Иеромонах Корнилий (Морозов): Сила слова

В теме нашей беседы кроется столько неизведанного, интересного… Вы священник, иеромонах, для Вас слово имеет особое значение – Вы с амвона несете Божие слово. Слово – инструмент, с помощью которого Вы общаетесь со своими прихожанами. Вам часто приходится выбирать слова, чтобы донести необходимую мысль до людей. С другой стороны, мы знаем, что в современном мире слово может быть и бичом, разрушать или созидать, а одно и то же слово может быть истолковано по-разному…

– Действительно, понятия «слово», «речь», «язык» – очень глубокие. Лучшие умы человечества размышляют над тем, что есть слово, язык для человека.

Некоторые говорят, что это коммуникативные свойства, хотя лучшего порядка, чем у животных (животные тоже общаются между собой: химическим образом, посылают те или иные волны либо еще как-то, а у человека есть речь – передатчик коммуникативных моментов).

А другие ученые говорят: ничего подобного. К ним относятся последователи Ноама Хомского – ученого, который говорил, что язык для человека – это нечто особенное, то, что отделяет человека от любых других живых существ, населяющих нашу планету, и он нужен не для коммуникативных свойств, а для мышления. Более того, даже удивительно, что мы понимаем друг друга, ведь слово может иметь множество разных толкований. Важно, когда слово произнесено, кем произнесено, в каком контексте. Причем важно не только это, но и то, как другой человек воспринял это слово: понял ли он его так, как понимаю его я, либо он понял его в ином контексте и иным образом истолковал ту фразу, которую я сказал. Удивительно, что мы воспринимаем и понимаем друг друга благодаря языку.

В начале было Слово: под этим термином здесь могут подразумеваться определенные мысли, то есть Господь замыслил – и создалось. То, что нам язык необходим для мышления, и то, что язык отделяет человека от всех остальных живых существ, – очень важная мысль, которую высказали последователи Хомского, на которой они сконцентрировали внимание. Но мы знаем, что Господь нам дал Свой образ и Свое подобие, а язык – отображение подобия Божия в человеке.

С другой стороны, мы можем говорить, что слово важно, и к нему всегда относились со сдержанностью: не случайно и святые отцы писали, что они никогда не пожалели, что чего-то не сказали, и у монахов есть практика молчания. Она тоже говорит, что язык – особая форма для взаимодействия друг с другом. Я думаю, кризис нашей современной культуры в том числе заключается в том, что мы перестаем подбирать слова, в результате чего многие слова уходят.

У академика Дмитрия Сергеевича Лихачева есть интервью, где он говорил, что многие слова вышли из употребления, и с этим исчезли очень важные составляющие в культуре. Возьмем слово «любезность» – он говорит, что мы очень редко используем это слово.

Раньше люди имели определенную репутацию. Они говорили, что у них есть честь, подменяя слово «репутация» словом «честь», но слово «честь» тоже ушло из нашего употребления в языке. Мы стали искать аналоги и похожие слова, в том числе стали использовать слова «репутация», «характеристика» или еще какие-то. А выражение «честь имею» ушло из употребления.

Слово отображает сущность человека: по манере разговора, по богатству языка мы видим, какая природа у человека, какого он воспитания, кто его окружает, в каких отношениях он с другими людьми. Все это дает нам язык. То, как говорит человек, о чем говорит, какие слова использует, помогает нам распознать глубину или поверхностность того или иного человека.

Мне вспоминается Пушкин:
И вырвал грешный
мой язык,
И празднословный
и лукавый...

Мы даже каемся в празднословии, хотя сам по себе термин «празднословие» остается вне нашего духовного восприятия. В чем этот грех?

– Я думаю, человек не задумывается над тем, что он говорит, как говорит и для чего. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – поэтому перед сказанным словом есть некий трепет. А мы сейчас живем в иной культуре.

Ведь раньше люди не умели читать и писать – это было доступно только избранным, и к слову относились достаточно трепетно (особенно те, кто умел читать и писать). Говоря о праздности слова, мы говорим, что от человека устаешь: есть тип людей, которые говорят без умолку, без остановки. Они готовы говорить обо всем, что видят: что вижу, то и пою. Это иногда опустошает.

Когда мы говорим, то затрачиваем большое количество усилий, в том числе и духовных: мы должны сформулировать свою мысль, должны ее высказать, на аргумент привести контраргумент. Если это подлинная беседа, то она занимает огромное количество физических, психологических и духовных сил. А праздные разговоры отвлекают человека от главного.

С другой стороны, когда человек причащается, он должен побыть в уединении – это тоже очень важный момент: это нужно, чтобы не расплескать то, что имеешь внутри себя. Когда мы постоянно общаемся и разговариваем, когда у человека есть потребность постоянно с кем-то говорить, это показывает, что он не готов побыть сам с собой. Он за постоянной болтовней иногда растрачивает сам себя.

Вопрос телезрителя из Белгорода: «В Евангелии от Иоанна сказано, что ученики возмутились и многие отошли, когда Христос сказал о Евхаристии: вкушать Его Тело и пить Его Кровь. Многие говорили: как это можно слушать? И Христос объяснял ученикам: Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь. То есть Христос объяснил, в чем смысл Евхаристии: получается, что главное в Евхаристии – слова Христа, по ним нужно жить, то есть их вкушать и пить, как бы насыщаться этими словами? Получается, что это главное – жить по Его заповедям? И это самое трудное. А ложку чего-то, как говорится, съесть – намного проще. И все пошли по более легкому пути».

– Вопрос в том, как понимать те или иные выражения Священного Писания. У меня был такой случай. Я был в магазине, ко мне подошел молодой человек и сказал: «Вы в ад попадете – Вы православный священник, а священников называют отцами. Господь сказал в Священном Писании: ˮИ отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесахˮ. Вас называют отцом – Вы не соблюдаете заповедь Божию, поэтому должны попасть в ад».

Телезритель сейчас говорил о словах Христа: cиe есть Тело Мое... cие есть Кровь Моя... cиe творите в Мое воспоминание. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как это понимать – буквально или, как сказал телезритель, аллегорически: мол, слушай слово Божие, а зачем причащаться?

Как об этом думали святые отцы? Если большинство святых отцов говорили, что эта фраза аллегорична, то и я должен следовать этому. Если святые отцы (следовательно, Церковь) говорили, что эта фраза Священного Писания должна восприниматься буквально, то и я должен воспринимать ее буквально.

Слова, которые произносит Господь на Тайной Вечере («Сие есть Тело Мое... Сие есть Кровь Моя... Сие творите в Мое воспоминание»), надо воспринимать буквально – мы должны вкушать Его Тело и пить Его Кровь, ибо под Телом и Кровью понимается сама сущность Христа. И мы все едины между собой, находимся в единой Церкви потому, что соединяемся со Христом в Евхаристии.

Мы не просто читаем Священное Писание, как это делают протестанты. Мы находимся в единстве между собой благодаря единству в вере и тому, что участвуем в едином таинстве, которое заповедал Христос. Мы действительно соединяемся с Ним благодаря этому таинству.

И есть очень большие трудности с тем, чтобы, как выразился телезритель, поднести ложку ко рту: ее надо поднести не в суд и не в осуждение. И отсюда вытекает то, что мы должны соблюдать заповеди Божии.

Но будем помнить слова Христа, что любой закон, любую заповедь преступают. Сколько ни говори ребенку не брать спички, он обязательно их возьмет. Любое правило человек хочет преступить – такова природа человека. И только благодать Христова готова изменить его – поменять его природу.

Почему мы меняемся? Мы меняемся не сами – нас меняет Христос. Мы спасаемся не сами и не тем, что исполняем заповеди Божии: Христос нас спасает. И это очень важный акцент, о котором мы часто забываем.

Вспоминаются сразу Адам и Ева – ослушание привело нас буквально к смерти… Продолжим разговор – сила может быть разная: и очень позитивная, и очень разрушительная, но при этом о слове мы не заботимся никак. Стоит пройти по улице – и услышишь совершенно гнусную матерщину. Неужели невозможно вмешаться так, чтобы этого больше никогда не было?

– Я думаю, что речевой упадок связан именно с тем, что идет оскудение внутреннего мира человека. Вспомните, раньше, когда женщины пряли или плели кружева, они пели – и в песнях был очень глубокий смысл. Когда монахи работают в монастыре, они молятся, тем самым освящают словом свою работу. Часто от паломников слышишь: «Как в монастыре вкусно готовят! Я готовлю кашу точно так же, но она не такая, как в монастыре». Это потому, что пища освящается словом, а слово несет в себе глубинный смысл – оно, как заряд, несет в себе то, что ты в него вложишь. Так же и жизнь человека освящается молитвой, словом Божиим, когда человек читает Священное Писание.

Если же у человека речь с матом, нецензурными выражениями, это свидетельствует, в какой грязи живет человек, его все раздражает, ему ничто не мило. Можно только пожалеть таких людей.

Иногда слышишь, как дети ругаются, и понимаешь, что они это услышали от своих родителей, слышны даже взрослые интонации в этом. Но есть еще один очень интересный аспект. Мне кажется, у каждого молодого человека наступает период, когда хочется узнать нечто большее, нежели язык, на котором сейчас разговаривают очень многие. Но где можно услышать слово, чтобы перестать говорить на ненормативном и табуированном языке?

– В моем детстве мы читали книги. Сейчас очень мало читают или читают не совсем хорошие книги. Но это вопрос к тому, что и чтение должно быть нормировано. Список внеклассной литературы (ее ребенок должен прочитать летом), произведения, изучаемые в школе, – это те маяки, к которым он должен возвращаться в своей жизни. Это вершины владения языком. Если человек может еще и на иностранном языке прочитать то или иное произведение, это будет просто шикарно.

Почему мы видим такую разницу во владении речью между современными детьми и детьми советского периода, например? Дети советского периода блестяще владели речью, ведь они много читали. Когда сейчас говоришь детям о Париже XVII века – например вспоминая «Трех мушкетеров», – современные дети тебя не понимают: они не читали этого произведения и не могут соотнести историю и это литературное произведение. Отсюда крах: бедность их речи.

Вы замечательно сказали, что здесь есть некая педагогика. Вы упомянули, что в школе мы читали литературу, заданную на лето. Педагог использует слово, чтобы научить людей, детей мышлению – этот момент очень важный. Но постепенно педагоги сами узнают все меньше и меньше, и образование становится все индивидуальнее. Может быть, имеет смысл родителям самим начинать читать? Может быть, все равно, сколько тебе лет, и можно научиться менять свою жизнь и способ мышления?

– Конечно. Нет ничего невозможного. Человек, который к 60 годам говорит, что ему поздно меняться, просто не любит жизнь. Я знаю людей 80–90 лет, они живо воспринимают что-то новое, хотят узнавать что-то новое, хотят поездить, насладиться временем, которое им дано. Почему бы человеку не заняться тем, что его интересовало всю жизнь? Сейчас у него есть время реализовать свое желание.

Перейдем к слову Божию. Святые отцы говорят, что, когда мы молимся, мы беседуем с Богом, а когда читаем Священное Писание, Бог беседует с нами. В этом отношении мы воспринимаем Священное Писание как слово Божие, которое отображает Самого Бога.

К глубокому сожалению, когда мы слушаем Евангелие во время Литургии, часто не очень понимаем даже синодальный перевод. И редко кто читает в храме Евангелие так, что хорошо слышно буквально каждому прихожанину. Мы слышим слово – и не понимаем, и мы не желаем образовываться: никто ведь нам не запрещает прочесть до Литургии сегодняшнее Евангелие на русском языке, чтобы понимать, о чем пойдет речь… Только ли то, что «мы ленивы и нелюбопытны» не подвигает нас на изучение церковнославянского языка, на котором мы слышим слово Божие?

– Мы к слову Божию должны немножко по-другому относиться. Очень многие относятся к слову Божию как к книге – человек думает: «Я читаю Достоевского, Тургенева, а сейчас прочту Священное Писание – я человек умный, образованный и все пойму». Такой подход говорит, что человек может прочитать Священное Писание, но ничего в нем не понять: в Священном Писании сокрыта глубина, которая не лежит на поверхности, и нужен определенный труд, чтобы изучать Писание.

Вот сегодня в нашем эфире прозвучали вопросы. Люди читают, но не всегда им хватает знаний. Важно не только прочитать Священное Писание, главное – правильно растолковать текст, а это большой труд. На проповеди священник растолковывает текст, который люди слышали во время Литургии.

С другой стороны, когда мы читаем Священное Писание, оно может как-то ударить в сердце, мы должны подумать над этим словом, поразмыслить над тем, что прочитали или услышали. И это тоже требует определенных сил. Есть люди, которые говорят: я прочитал Священное Писание, я знаю, о чем там написано. На самом деле человек ничего не знает, хотя действительно прочел, может быть, все Священное Писание.

К слову Божию надо подходить с определенным трепетом, ведь действительно Господь с нами в этот момент беседует. Как слово начальника мы ловим, чтобы понять, что нам необходимо сделать, так и со Священным Писанием: надо с определенным трепетом и вниманием относиться к сказанному слову.

С другой стороны, мы должны брать во внимание, что читаем перевод. Перевод – это тусклый отблеск того, что написано в оригинале. Это как ковер, перевернутый обратной стороной: вроде бы узор сохраняется, но он довольно тусклый по сравнению с тем, каким должен быть. Поэтому, читая Священное Писание на русском языке и даже в синодальном переводе, мы все равно должны понимать, что это перевод.

Вопрос телезрителя из Москвы: «На что способна сила слов? Почему сбывается то, что мы произносим?»

– Материальность слова всегда в культуре присутствовала – например проклятие. В разрешительной молитве это есть: если попал под проклятие отца, матери либо под свое проклятие, прощаю и разрешаю... То есть слово несет за собой материальный контекст. И наша молитва тоже материальна.

Мы не просто молимся в пустоту – мы обращаемся к Всевышнему и просим реализации этого в нашей жизни. Слово всегда мыслилось как нечто материальное, что мы формируем уже сейчас.

Вы сказали, что слово материально. Когда мы молимся, мы часто просто вычитываем молитву. Можно ли произносить меньше молитв, но осознанно, чем читать много молитв, ничего не понимая?

– Я думаю, смысл молитвы в том, чтобы мы произносили ее осознанно. Молитва – не только обращение к Богу, но мы всегда в молитве имеем обращение и к самому себе: молитва должна привести наше сознание в порядок, должна расставить все приоритеты, все акценты. Молитва формирует человека, и, кстати, формировала всегда: люди, кажется, были простыми, но очень сформированными, потому что они молились. Молитва помогала сознание приводить в порядок. Людей, страдавших деменцией, было гораздо меньше: люди молились, помнили молитвы, знали их наизусть, имели отношения со словом до конца своей жизни.

Батюшка, очень благодарен, что Вы смогли к нам приехать из такого далекого города, из другой страны – Эстонии. Благословите наших телезрителей на изучение слова и на молитву.

– Храни всех Господь. Пусть милость Божия будет с вами!

Записали:
Таисия Зыкова
и Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475