Священник Николай Святченко: Могут ли привести ко спасению другие религии?

Суть вопроса – именно в этом: могут ли привести к спасению другие религии? Мы говорим, что только Православие способно привести человека к спасению. Вы уже много лет занимаетесь апологетикой и в Академии религиоведения и церковных искусств, и в своей миссионерской деятельности не только в России, но и за рубежом, поэтому с Вами и можно поговорить на эту тему.

Ваш выбор Православия случился давно – наверное, в детстве. У Вас никогда не возникало мысли, почему Православие, а не другая религия?

– Конечно, такой вопрос я себе задавал, особенно в юности. Если человек находится в Церкви в юном возрасте, он проходит определенный кризис веры, и совершенно нормально, что появляются эти вопросы: «Почему я именно в Православной Церкви? А чем хуже другие религии?». И сегодня молодые люди, знакомые с многочисленными вариантами различных религий, конфессий, исповеданий, очень часто ищут ответ на вопрос, почему они находятся в той или иной религии, почему, в частности, Православие выделяется из других религий, почему проповедники, миссионеры так настаивают, чтобы именно представители других религий приняли христианство.

Эти вопросы звучат в особенности от молодого человека, проверяющего эту жизнь, пытающегося все испытать на собственной шкуре. Его мало интересует опыт предыдущих поколений, к сожалению, но таков сегодня молодой человек, таково сознание нашего современника: СМИ, соцсети все больше и больше человека убеждают, что он обязан самостоятельно все вкусить – попробовать, насколько это возможно, больше различных традиций, религий и сделать выбор.

Вопрос телезрительницы: «Господь ведь не смотрит на религию, а смотрит на сердце. А мы, православные, только внешне все делаем да языком. Есть другие религии, а мы осуждаем, но они, может быть, праведнее нас в тысячу раз. Да любите друг друга».

– С одной стороны, мы можем утвердительно сказать, что спасение возможно в других религиях. Но мы должны сделать здесь определенное замечание: когда эта религия становится переходным звеном между человеком абсолютно бездуховным, не имеющим никаких духовных и религиозных ориентиров в жизни, и между христианством – когда религия способна стать той ступенькой, благодаря которой он может прийти ко Христу.

И в этом смысле уже религиозные философы XIX – начала XX вв. разделяли религию и веру, подразумевая под религией человеческую интуицию, человеческие усилия, направленные в сторону метафизики, в сторону духовного мира, Бога. В разных народах эта интуиция проявляется по-разному. Мы видим, что многие этические концепции общие в традиционных религиях: не убей, не укради, не лжесвидетельствуй – есть вещи, которые во всех религиях являются общими.

Но вместе с тем, если мы посмотрим религиоведческим или христианско-богословским взором на каждую из религий, мы найдем очень много несоответствий касательно цели духовной жизни, тех нюансов, которые показывают христианство как откровение, которое мы имеем непосредственно от Бога. Религия является прежде всего обращением человеческого духа к Богу и организацией своей жизни в этом плане, чтобы притянуть взор Небесного мира к себе. Часто это выражается даже в каких-то грубых формах, когда речь идет об абсолютно маргинальном язычестве, оккультизме, магизме.

Это могут быть религии более высокого качества, те, где есть развитая мифология. Допустим, древнегреческая религия, древнеегипетская религиозность, шумеры, не говоря уже о таких восточных течениях, как конфуцианство или буддизм, индуизм, особенно отточенных со стороны религиозно-философских категорий. Это тоже движение человеческого духа к какому-то духовному ориентиру.

Но христианство – это пришествие Самого Бога в мир в лице Иисуса Христа, Который отдает Себя человеку, делает человека Своим сыном или дочерью, даже Своим другом. Христос много раз говорит о том, что спасение возможно только через веру в Него. То есть человек спастись без Христа не может.

Но как к Христу прийти? Конечно, это уже отдельный вопрос, но, во всяком случае, для пришествия к Христу, для Его принятия в человеке должен произойти определенный кризис: он должен увидеть, что его уже тошнит от религиозных, обрядовых действий, в которых он пребывает. В этих бесконечных обычаях, традициях человек рано или поздно видит для себя абсолютную никчемность. Тогда его дух способен начать запрашивать чего-то большего, тогда в человеке может произойти духовный кризис, который может привести его к Христу.

И таких обращений на нашей планете очень много, различные сайты (и не только православные) публикуют очень много историй относительно того, как представители тех или иных религий приходят ко Христу именно тогда, когда они оказываются искренними, ищущими людьми в этом плане. Тогда, когда они чувствуют своей душой, что находятся в стагнации, что их духовность дальше не растет, что они перерастают то детское, что некогда приобрели в своей религии – набор традиций, обычаев, определенные правила жизни.

Поэтому здесь мы, конечно, делаем вывод, что христианство – для особенно духовных и чутких людей. Именно с точки зрения выбора христианской веры, когда человек приходит из той или иной религии или находился в древней религиозной традиции (например, такой, как синтоизм), или когда идет речь о каких-то новых эзотерических течениях и новейших движениях. И, конечно, разница есть, когда человек уже рожден в Православии. Тогда мы видим другую картину: человек должен открывать христианство или Христа каждый раз по-новому – рожденный в Православной вере претерпевает много стадий духовного взросления.

В Евангелии мы читаем несколько раз, что Христос что-то делает или что-то происходит, – и автор замечает: «И апостолы уверовали в Него» после чуда в Кане Галилейской, после какого-то исцеления больного или воскрешения мертвого или какого-то слова Иисуса Христа – как будто до этого ученики не были верующими, а здесь перед ними пелена безверия абсолютно спала. Нет, этими словами автор до нас доносит идею, что апостолы проходили определенные стадии духовного взросления, что их вера 3 часа назад, грубо говоря, или неделю назад была другой, нежели той, какой она стала сейчас.

И мы, как апостолы, проходим эволюцию веры, когда меняется отношение к тем вещам, которые мы еще вчера повторяли, к тем словам, которые мы произносили, к восприятию Бога. И это не только нормально, а есть признак живого организма: мы живем, не находимся в стагнации. Человек в этом смысле открывает для себя Бога и думает так, как не мог себе и представить еще несколько десятилетий назад.

Вопрос телезрителя из Белгорода: «Христос на все это ответил Сам. Он сказал: никто не может прийти к Отцу, как только через Меня. А Филиппу Он ответил: Я есть путь, и истина, и жизнь. То есть те, кто исповедует Христа, те и спасутся. До IV в. никаких делений на конфессии не было, а конфессии – это просто грызня начальствующих. Они грызутся до сих пор, а простые люди не делят друг друга на православных, католиков, им это безразлично».

– Разделение на христианские конфессии произошло, конечно, позже: не в IV в., а в XI, даже в XII вв., если речь про римо-католицизм, а протестантизм – это уже XVI в. Мы имеем один христианский фундамент, но это уже совсем другой разговор о христианских конфессиях, о Церкви вообще.

В Церкви с самого начала было два подхода, они были, по сути дела, миссионерскими. И часто в литературе они обозначаются как формально положительный и отрицательный подходы в отношении других религий. Положительный – это линия Иустина Философа, Климента Александрийского, Оригена, Феофила Антиохийского, Минуция Феликса: апологетов и миссионеров, которые проводили рецепцию языческого наследия, воцерковляли, христианизировали культуру, философию, даже какие-то традиционные для жизни римлян и греков вещи, наполняя их христианским смыслом.

Они стояли на той идее, что все лучшее, что есть в этих религиозных традициях, в философии, науке, христианство должно использовать, ведь все это также Божий дар, имеет отношение к человеческому творчеству, к духу. Здесь вспоминаются слова Иоанна Златоуста, который говорит, что между людьми много общего. У нас нет ничего общего только с диа-волом, но с людьми из других религий, с другой философией у нас много общего, и мы должны это общее уметь распознать.

Есть другая традиция, отрицательная, ее придерживались Тициан, Тертуллиан и другие апологеты, которые стояли на точке зрения отрицания культуры, философии, религиозности во всех других религиозных традициях, видения того, что в других религиях существует только поклонение бесам, дьявольским силам. Такая традиция тоже существует в Церкви, хотя и Тициан, и Тертуллиан в конце жизни стали критиковать Церковь и отклонились в раскол от церковного большинства в этом смысле… Но эти обе традиции существуют одновременно.

Современный миссионер, апологет и простой христианин волен избирать, я так полагаю, свой метод обращения к человеку. В отношении разговора с одним человеком подойдет линия сохранения лучшего, что есть в его жизни, в тех знаниях, которые он приобрел. Другому человеку больше может подойти миссионерская линия абсолютного разрушения тех идолов и кумиров, которые тот приобрел при жизни: они ему могут мешать обратиться всем сердцем и разумом ко Христу.

Вопрос телезрителя: «Спасет ли религия мир? Что такое спасение? Какова христианская доктрина о спасении?».

– Телезрителю можно порекомендовать пойти на епархиальные курсы. Думаю, в Москве очень много подобных курсов. Я знаю, что там есть и прекрасные миссионерские курсы. Все 3 вопроса – глобальные.

Христос способен спасти человека – в общем-то, это единственное спасение нашей души.

В каком смысле Христос спасает нашу душу, нашу жизнь, нашу личность, наше существование? В том смысле, что человек обретает самого себя, когда он рядом со Христом. Человек обретает не только смысл жизни, но и полноту жизни. Он обретает полноту общения со своими близкими, которых любит. Это становится актуально, осмысленно, потому что это не череда случайных взаимоотношений. Христос просто спасает человека как человека. Здесь ответ очевиден, если сказать коротко, не погружаясь в догматические и богословские глубины.

Тогда вся наша доктрина заключается в том, чтобы возлюбить Господа так же, как Он возлюбил нас.

– Если сказать просто, то это, как говорят апостолы, единственная заповедь, с которой Христос обращается к людям, – заповедь о любви: все на ней строится – она как фундамент лежит в отношениях Бога с человеком и людей между собой.

Когда мы говорим о спасении, имеем в виду спасение в вечности. Здесь возникает самый главный вопрос нашей беседы. Насколько мы в принципе готовы говорить о спасении, скажем, в буддизме, в исламе? Что такое спасение и чем отличается, например, наше спасение от веры неоязычников? Говорят ли они вообще о спасении, о вечной жизни?

– В традиционном язычестве есть некоторые представления о долине предков, о какой-то прекрасной стране. Все-таки языческое сознание как-то предчувствует, что жизнь в этом мире – не та, ради которой человек сотворен. На глубинном подсознании человек подозревает, что он не житель этого мира. Он должен наследовать что-то другое, если речь о язычестве.

Но речь здесь о другом. Не так важно, что они себе представляют на этот счет, а что есть фактически. Фактически спасение личности, спасение человека возможно только через Иисуса Христа.

Что касается таких философско-религиозных традиций, как буддизм, – там спасение мыслится как выход из всех взаимосвязей этого мира, из колеса Сансары, чтобы человек уже никогда больше не возрождался, не воплощался.

И происходит уничтожение личности.

– Ушел в нирвану – буквально угас как личность. Отсюда многие христианские апологеты в VIII, IX, X вв., когда соприкасались с буддизмом, видели какую-то пустоту в сердце этой религии: она не имеет положительного характера, положительной цели – она, скорее, отрицает этот мир, все взаимосвязи в нем. Мы здесь можем найти очень много похожего с аскетикой (когда христианский аскет борется с желаниями касательно этого мира, подчас с собственным телом и его проявлениями, мы можем найти здесь какие-то соприкосновения), но положительная цель иная. В буддизме положительная цель заключается в том, чтобы абсолютно выйти из череды перевоплощений, и ни в каком боге, ни в какой личности спасение обрести невозможно. Это если сказать очень грубо и коротко. По этому целеполаганию мы никакой параллели не можем провести с христианством.

В Иоанно-Богословском Череменецком мужском монастыре проводятся конференции, и очень много людей сюда приезжало и приезжает. Надеюсь, в этом году мы снова соберемся… Очень много людей пришло к Православной вере и из «Свидетелей Иеговы», есть и те, что пришли из протестантских конфессий – их тоже много, много тех, кто пришел из буддизма. Но не могу сказать, что много людей пришло из ислама – их все равно меньше. Вы этих людей знаете уже много лет. На Ваш взгляд, что их заставило прийти к Православной вере?

– Нет, это внешний фон, конечно. Прежде всего в людях произошел внутренний душевный кризис. Они почувствовали недостаток того, где находятся, неполноту. В этот момент рядом оказался миссионер, привел аргументы интеллектуального или рационального характера. Человек что-то чувствует иногда в церкви во время богослужения – такое тоже случалось. Но это всегда сопровождается душевным внутренним кризисом того, как человек ощущает пустоту в своей религиозной традиции (или какую-то завершенность).

Очень важно понимать, что христианство – вера, откровение. Оно есть то, что полностью завершает религию: отличие христианства от религии в том, что христианство способно дать человеку живые отношения с Богом. А живые отношения невозможно подвести к каким-то знаменателям, конкретным традициям, обрядам. Живые отношения всегда выше любых формальных проявлений.

Записали:
Елена Кузоро
и Маргарита Попова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475