Священник Константин Корепанов: Надо сказать: «Без Тебя, Господи, я ничего не могу сделать. Роди меня в Себе!»

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1–26 (2022 г.)

Мы продолжаем читать «Слово о молитве» преподобного Нила Синайского. В прошлый раз мы остановились на 63-м абзаце – я его напомню: «Святой Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты; и если только найдет ум наш искренне Ему молящимся, находит на него и разгоняет всю окружающую его толпу помыслов и представлений (делает, что она исчезает), располагая его чрез то к вожделению духовной молитвы».

Мы уже говорили, что все доброе, духовное, все чистое, святое, все действительно совершенное и любовное начинается с Него, а не с нас: Он Альфа, а не мы – Его силой и в Его славу, Его благодатью мы делаем, творим и совершаем то, что нужно нам.

Но никак мы, христиане, не можем принять эту мысль. Мы возвратились к каким-то глубоким дохристианским временам, и потому ничего с нами не происходит. Мы слышим «Без Меня не можете делать ничего», слышим, что Он – лоза, а мы – ветви, но говорим: «Сейчас, подожди, Господи, подожди! Сейчас я сам стану веточкой, сейчас я принесу виноградный плод, и тогда Ты меня с радостью обнимешь и скажешь: „Приди ко Мне, веточка, привейся к Моей лозе“». Но это же невозможно...

Однако мы именно так представляем свою жизнь – вот сейчас я выращу виноград, и тогда лоза мне скажет: «Какой ты замечательный виноград без Меня вырастил! Воистину Я возьму тебя в Свои друзья, в дети (или еще как-то)».

Мы не можем произвести плода, пока не привьемся к Нему. Пока в таинствах и (в данном случае это важнее) пока верой не поймем, что только Он и даст нам возможность принести плод. Пока мы сами хотим принести плод, пока мы сами хотим без Него вырастить виноградную гроздь, у нас ничего не получится. Надо сказать: «Без Тебя, Господи, я ничего не могу сделать. Роди меня в Себе!»

Вот Иоанн Богослов говорит: всякий любящий рожден от Бога – значит, надо сначала родиться, а потом полюбить. И любовь, которую человек начинает чувствовать, которой он начинает любить, свидетельствует, что он рожден от Бога.

Мы говорим: «Я не могу любить – не могу, хоть тресни… Я очень хочу, но не могу». Да, никто не может, ни один человек не может – ни Антоний Великий, ни Серафим Саровский, ни Иоанн Кронштадтский... Никто никогда не любил никого, не может и не будет любить во веки веков. Но, рождаясь во Христе от Бога Духом Святым, человек Его силой начинает любить.

И задача человека – только принять это.

Необходимо принять тот факт, что сам по себе он не может любить: «Если я сегодня люблю, то это потому, что Бог со мной, а не потому, что это я такой», – всего-то… Больше ничего не нужно.

Симеон Новый Богослов спустя 500 лет после преподобного Нила Синайского скажет (очевидно, это была какая-то очень болезненная тема), почему так происходит, объяснит все людям, – но, по сути, это общее место для всех святых отцов: они-то знали.

Нил Синайский стал святым отцом не потому, что полюбил Бога и Бог, видя его великую любовь к Нему, дал ему Свою благодать. И не Иоанн Лествичник это сделал, не Антоний Великий так полюбил Бога, что захотел ради Него понести великие труды и подвиги – Он понес, а Бог в ответ сказал: «Да, ты молодец! Еще никто Меня так не любил. Так и быть, Я дам тебе благодать».

Это мы так понимаем их подвиги, – а они так свои подвиги не понимали.

Они понимали, что с первого до последнего момента вся их жизнь была плодом благодатной жизни во Христе Иисусе. И когда наконец в наше сознание войдет эта Евангельская благая весть, простая мысль, что все в нас творит благодать, жизнь, Дух, Христос (кроме греха нашего, естественно), то у нас возникнет вопрос: «А почему тогда это не со всеми бывает? Если все зависит от Бога, то почему не все люди христиане? Почему не все Его любят? Почему не все молятся? Почему не все такие, каким стал преподобный Антоний Великий? Почему это так?»

И вот здесь преподобный Нил Синайский пишет, что «Святой Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты, и если только найдет ум наш искренне Ему молящимся». Так он описывает этот механизм (еще раз скажу, не вдаваясь в подробности, что святой Симеон Новый Богослов пишет об этом подробнее, глубже и яснее) – преподобный Нил Синайский эту реальность описывает не совсем понятным языком: слово «искренне» нам не совсем понятно.

Что значит «искренне молящийся»? Что хотел сказать святой? Что человек в момент первой произнесенной им молитвы (или нескольких молитв) искренне считает: он сам по себе ничто – и все ему должен и может сделать только Бог.

Конечно же, нам кажется, что мы молимся искренне. Но на самом деле – нет. Искренне молящийся приходит в храм потому, что ему, допустим, поставили смертельный диагноз. И он приходит в храм потому, что верит – в храме есть Бог, Который может его исцелить. Пришел такой человек в храм, и молиться он будет искренне, ибо знает: есть Бог. Ему об этом кто-то сказал, или он об этом сам где-то услышал, или вдруг это понял, или просто пришел – никакой надежды больше нет: прибежал к Богу, чтобы Бог его исцелил. И это – искренне молящийся человек. Но таких людей немного.

А почему, например, молится другой человек? Ведь в храме очень много разных людей. Почему они молятся? Я именно подчеркиваю причину: почему молятся они? Потому, что так надо: раз есть Бог, Ему надо молиться. Ну да, надо – естественно, надо. Конечно, надо молиться, раз Бог есть… Но причина-то совсем другая.

Вот этот первый искренне молящийся человек ничего о себе не думает. Он понимает, что есть Бог, он пришел к Нему и говорит: «Дай!» – куда ему еще бежать-то? Некуда бежать… «Дай!»

А другой приходит и говорит: «Так, я делаю некое дело – важное дело. Обрати внимание, Господи, что я делаю его. И я молюсь. Ты заметил, Господи, что я молюсь? И поскольку я молюсь, Ты должен мне за это что-то сделать. Я же исполняю необходимое требование!» Понимаете разницу?

Или мужчина просыпается и думает: «У жены сегодня день рождения, а я еще сплю!» Срывается, накидывает на себя что-то и бежит в цветочный магазин покупать цветы. А если цветочного магазина рядом нет, вообще нечего взять – нет ничего, то он бежит к ней и говорит: «Радость моя, ты для меня – все… Я был бы самым несчастным человеком, если бы не встретил тебя». Это – искренность.

А другой делает то же самое, но потому, что так надо: «Иначе жена обидится, позвонит своей маме. Потом мне позвонит теща, будут склоки, ругань – вечер окажется испорчен. Потом меня не отпустят на посиделки с друзьями (как раз в воскресенье собрались). Лучше я куплю ей цветы, да побогаче букет – она заткнется, и все нормально будет».

Понимаете разницу? Люди вроде бы делают одно и то же – внешне нет никакой разницы.

Один делает и говорит слова, другой делает и говорит слова. А искренность – в том, почему он это делает. Потому, что один на самом деле считает Бога всем, а себя ничем, а другой считает себя тоже чем-то и считает, что Бог в ответ на это что-то, им сделанное, тоже должен что-то сделать. Один прибегает к Богу потому, что Он – Источник жизни, и ему нужна эта жизнь. А другой прибегает, принося именно самого себя, не ища у Бога чего-то, но чтобы Бог оценил его труд.

Поэтому не каждый молящийся получает то, что называется благодатью, а только тот, кто молится искренне, кто пришел к Богу (ведь больше некуда идти), кто перестал оглядываться на себя и думать: «А то ли я делаю? А так ли я делаю? Действительно, я же все-таки делаю, и Он должен обратить внимание на то, что я делаю». То есть, по сути, человек ставит себя на первое место, и Бог должен его заметить, потому что он что-то делает. Бог должен заметить? Должен, но потому, что я есть и без Него не могу быть, и если Он не заметит меня, все кончено. И я кричу Ему: «Ты мое все, Ты мне нужен… Важно не то, что Ты меня заметишь, не то, что Ты мне дашь – Ты Сам мне нужен: без Тебя меня нет!»

И вот как только это движение – искреннее, не оглядывающееся на себя, не носящееся с собой, не размышляющее о себе, не оценивающее себя и свой труд – Бог встретит в недрах души человека, Он сразу начинает человека очищать, вразумлять, наставлять, вдохновлять и все прочее делать.

А преподобный Симеон Новый Богослов (Бог даст, может, мы и дойдем до этих слов) говорит об этом несколько иначе и, на мой взгляд, понятнее.

Как только Бог увидит человека, готового Его благодарить – всецело благодарить, так сразу дает ему благодать. В каком смысле благодарить? В том смысле, что человек все получаемое от Бога никак с собой не соотносит. И как только он готов принять мысль, что ничего не может сделать, так сразу получает все.

Вот пришел человек, начал молиться, а сам думает: «Вот как я молюсь… За это Бог мне воздаст: раз я пошел в храм и теперь постоянно хожу в храм – Бог за это мне воздаст. А вот я милостыньку подал… Но Бог видит же там, на небесах, мою милость, и Он мне подаст за это». То есть не благодарит Бога – или, в лучшем случае, благодарит Его как фарисей: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как сей мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть от всего, что приобретаю». Ну и что из этого выйдет?

А подлинно благодарный человек знает, что сама способность подать милостыню – от Бога. Он думает: «Да не будь со мной Бога, я бы прибил этого нищего. А я его жалею, значит, Бог рядом. Вот я молюсь – это Бог мне дал помолиться. Я знаю, что бы я делал без Бога: песни пьяные горланил. А раз я молюсь, значит, это Бог действует. Раз я стою в храме, а не в ресторане сижу, значит, это Бог со мной. Если я сегодня читаю «Добротолюбие», а не маркиза де Сада, это Бог со мной: я-то знаю, кто я есть на самом деле, что бы я делал, будучи предоставлен самому себе… Но делаю другое только потому, что Бог со мной. Я дышу, живу, люблю, я молюсь, читаю, я понимаю, терплю, уступаю, переживаю, и это все потому, что Ты, Господи, рядом! Я знаю, кем бы был без Тебя».

Понятно, что все это до совершенства доводит Бог. Но как только Он заметит в человеке готовность не приписывать себе совершенно ничего – вообще ничего, так и дает благодать, очищая, вразумляя и вдохновляя его.

64-й абзац: «Прочие (духи – добрые и злые) чрез воздействие на тело вводят в ум помыслы, представления и воображения; а Господь действует противоположно тому: наитствуя самый ум, влагает ему ведение, о чем Ему угодно, – и посредством ума укрощает невоздержность тела».

Это очень важное, сущностное отличие действия Бога от всех прочих действий. Оно безобразно, беспричинно, оно не опознается в момент воздействия. То есть любой дух (не важно в данном случае, добрый или злой) внушает человеку некий помысел, дает некую картинку и пытается убедить, что следование за этой картинкой (образом, мыслью, мотивом) – хорошо. И мы, согласно этому мотиву, идем либо к добру, либо ко злу.

А Бог действует на сам ум, на само нутро человека так, что тот без всякой картинки, образа или мысли вдруг одно ненавидит, а другое любит. Он буквально просыпается и понимает, что вот эту страсть, которую вчера любил, сегодня ненавидит. С ним именно это происходит.

Как мы все стали верующими? Мы же не родились такими – жили на путях нашего греха и наших страстей. Кого-то действительно постепенно добрые люди или добрые духи с помощью вразумлений привели в храм: «Вот почитай, тут хорошо написано». – «Да, хорошо». – «А вот там – видишь, люди ходят в храм?» – «Да, да, я пойду в храм, обязательно как-нибудь схожу». Сходил: «Да, да, там красиво поют, иконы красивые, батюшка замечательный. Да, пожалуй, я буду ходить». Ну, хожу, хожу: «Да, Богу буду молиться… А кому еще молиться? Буду потихоньку и я молиться Богу».

Вот это все в пути происходит – это все до того, как поверил: это все до встречи, как любит говорить митрополит Сурожский Антоний.

А бывает и по-другому. Бывает, что, когда встреча произойдет, человек и сам не понимает, как она произошла. Он просто в следующую секунду ощущает себя другим человеком и сам не знает почему.

Его будут спрашивать: «Что произошло-то? Ты увидел что-то, узнал что-то? Что?» – «Ничего я не знаю, я просто стал другим – так случилось со мной. Того, что видел раньше, теперь не вижу, а то, чего раньше не видел, – это вижу». – «Что ты видишь?» – «Не знаю, просто вижу: изменилась не картинка, которую я вижу, – изменился глаз, ум, сердце. Я раньше любил это, а теперь ненавижу». – «Почему?» – «Да не знаю я… Изменилось не то, что я любил, это не стало другим – я стал другим. Понимаете?»

Меняется не отношение – меняется даже не ум и не сердце. На самом деле мы так говорим, не зная, какое слово для этого придумать. Но меняется сама глубина твоя – она становится другой, ибо внутри тебя вселяется Бог, и ты перерождаешься – мгновенно, как это происходит с любым рождающимся существом.

Объяснить другому это невозможно – тот будет пытаться все понять, начнет рассуждать: «Но есть же какая-то причина, мотив? Тебя обидели? Тебе было плохо? Ты в чем-то разочаровался? Случилось горе? Ты заболел? Тебя вылечили? Что произошло?» Нет, все это не имеет отношения вообще ни к чему.

Просто вдруг внутри, в самых глубинах твоего существа, появляется некий (назовем это невероятно грубо) элемент, некая структура, семя, жизнь, что мгновенно делает тебя иным. Периферия остается той же, тело и до конца жизни остается таким же, как у всех, – но внутри все меняется настолько глубоко, сокровенно, кардинально, что человек изумляется себе.

Он сам изумляется гораздо больше, чем изумляются окружающие его люди, тем более что большая часть изменений не видна, ведь внешне он такой же. Это почти незаметно окружающим. Но он сам изумляется произошедшим в нем переменам: «Ведь у меня были другие мысли – я не понимаю, почему они изменились. Почему вдруг? Что со мной произошло?» Вся жизнь этого человека будет размышлением, познанием, опознаванием себя как сына Божия – он постепенно осознает, что стал сыном.

«Хочешь стать сыном Божиим?» – «Классно! Хочу! А что я буду иметь? Крест там буду иметь. Я подумаю… А вообще – это здорово… Вечная жизнь, говорите? И что, мучить не будут? Ну да, наверное, я решусь».

Человек размышляет, но это все не о том. И в один прекрасный момент он становится другим. Через несколько часов, дней, лет или десятилетий он вдруг поймет, что в тот момент он стал сыном, и ничего с этим поделать не сможет.

Вот такое кардинальное изменение, преображение максимально быстро и сразу (как здесь и пишет преподобный Нил Синайский) касается именно человеческого ума, и происходит это именно в уме.

По поводу ума хотелось бы напоследок прочитать еще 84-й абзац: «Молитва есть приличное достоинству ума делание, или лучше, настоящее его употребление».

По мысли всех святых отцов, а в данном случае по мысли преподобного Нила Синайского, ум и нужен для молитвы: именно умом человек предстоит Богу, именно в нем происходит изменение, перерождение, о котором мы только что прочитали.

Но ум – совсем не то, чем мы пользуемся, когда читаем книги, воспринимаем учебу в школе, размышляем о событиях, происходящих в мире: это все разум, но не ум.

Не случайно по-гречески ум звучит как «нус» (др.-греч. νοῦς), и это роднит его со словом «дух». Но человеческий дух – некое глубочайшее сокровенное ядро человека. Собственно, ум тогда и рождается, ум тогда и взывается к жизни, когда вот этого сокровенного места человека касается Бог.

Тогда происходит именно прикосновение жизни, благодати к человеку. Бог взывает его к Себе, к стоянию перед Собой именно тем, что он обретает ум. Разумность, ratio («рацио» – размышление, интеллект) – все это было в нас и будет всегда. А здесь нечто особое – то, чем может человек молиться, чем может он стоять перед Богом, и то, что пробуждается в нем тогда, когда к нему взывает Бог.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475