Священник Константин Корепанов: Внимание и молитва Иисусова необходимы, чтобы любовь и доверие к Богу были постоянными

Продолжение. Начало в №№ 31, 34 (2020 г.) – №№ 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.), №1, 2 (2022 г.)

Мы продолжаем читать Слово о трезвении преподобного Исихия, и сегодня разговор снова пойдет о помыслах.

118-й абзац: «Бесы вводят нас в грех всегда лживым мечтанием. Так мечтанием обогащения и корысти настроили они нечестивого Иуду предать Господа и Бога всяческих. Ложными мечтами о телесном довольстве, ничтожном по себе, о чести, богатстве, славе, вовлекли они его в богоубийство, а потом ввергли в самоубийство удавлением и вечную исходатайствовали ему смерть, – совершенно противное тому, что представляли ему в мечтании или прилоге своем, воздав ему, коварные».

Сюжет с Иудой понятен, но речь здесь не об Иуде: дело не в нем самом, а в том, что помыслы показывали ему нечто. Идя на предательство, он о чем-то думал, у него был какой-то план – какая-то цель, какая-то мечта (сейчас не важно, какая именно, важно, что она была, и важно – самоубийство это показывает, – что она не состоялась). О чем бы он ни мечтал, предавая Христа за сребреники, получилось совсем не то, чего он ожидал. Не чуть-чуть не то («немножко мечта не сбылась, ну ничего, можно немножко потерпеть») и даже не в корне противоположное, а просто совершенно, тотально не то.

Вот так бывает с каждым. Помыслы, соблазняющие нас на грех, именно и обладают такой природой – такой пленяющей, пленительной красотой: они рисуют нам перед мысленным взором некую картину, которая, собственно, и вдохновляет нас, подзуживает и подпинывает совершить то или иное преступление – тот или иной грех.

Совершенно неслучайно святые отцы говорят, что помыслы обольщают человека (особенно часто мы слышим об этом из уст святителя Игнатия (Брянчанинова)), и некоторые писатели называют лукавого духа обольстителем.

Мы привыкли к этим штампам и не очень задумываемся, о чем, собственно, идет речь, а она о том, что они действительно нас обольщают – они нам льстят, показывают нам какую-то картину, которой на самом деле никогда не будет, и воодушевленные этой картиной мы и делаем то, что делаем; неважно, маленький ли это грешок или великое преступление – все будет совсем не то.

Когда Гитлер начинал войну, это большое преступление, масштабную всечеловеческую катастрофу, в его сознании не было картины Берлина мая 1945 года (он вообще не думал, что что-то, что в результате было, на самом деле случится), но у него был вполне определенный план не только конкретных действий, но план как некоторая картинка, некая перспектива, которая никоим образом ни в какой степени не была реализована – получилось совсем иначе. Это большое преступление.

Или человек, совершающий крошечное падение, – он разве не мечтает о чем-то? Например, тот, кто крадет что-нибудь, маленькое, мелкое – ручку у соседа, булочку или шоколадку в магазине мечтает вынести и съесть: ему будет сладко и вкусно. А вместо этого его хватают, ведут в полицию, допрашивают, вызывают родителей. Ему стыдно, ему горестно, он бы много чего дал, чтобы этого не было. Он понять не может, как это получилось: «Как стало возможным, что я, никогда раньше этого не делавший, из-за какой-то дурацкой шоколадки, пачки печенья, жвачки или чего-нибудь еще попал в такую нелепую историю?»

Крошечное преступление и великое преступление – и тот, и другой, маленький мальчик и «великий» Гитлер руководствовались некоторыми мечтами, которые на самом деле не осуществились. Их обольстили помыслами – и сейчас нам не важно, кто стоит за ними: важно, что они поверили лести.

Или, скажем, человек думает умереть – неважно, по какой причине: или его никто не любит, или у него несчастная любовь, или он проворовался, проигрался, банкрот или еще что-то, или просто устал жить – устал от боли в этом безумном, лживом, грязном мире. Все его достало, и он хочет умереть, надеясь обрести покой.

Мы даже не допускаем случая самоубийства, просто он томится и ждет, когда же наконец наступит смерть, – а она все не наступает и он устал ждать (особенно больной, лежащий на одре болезни). Он думает о том, когда же наступит день и он умрет. Тем самым он отравляет те большие или небольшие оставшиеся ему часы вместо того чтобы просто жить, вдыхая воздух, наслаждаясь солнцем, разговором, речью, улыбками людей – ведь когда он перейдет, переступит черту смерти, все будет совсем не так, как ему сейчас рисуют его помыслы.

Или, например, человек гневается. Он наполнен раздражением, возмущением, яростью в отношении другого человека – и он думает: «Сейчас я пойду и скажу, поставлю его на место, докажу ему, покажу ему», а вместо этого оказывается в очень неприятной ситуации – порой стыдной, порой имеющей последствия, которые приходится искупать годами. В любом случае он получил совсем не то, что хотел.

Вроде бы что такого сложного – доказать или показать что-то тому, кто тебя обидел? А получается все совсем не так. Самый маломальский момент всегда содержит в себе совершенное обольщение. Они выдают помыслы, желаемое за действительное – они нас обольщают, нам льстят, говоря: «Смотри, как ты сделаешь, кем ты будешь, как это будет выглядеть! Смотри, как надо сделать: поднимись на борьбу, докажи, покажи, обольсти, укради, накажи, отомсти, соблазни – это будет так здорово, так замечательно!» А потом получается – стыдно, грешно, страшно, и много бы дал человек, чтобы этого никогда не было.

Хорошо если ситуацию можно изменить. А часто бывает так, что ничего не изменить.

Ты плачешь над телом убитого тобой человека, которого ты просто ударил, но не рассчитал удара, не рассчитал траектории падения тела – оно ударилось об очень твердое или острое, и человек умер.

Ты не хотел этого – ты просто хотел ему что-то доказать. Но ты уже ничего не можешь изменить – ты совершил убийство.

Или женщина, делающая аборт. Или человек, не то что сильно пьяный – так, немножко выпил, – садится за руль проехать всего 100 метров, а тут вдруг совершенно непонятно откуда у тебя человек под колесами, а ты пьяный за рулем.

И ничего невозможно доказать, и ты бы все отдал, чтобы вернуть обратно, но ничего уже не повернуть, не изменить, не отвратить… Это очень страшная вещь.

А началось все с помысла – с картинки, которой меня обольстили, с обольстительного помысла, который мне показал некую мнимость и выдал ее за то, что все будет именно так, как тебе рисуется в сознании (очень часто действительно так и бывало, но это не значит, что и всегда будет так).

Вот эта мнимость, которую представляют нам помыслы, имеет огромную власть над нами: все в нашей голове – туда, в ум наш, в сознание наше всеиваются помыслы, в которые мы верим. Картинкам, которые нам показывают, мы верим и делаем то, что нам кажется заманчивым, красивым, достойным, человечным, правильным, праведным, мужественным, храбрым и так далее. А все оказывается совсем не то.

Мнительность возникает именно когда человек очень часто верит мнимому, очень часто принимая мнимое за истинное: попросту говоря, когда очень верит картинкам в своем сознании. Речь не только о страшных помыслах.

Например, человеку кажется, что его никто не любит. Это не значит, что это на самом деле так, но он мнит, что это так – ему это рисуют помыслы: «Смотри, он тебе завидует… Смотри, он тебя не любит… Видишь, что он тут сделал?» Ничего тот не делал – это всего лишь картинка в твоем сознании. А человек ей верит.

И эта почти уже неистребимая способность и жажда верить всему, что рисуют ему помыслы, делает человека сначала мнительным, а потом приводит к психическим расстройствам – от какого-нибудь ОКР до неврозов и психозов: до психозов, до совершенного безумия доходит человек только потому, что верит тем помыслам, которые ему что-то рисуют… Вроде и греха не делает – он ничего не сделал плохого в своей жизни, у него другая наклонность, но она имеет ту же самую природу: он верит мыслям, верит картинкам, вспыхивающим в его сознании от помыслов, попавших в его ум, в его голову...

Человек начинает уже жить в кругу прелестей: хотя до прелести, которую описали святые отцы, ему бесконечно далеко, но он уже в прелести, живя в мире помыслов, а не объективной реальности.

Ему мнится, что он будет великим, красивым, знаменитым, что он будет тихим – а он шумный, грамотным – а он безграмотный, что достигнет того и того – а он ничего не достигнет, что он будет воздерживаться, если пойдет туда, – а он не воздерживается, что он сумеет удержаться – а он не удерживается. И то, и другое, и третье – все это мнимость, кажимость: мечта.

Но все это в нашей голове, в нашем сознании, куда без всякого запрета входят разнообразные помыслы.

119-й абзац: «Вот и смотри, как лживыми мечтаниями и пустыми обещаниями ввергают нас в падение враги нашего спасения. И сам сатана таким же образом спал с небесных высот, как молния, возмечтав о равенстве Богу. Так потом Адама отдалил он от Бога, внушив ему мечту о Божеском некоем достоинстве (всезнании); так и всех согрешающих обыкновенно обольщает этот лживый и коварный враг».

Буквально в трех строчках преподобный Исихий говорит нам о самой фактуре падения.

Адам возмечтал обманчивое обожение. Но возможно, чтобы он возмечтал обманчивое обожение, если он безгрешен, совершенен в человеческом роде: он не знает ни страстей, ни греха, никакого изъяна в нем нет – он творение Божие. Как можно, чтобы он обольстился? Ведь безгрешному это трудно.

Это и стало возможным, поскольку Адам принял помыслы, которые всеивал в него враг.

В самом Адаме ничего плохого не было, за что могли бы эти помыслы зацепиться. Он просто их принял, ибо враг посеял эти помыслы.

Все понятно, все естественно – враг посеял помыслы, Адам их принял, поверил им, и произошло грехопадение.

Почему он их принял? Почему он им поверил? А потому, что он не любил Бога. Именно прельщенность картинкой сатаны и показала, засвидетельствовала, что он не любит своего Бога, он не хранит Ему верность – не стоит на страже данного ему Богом завета. Если бы он любил, то хранил бы завет.

Это ведь не просто абстрактная любовь, а тут приползает какая-то змеюка и что-то говорит, – это вполне конкретная любовь: «Если ты Меня любишь, пожалуйста, не ешь этого плода». Адам не любил, не поверил, не был бдителен на страже своего сердца, принял помыслы. А дальше все то, что мы хорошо знаем на собственном опыте, произошло и с Адамом.

Поэтому и получается то, что описывается в 120-м абзаце: «Горечью от яда худых помыслов исполняется сердце наше, когда, вознерадев по причине забвения, надолго отводимы бываем от внимания и молитвы Иисусовой. Но когда по любви к Божественному, с крепким усердием, прилежно начнем в нашем детелище мысленном (в мысленной мастерской, в сердце) совершать вышереченное (то есть внимание и молитву), оно опять исполняется сладости в чувстве услаждения Божественным неким радованием. Тогда-то твердые полагаем мы намерения всегда ходить в безмолвии сердечном и не ради чего другого, а ради ощущаемой от него в душе приятной сладости и отрадности».

Как говорит здесь, продолжая ту же мысль, преподобный Исихий, поэтому и необходимо внимание и молитва Иисусова: они необходимы, чтобы любовь и доверие к Богу были постоянными.

Если будем постоянно пребывать в любви, любить Бога, никакие помыслы нас обольстить не смогут. Мы должны любить и доверять – и в этом смысле мы делаемся непоколебимыми. Любой помысел, входящий в нас, отскакивает, ибо мы любим, – и этот помысел, доверяя и любя Бога, мы не принимаем.

Святые даже придумали такой образ, понятный каждому: образ кипящей кастрюльки. Она кипит, и ни одно насекомое к ней не подлетит. Как только кастрюлька остывает, сразу прилетают насекомые. Чем холоднее делается кастрюлька с едой, тем больше к ней прилетает насекомых.

Чтобы помыслы не садились, чтобы они даже не могли подступиться к человеку, нужно гореть любовью к Богу, и эта любовь возгревается вниманием сердечным и молитвой Иисусовой. Забвение Бога, как мы видим в случае с Адамом и во всех остальных случаях, начиная от Адама, забвение Бога и является основой проникновения помыслов внутрь нас: мы забыли о Боге – и приходят помыслы, и мы их пропускаем. Если мы будем помнить о Боге, у нас будет сила их отражать.

Получается такая замечательная картина: не помыслы убивают в нас любовь – мы забыли о Боге, и потому пришли помыслы. Когда мы говорим молитвой и бдительно молясь стоим в сердце, ни один помысел к нам не приблизится, а если приближается, мы сразу его отшвыриваем – он не находит в нас места.

Если помыслы пришли и начинают нас разрушать, это не они разрушают нашу любовь, а мы забыли о Боге, поэтому пришли помыслы.

Это очень важно знать для подлинного покаяния. Не какой-то помысел вошел и меня уронил, и я не знаю, что мне делать, – нет.

Ты сначала забыл о Боге, а потом пришел помысел. Если бы ты помнил о Боге, никакой помысел бы не пришел. На Исповеди или просто в личном покаянии мы потому и каемся, что мы убеждены и знаем: это наше богозабвение, наше нерадение, наша нелюбовь – отсутствие горячей любви к Богу – стали причиной, по которой помыслы пришли и внушили нам то или иное падение, тот или иной грех, зажгли, воспламенили нас той или иной страстью.

Не извне входящий помысел виноват, а мы, которых застиг, застал этот помысел в состоянии нелюбви к Богу.

Поэтому вполне справедливо, достойно и правильно искреннее покаяние начинать именно с того: «Господи, прости меня: я Тебя не люблю. Я очень хочу Тебя любить, но не люблю, ведь, если бы я Тебя любил, я бы помнил о Тебе всегда – я бы все заповеди твои соблюл и ни один помысел греха не смог бы прикоснуться к моей душе».

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475