего делать, а помолюсь: «Господи, как мне быть? Обои меня достали. Менять их или смириться и принять все как есть?» Это хоть как-то поможет нам размышлять, наблюдать со стороны за своими чувствами, своим сердцем, и мы в конце концов научимся распознавать, где уныние, которому лучше не следовать, а где действительно существует объективная необходимость и разумнее действительно внести какую-то перемену в жизнь. Но если у нас молитвы нет, если мы всегда живем только внешним, то, разумеется, ничего не получится.

27-й абзац:

Не будем переноситься с места на место, но лучше покорпим в безмолвии над трудами, потому что от лености и праздности помыслы берут над нами силу.

Леность в данном случае – это не лежание на печи, как Емеля лежал. Это духовная праздность и духовная леность. Отказ от внимания и собирания себя в молитве (от собирания ума в первую очередь) и приводит душу в состояние жажды внешних изменений. Мы говорили в прошлый раз о собирании ума. Если мы отказываемся это делать, то постепенно жажда внешних изменений завлекает нас целиком. Иногда жажда внешних изменений вызвана сребролюбием, но чаще всего это именно действие уныния. Что это такое по существу?

Мы жаждем перемен, жаждем внешних изменений тогда, когда, принципиально осознав наше уныние, отказываемся тем не менее от духовного делания по борьбе с ним. Именно осознанный отказ от духовной деятельности, от собирания ума, от борьбы за внимание и приводит к тому, что Бог как бы оставляет нас со страстью уныния, так что постепенно жажда перемен, изменений, жажда впечатлений и внешних переживаний становится единственным модусом нашего бытия.

Подчеркиваю еще раз, что это вызвано именно осознанным отказом от собирания ума. Ведь бывает сколько угодно людей, которые ничего не знают о собирании ума, ничего не знают о внимании, и они тоже увлечены переменой мест. Но это не завладевает ими целиком. На них иногда находит некоторая трезвость, и они говорят: «Может, хватит уже? Оставим все как есть, это не будем делать». То есть они полностью, целиком не вовлекаются в водоворот этой страсти.

Но вот человек знает, что его жизнь как христианина, его жизнь перед лицом Бога должна быть наполнена вниманием к своему сердцу, собиранием ума в молитве, внимательной молитвой и вниманием к собственным чувствам, страстям, переживаниям сердечным, и понимает тягость этого труда, сложность этого делания, но говорит: «Да ну! Достало меня все. Нельзя проще, что ли, было сделать? Вот просто: живи как хочешь, ходи в храм, ставь свечи, и все. Выдумают тоже какое-то собирание ума, трудности... Ерунда все это! Монахам делать нечего, выдумали тут!»

Вот при таком отношении человек действительно очень быстро заканчивает чисто внешним выражением даже не христианства, а просто религиозного действия. Он изредка заходит в храм, ставит свечи, поклоняется иконам, даже может изредка причащаться и исповедоваться, но все это поверхность, все это личина человека, а в глубине души он постоянно неспокоен, постоянно взбаламучен. Если у него есть деньги, он меняет все кругом, от рубашки до машины. Если у него нет денег, то все это скатывается в ропот и бурчание о том, что у всех все новое, а у него все по-прежнему старое.

Отсюда и способ борьбы. Если человек поймал себя на мысли, что у него в душе пустота, он постоянно ропщет на то, что в его жизни ничего не меняется, или понимает, что он меняет все буквально, не может насладиться совершенно ничем, то единственный выход из этого – вернуться к тому, что он отверг, начать собирать ум с помощью молитвы и книги. Если мы вновь ломаемся на этом пути, то страсть уныния завладевает нами еще сильнее.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475