Священник Константин Корепанов: Основной фундамент молитвы есть смирение

Продолжение. Начало в №31 (1072), №34 (1075) 2020 – №19 (1108) 2021

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана Римлянина из 2-го тома «Добротолюбия». Напомню, разговор у нас идет о молитве, и в первом же Слове, а потом еще несколько раз Иоанн Кассиан уподобляет молитву столпу высотой до неба (или «имеющий проникнуть в самые небеса столп», как он говорит в 197-м абзаце). Почему?

На самом деле, это очень известное сравнение – столп от земли до неба: огненный, пламенный, световой столб. Именно так обычно рисуют молящегося человека, молитвенника, и это изображение молитвенника основано как раз на представлении отцов «Добротолюбия» (особенно Александрийской школы, Египетской пустыни), что молитва есть низведение Бога в сердце, так что сердце становится престолом Божиим. А раз сердце становится престолом Божиим, раз человек становится престолом Божиим, то человек превращается в Небо, он на Небесах живет, ибо где Бог, там и есть Небо.

В более рациональную эпоху было принято думать, что молитва есть некий канал, соединяющий Небо и землю, то действие, которое превращает землю в Небо, действие, которое низводит Бога в сердце человека, или действие, которое возводит человека на Небеса.

Преподобный Иоанн Кассиан говорит, что молитва возводит человека на Небеса – она его поднимает вверх.

Молитва возводит человека вверх, но именно не в том смысле, что человек отрывается от земли во время молитвы (а такое бывало, люди видели такое), а само существо, сама онтология молитвы – в том, что она возводит человека к Небу, выводит его в Небо, ибо Бог соединяется с человеком, а, как я уже сказал, Бог и есть Небо.

Еще раз уточню: это не наше небо – не в облака это восхождение совершается (это скорее мечтательность, экзальтация), а именно в Небо с большой буквы, когда Небом становится сам человек и в сердце его помещается Небо. В этом смысле он – Небесный столп.

Такое восхождение от земли на Небо, которое осуществляет молитва, естественно, невозможно при молитве как действии, когда человек просто читает некий молитвенный текст. Он просто читает (медленно или быстро, с выражением или без выражения) что-то устами. Да, его сердце может тронуть какое-нибудь выражение (по крайней мере, первые разы), потом он просто читает это автоматически – «надо прочитать». Это к молитвенному действию не относится.

Величайшая проблема нашего времени связана в первую очередь именно с тем, что молитвослов, как и грамотность, стал доступен, и человек стал воспринимать чтение текста по молитвослову молитвой – он стал называть это молитвой, он стал воспринимать это как молитву. Хотя просто чтение молитвенного текста – не молитва по существу. Важно, что святые отцы называли молитвой действие сердца, вмещающего и переживающего Бога: вот что такое молитва.

Если я просто прочитал текст, просто осуществил какое угодно действие и оно не привело к тому, что сердце мое вместило Бога, что Бог пришел внутрь меня, преобразил мое сердце и сделал его престолом Своим, вместилищем Своим, возвел меня на Небеса, чтобы я пережил Его присутствие, то на каком основании я решил, что то, что я делаю, называется молитвой?  И раньше по-другому никогда не было: и в XIX веке, и в IX веке, и до Рождества Христова, и в каком угодно столетии все было точно так же – чтобы помолиться, человек должен сделать движение сердца, устремляющее его к Богу. И эта устремленность к Богу  встречала встречную любовь Бога, устремившегося к человеку, и устанавливался союз единства, превращающий человека в Небо – в престол Божий.

Когда человек стал вместо этого действия просто читать что-то, ему стало казаться, что святые отцы и говорят именно про это, а они говорили про молитву вне всякого молитвослова (которого тогда и не было еще ни в каком виде).

Именно это действие, скажем, описывает апостол Павел: он говорит, что когда мы действительно верим во Христа, то любая молитва, которую мы произносим, произносится действием Святого Духа, и мы Им, Духом Святым, называем Бога своим Отцом. Если мы не знаем этого переживания, этого ощущения, если не приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!» Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии, по слову апостола Павла, то мы не знаем молитвы.

Это не значит, конечно же, что мы сейчас должны закрыть молитвослов и больше ничего никогда не делать, – нет. Просто, открывая молитвослов, мы должны по нему молиться, а не читать.

Мы должны научиться собирать и вкладывать свой ум в слова молитвы, низводить молящийся ум в сердце, собирая вместе ум и сердце. Мы должны научиться переживать слова молитвы, научиться подключать к этому волю, чтобы, молясь, действительно имели решимость исполнить просимое – взяв в руки молитвослов, Псалтирь или четки, взяв некое молитвенное упражнение, мы должны всему этому научиться. И они тоже учились молитве. Но этот вопрос именно так должен стоять: «Научи меня молиться», – а не «какую молитву мне прочитать?». Это принципиальная разница, и отсюда множество наших проблем, неудобств, нестроений нашей личной церковной жизни.

197-й абзац: «Посему, чтобы молитва могла быть возносима с должною горячностью и чистотою, вот что следует всячески соблюдать: всякая забота о вещах плотских всеконечно должна быть отсечена; потом – не только хлопотание о каком-либо деле или случае, но даже и память о том отнюдь не должны быть допускаемы, равно как развлечение, пустословие, или многословие, и шутки должны быть пресечены, паче же всего смятение от гнева или скорби совсем подавлено, пагубное возбуждение плотской похоти и влечения сребролюбия – с корнем исторгнуты. По совершенном же извержении и отсечении этих и подобных пороков, открытых и для взоров человеческих, и по таком предварительном вычищении всего, завершающемся чистотою и непорочностью, должно далее во-первых положить непоколебимый глубокого смирения фундамент, который был бы силен сдержать имеющий проникнуть в самые небеса столп; потом должно быть на сем основании возведено здание духовных добродетелей, и дух удерживаем от всякого парения и блуждания непостоянного, чтобы таким образом духовный взор мало-помалу начал подниматься к созерцанию Бога. Ибо что прежде молитвенного часа восприняла в себя душа наша, то необходимо приходит нам на мысль и во время молитвы, бывая вносимо туда рукой воспоминания. Почему какими желаем быть во время молитвы, такими должны мы себя уготовать прежде времени молитвы; и чего не желали бы мы видеть теснящимся в нас, когда молимся, то поспешим прежде того изгнать из сокровенностей сердца нашего, да возможем исполнить Апостольскую заповедь: „непрестанно молитеся“».

Этот абзац указывает на две вещи. Во-первых, на то, о чем я уже сказал. Молитва – это не «пришел, открыл что-то и помолился». К молитве надо готовиться и ей учиться – это некий искомый результат большого количества духовных аскетических усилий.

Я, конечно, не встречался с преподобным Серафимом Саровским или с преподобным Сергием Радонежским и уж тем более с Антонием Великим. Я не знаю, может быть, у них это было само по себе, как-то взяли и стали молиться, ибо они чистые сердцем, чистые душой. Не знаю.

Но все современные люди, которые умеют молиться, этой молитве научились – точнее, этой молитве они были научены Богом, но они именно затратили на это определенные усилия и определенное время. Это именно результат определенных усилий. Это первое, что важно нам почерпнуть из данного абзаца.

А второе, о чем, собственно, сам абзац: молитва зависит от впечатлений и переживаний души до молитвы, то есть того, чем живет человек до молитвенного часа, и встречает его во время молитвенного часа. Поэтому если он хочет в молитве быть с Богом, то должен беречь и хранить себя в течение послушаний, трапезы, сна, должен хранить себя от всего, чтобы оставаться с Богом, тогда он и на молитве обретет молитвенное предстояние Богу.

Если еще раз подробно перечитать все эти многочисленные условия, то совершенно очевидным и понятным становится, что монаху это сделать удобнее, чем мирскому человеку. Монах может оградить себя от суеты, от хлопот: что дали, то и ешь; что дали, то и носи; куда послали, туда и иди.

А как быть, если ты мирской человек и сам принимаешь решения: «Что приготовить и во что одеть ребенка? Куда сегодня пойти: на собрание, на заседание, на Ученый совет, на лекцию, на мероприятие, на концерт? Из детей кого-то на кружок, кого-то на секцию… Что приготовить мужу, что приготовить детям? Как собрать их в школу, как из школы встретить? Как помолиться, хоть вкратце, чтобы с ними в школе ничего не произошло? Как всю эту логистику выстроить, как со всеми детьми домашние задания сделать, как побеседовать с ними?»…

Это хлопоты, но хлопоты неизбежные и обозначенные Богом – вспомним слова апостола Павла: кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного. Попечение и есть хлопоты, забота. Просто они порой могут быть суетные, но могут быть и не совсем суетные. Но сами эти хлопоты неизбежны…

А какие хлопоты, например, когда ребенок делает презентацию… Это вообще настолько недуховные вещи: ребенок и презентация... Ребенок делает совершенно бессмысленную вещь, и ты понимаешь, что она бессмысленная, она никакого ни образовательного, ни воспитательного эффекта не имеет. Человек проводит у компьютера и в интернете достаточно много времени, чтобы найти информацию, фотографии, а ты должен помогать ему, объяснять что-то, структурировать – это настолько хлопотное дело, совершенно лишенное всякого духовного (и даже порой образовательного) содержания… Понятно, что никуда от этого не деться. В этом смысле, конечно, мирской человек остается мирским человеком.

А у него еще есть работа, есть переживания по поводу вызова начальства, еще он бывает на дороге в качестве водителя, где стоит в пробке или едет в потоке машин, должен совершать маневры, продумывать, как кого-то обогнать, как совершить поворот... Естественно, это есть в нашей жизни.

Порой человек рад бы всего этого не делать, и многие мечтают о времени, когда можно будет продать машину, выйти на пенсию, вырастить детей и просто сидеть под яблоней, под смоковницей, под кустом сирени и молиться, думать, никуда не спешить, минимизируя все встречи, колыхания души, воли, сомнений – просто готовясь к главной встрече с Богом. Ну а пока-то как?

Тем не менее, есть сам принцип: чем душа твоя напечатлеется в течение дня, то и встретишь ты на молитве – это работает и для мирского человека. Но каким образом?

Мы должны понимать, как здесь и говорит Иоанн Кассиан: основной фундамент молитвы есть смирение.

Это именно фундамент – пусть у нас будет не столп, а столпик, тем не менее, хоть он и крошечный, он все-таки превращает наше сердце в престол Божий. Да, мы не будем светиться (как Серафим Саровский) и не будем стоять на воздухе, как Амвросий Оптинский или Мария Египетская. Но вселиться и в наши сердца Бог может, и это крайне необходимо, ибо суть христианства – в том, когда Бог живет в человеке.

А раз это не только возможно, но и необходимо, стало быть, это возможно сделать и в мирском состоянии, иначе нам всем категорически запрещалось бы работать, создавать семьи, рожать детей, приобретать какую-либо собственность, потому что это все предполагает определенные хлопоты.

Так вот, смирение тем не менее всегда фундамент для любого столпика, возводящего человека на Небеса, и это смирение необходимо всем нам, если мы хотим, чтобы молитва у нас получилась. Но что значит смирение?

Первое – это принятие воли Божией безропотно и безусловно. Мы смиряемся перед волей Божией, мы ее принимаем. Это значит принимать приходящих ко мне людей, уходящих от меня людей, действия человеческие, обстоятельства, которые случаются, немощи людей, которые ко мне приходят, и страсти людей, которые от меня уходят: это понимать, что так Господь повелел мне провести этот день. И в этом отношении все эти хлопоты тоже посланы мне Богом.

Совершенно не важно, что я хотел бы, например, быть в монастыре и молиться (если я хочу сидеть в монастыре и молиться, это все – мечта: если бы я реально пошел в монастырь, там бы мне тоже пришлось и слушаться, и хлопотать – меньше, но и искушения были бы острее, и переживания глубже, и никто бы мне не дал в монастыре делать то, что я хочу). Но и в семье я не делаю того, что хочу, и на работе я не делаю что хочу. А кто хочет? Бог хочет. Этот начальник дан мне Богом – именно Он дал мне эти задания, эти послушания, эти наказания, эти исправления, эти дети даны мне Богом, и процесс их воспитания указан Богом. Все эти хлопоты назначены мне Богом. Я должен хлопотать, должен что-то делать, но не по своей воле, а осознавать это как то, что дано мне Богом.

И тогда я смирюсь.

Я понимаю, что должен ехать сегодня на тренировку со своим сыном или должен делать с ним домашнюю работу или презентацию, – я должен: это назначено мне Богом.

Сердце мое ропщет: оно хочет другого, но если оно смирится и примет, что я должен ради ребенка, данного мне Богом, это делать, то я обретаю мир, и моя молитва обретает правильный фундамент: я принимаю все посылаемое мне Богом в этот день – все хлопоты, все служения, все попечения.

И тогда я научусь, по крайней мере, отличать то, что назначено мне Богом, от того, что выдумываю я сам.

А второе непременное условие – это сокрушение и обвинение себя, а не людей, во всех своих бедах.

И вот на этом прочном фундаменте можно начать строить молитвенный столп.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475