Священник Алексий Русин: Духовное пение

С древних времен люди пели. Значение хорового пения в жизни общества – оно огромно: это один из инструментов воспитания человеческой души, особенно когда речь идет о духовном пении, о церковной традиции. Но само понятие «духовное пение» несколько размыто. Хотелось бы об этом чуть подробнее поговорить...

– Думаю, духовное пение – это прежде всего пение, обращенное к Богу, пение о Боге, пение для Бога. Это пение, которое используется при богослужении, во время молитвы. Естественно, богослужебное пение на Руси, в России было в храмах, монастырях. Наверное, именно оно положило начало и народному пению в том числе.

Для нас хоровое пение – часть традиции. Но нередко слышишь, как заходящие в храм люди говорят: «Что-то пели на клиросе, но мы ничего не поняли». Почему?

– XX век внес большие корректировки в этом направлении. Люди в силу различных обстоятельств (раскулачивание и другие моменты) из деревень массово переселялись в города – плюс были гонения на верующих. Пение потихоньку уходило из людского быта. Да, где-то оно оставалось, в деревнях частично сохранилось, но только частично и не везде.

Конечно, я сейчас высказываю свое мнение. Понятно, что я сам лично по деревням не ездил, срез не делал; но я бывал в своей деревне – и не встретил в обычной среде именно народного пения, а встречаю его регулярно при храмах, при различных духовных центрах. Например, Свердловская область, город Тавда, духовно-просветительский центр: там устраивают вечерки и другие мероприятия с народной музыкой. Сохранилась культура народного пения и духовного пения в различных казачьих объединениях, но именно сам народ, к сожалению, эту культуру потерял. (Например, в моей семье пел только дед. Только под конец его жизни я узнал, что он умел играть и на губной гармошке, но это почти никак не транслировалось. Я замечаю, что сейчас идет возрождение, но традиция почти прервалась.)

Почему пение в храмах многим непонятно? Чтобы понять конкретное богослужебное произведение, надо знать его язык. Народ не знает церковнославянского языка, в основной своей массе не знает церковной истории, библейской истории: это к вопросу, что можно перевести богослужение с церковнославянского языка на русский – не факт, что обычный человек, который просил перевода, поймет что-то. Чтобы понять какой-то библейский текст, переведенный на русский язык, нужно знать историю: кто от кого произошел, «кто кого родил» – мы читаем в Библии: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, но если человек не знает ни Авраама, ни Исаака, ни Иакова, то даже если перевести текст с церковнославянского, он все равно ничего не поймет.

Чтобы понять, что поется, надо приложить немного усилий. Можно задать вопрос священнику после службы или храмовому работнику, или подойти на клирос и спросить у регента – если это будет не во время службы, регент с удовольствием ответит на вопрос. Понимание того, что поется в Церкви, – вопрос комплексный.

Стоит отдельно сказать, что порой храмовая акустика, может, и усиливает голос, но при этом теряется смысл. Поэтому певчим (в частности, регенту) нужно большое внимание обращать, как они произносят слова, то есть нарочито петь чуть медленнее, чем хочется – это достаточно серьезная работа. Если регенту на это не указать, возможно, он сам и не поймет; обязательно должна быть обратная связь между священником, клиросом и прихожанами. Если такая связь есть, прихожанам будет все понятно.

Я заметил, например, что во время Великого поста наши прихожане пользовались книгами (на бумажном или электронном носителе) – они не жаловались, что ничего не понимают, а нашли церковный текст, следили за ходом богослужения и были вполне довольны.

Вы сказали, что прихожане могут спрашивать. Один из вариантов – когда они подходят к настоятелю и говорят: «Знаете, вот здесь мы это не поняли, не услышали». Другие формы участия есть?

– Конечно. Есть формы прямого участия: когда прихожане сами поют – создается либо любительский хор, либо народный хор, и прихожане реализуют свое желание поучаствовать в богослужении, понять богослужение; это должно происходить при поддержке и благословении настоятеля. Обычно так и происходит – чаще всего настоятели не препятствуют, а наоборот, поощряют такую практику. Поэтому во многих храмах помимо профессионального хора есть еще любительский; желательно, чтобы любительским хором управлял профессионал.

Могу вспомнить опыт Польской Православной Церкви, которая, кстати, сохранила те традиции, что мы потеряли. Например, у них сохранились традиции колядования на праздник Рождества Христова, окропления жилища на праздник Крещения Господня.

Так вот, практика Польской Церкви очень интересная. В штате прихода содержится один регент (образованный, грамотный), и он из прихожан собирает большой хороший хор – иногда в 20–25 человек, в зависимости от вместимости клироса (и все эти люди поют исключительно во славу Божию – зарплату получает только регент). Нужно сказать, что все-таки Польская Православная Церковь не была так разорена, как Русская Церковь. Да, там, конечно, были гонения, тем не менее Польша – религиозная страна (большинство там, конечно, католики) и атеистов у них достаточно мало. Поэтому православные поляки не только называют себя православными, но и ходят в храмы. Я слышал от одного польского епископа такую цифру: официально православных там 600 000, из них реально в храм ходят от 200 до 300 000 человек – где-то 40–50 % реально ходят в храм. Это большой процент, я считаю.

Я в нескольких храмах видел, как регент управляет народным хором; и они поют достаточно серьезные вещи – например «Херувимскую» Кастальского. Нашему хору духовенства стоило больших трудов выучить эту «Херувимскую», а там народный хор это поет. По сути, наш хор духовенства тоже как народный хор: большая часть священников не имеет вообще никакого музыкального образования, но имеет желание петь.

Я уверен, что на приходе можно сделать хороший народный хор, нужно только этим заниматься. Это желание должно от кого-то исходить, необязательно от настоятеля, может быть, какой-то прихожанин возьмет на себя такую инициативу, но должен быть огонек, который даст пламя... А если просто сказать: «Неплохо было бы...», но при этом ничего не делать, то ничего само по себе не родится.

Вы сказали о хоре с профессиональным, образованным регентом…

– Регент – это человек, управляющий церковным хором. Он должен знать устав богослужения, порядок, что за чем идет. Безусловно, регент должен быть человеком верующим, он должен чувствовать богослужение и понимать, в какой момент можно спеть громче, в какой – тише, где нужно заполнить паузу. Например, когда священник читает молитву, в этот момент регент может протянуть окончание какого-то песнопения – он должен знать порядок, должен быть благочестивым, должен иметь музыкальное образование. (Конечно, нет никакого ценза, какое именно это должно быть образование: училище, консерватория, хоровая школа или регентское отделение, просто человек должен быть музыкально образованным.)

Если у регента есть какие-то пробелы в музыке (например, он недоучился), он может компенсировать это за счет своего внимания во время богослужения. Он обязательно должен быть человеком гибким, который прислушивается к тому, что происходит в данный момент в храме. Регент должен быть хорошим организатором – он должен уметь собрать коллектив.

У меня два любимых регента (оба уже почили, Царство им Небесное). Один из них регент светский – Сергей Жаров: был такой «Хор донских казаков Сергея Жарова», он был сформирован из воспитанников Московского синодального училища еще до революции. После революции они эмигрировали из России и продолжили выступать в Германии и многих других странах.

Вот так традиция и сохранилась, преемственность отчасти передалась.

– Конечно. Уровень у них, конечно, колоссальный. Сергей Жаров действительно был у них лидер. Когда он дирижирует, кажется, он просто стоит и слегка поворачивает корпусом влево или вправо, но он так отдавал команды хору, что 20 казаков беспрекословно слушались – бывает очень собранное, тихое, но наполненное piano, а бывает такое forte, что мало где услышишь! И каждый голос – на вес золота. Есть чему у них поучиться.

Думаю, эстафетную палочку и дух перенял у них регент архимандрит Матфей (Мормыль). Он не получал специального музыкального образования типа консерватории, тем не менее элементарное музыкальное образование у него было, и он всю жизнь развивался, писал ноты собственноручно (тогда же не было ксерокопий). Человек этим жил. Он был очень сильным человеком!

У меня есть одна история, связанная с отцом Матфеем. Однажды я хотел с ним сфотографироваться. Я был тогда студентом Московской духовной академии, учился на 1-м курсе. Была интронизация Святейшего Патриарха Кирилла, и хор Московской духовной академии Троице-Сергиевой лавры под управлением отца Матфея пел в Храме Христа Спасителя. Я с хором проник в храм (туда не всех пускали) и попросился попеть в хоре. Конечно же, меня не допустили, что вполне понятно – меня видели впервые. Хотя на тот момент мне это было непонятно, я думал: ведь я же умею петь. Но мало уметь петь, надо еще уметь петь в конкретном хоре, с конкретным регентом, чтобы он тебя знал и ты его знал. Когда служба закончилась и отец Матфей уходил, я подошел к нему и спросил: «Отец Матфей, можно с Вами сфотографироваться?». Он на меня посмотрел и сказал: «А зачем ты мне нужен?». Я был обескуражен этим ответом, совсем этого не ожидал.

Но о чем это говорит? О том, что человек занимался своим делом и не отвлекался на разные второстепенные вещи (думаю, тщеславным он не был). Он любил музыку и знал в совершенстве церковный Устав. К сожалению, я у него лично не учился – я окончил Екатеринбургскую семинарию, но те, кто учился у него в Москве, рассказывают различные байки с его лекций. Он был человеком с чувством юмора, конечно.

Вот два регента – это не просто регенты, а регенты с большой буквы, в них все сочеталось. Думаю, каждый регент должен на кого-то равняться, опираться.

Ваш рассказ подтверждает, что быть регентом – это все-таки очень тяжелая и мужская работа. На Ваш взгляд, это так?

– Наверное, да – это мужская работа. Но много что поменялось с течением времени. Если раньше иконописцами были мужчины (Андрей Рублев, Дионисий, Феофан и так далее), то сейчас, мы знаем, в России иконописную традицию возродила женщина – матушка Иулиания, монахиня. Многие иконописцы считают, что это мужская работа, при этом большая часть студентов иконописного отделения – женщины, девушки, и они прекрасно пишут иконы.

С регентством ситуация в чем-то похожа. Сейчас не стоит толпа мужчин на регентское отделение, на 10 девушек может быть только один молодой человек, и не всегда он остается до конца обучения – обычно его пытаются переманить в семинарию: певчие кадры в семинарии тоже нужны. Иногда это получается, иногда нет. Некоторые молодые люди, окончив регентское отделение, уходят на пастырское и становятся священниками; кстати, многие иконописцы, окончив иконописное отделение, тоже потом становятся священниками: видно, благодать касается сердца, они понимают, что иконы писать, конечно, хорошо, но им хочется служить Богу в алтаре.

Наверное, лучше, чтобы регентами были мужчины – просто потому, что женщина может уйти в декрет (например надо встречать Патриарха, а она родила ребенка и не может выйти на службу). Мужчине же либо тяжелая болезнь, либо смерть может помешать выйти на работу.

Я не скажу сейчас, что только мужчины должны быть регентами. Я лично знаю очень хороших регентов-женщин, у которых я учился и продолжаю учиться до сих пор. Основное, чем должен обладать регент, – понятно объяснить певчим, что он от них хочет, причем не словами, а руками.

О каком хоре мечтает регент?

– Я думаю, каждый регент мечтает о своем хоре. Наверное, каждый мечтает воспитать свой хор: не просто взять готовый коллектив, а набрать людей и слепить из них что-то свое. Допустим, я мечтал управлять именно мужским хором, мне хотелось управлять конкретно мужским хором Московской духовной академии в 30–35 человек.Сейчас мне уже понравилось управлять хором в 200 человек.

Помните события, когда мы отстаивали место под храм Святой Екатерины? Тогда нам пришлось петь на улице, мы пели стихиры Пасхи. Там было много человек: хор духовенства, другие хоры и просто верующие люди – думаю, там было человек 200, если не больше. Но должно быть одно условие: люди должны знать эту песню, тогда таким хором можно управлять.

Почему мне нравится большой хор? Это совершенно другой звук. Я сам пел в хоре, когда нас было человек 400 или даже 500 – это было год назад в Москве на съезде регентов и певчих. Мы все собрались в храме на спевке, нас разделили на два хора, но какие-то вещи мы пели вместе. Это был такой звук! Он проникал везде, отовсюду. Ты стоишь – и звук везде вокруг тебя: он настолько плотный (даже сейчас мурашки по коже), он наполнен обертонами разных людей…

Думаю, каждый регент хочет управлять все-таки большим хором. Хотя, возможно, это и не так – сейчас кто-то из регентов нас смотрит и думает: «А я вот не хочу управлять большим хором, мне и маленького достаточно».

Я попробовал управлять хором в 60 человек, и мне понравилось. На большие праздники (например, в день Казанской иконы Божией Матери, на праздник святой великомученицы Екатерины) мы собираемся сводным составом: хоры семинарии, духовенства, Ганиной ямы, храма «Большой Златоуст», Троицкого собора, регентского отделения – 6 хоров. На Царские дни нас собирается примерно 80 человек, а в праздник Казанской иконы Божией Матери примерно 60: многие служат в своих храмах и не могут быть. Таким хором хорошо управлять, порой легче, чем маленьким: все осознают меру ответственности.

Почему говорят, что церковное пение – это коллективное сотворчество, художество определенного собрания людей?

– Поющие на клиросе – это, в общем-то, делегаты от народа: от тех, кто стоит в храме. Помню, лет 10 назад, когда я учился в семинарии, у меня были такие мысли, что хорошо бы вернуться к древнему пению, когда весь народ в храме поет. Допустим, стоят в храме 100 человек – и все поют. Отголоски этого у нас есть: народ вместе поет Символ веры, «Отче наш», какие-то тропари к известным праздникам. Но все-таки вся служба не может петься всем народом – это будет не то, к чему мы стремимся: несобранно, затянуто. Поэтому, мне кажется, правильнее выбирать наиболее способных из народа, организовывать их как-то (в круг, например, или ставить их в 2–3 ряда) и управлять определенным количеством людей.

Почему это сотворчество? Те, кто не поет, молятся и тоже участвуют в богослужении. Все, что происходит во время богослужения: пение, молитва в храме, молитва в алтаре, – направлено на одну общую молитву к единому Богу, поэтому, конечно, это коллективное сотворчество, каждый в этом участвует: один поет, другой слушает – ведь слушать тоже нужно уметь (можно стоять рядом, но не слушать – отвлекаться, летать в облаках). Но обычно, если хор поет хорошо, такого не бывает.

Здесь тоже должна быть золотая середина: если клирос будет не молиться, а «услаждать слух» верующих, это будет все-таки перекос. Особенность именно церковного хора – в том, что певчие на клиросе не просто поют, а молятся во время пения и в паузах, когда священник читает молитву или поет другой хор.

Вы сказали, что хоровое искусство, церковное искусство сейчас возрождается – людьми взрослыми, но и дети задействованы в этом процессе: есть детские Божественные литургии, есть юные певчие – в Екатеринбургской епархии это очень активно продвигается. Как они реагируют, когда их привлекают к такому серьезному действу?

– Чаще всего они счастливы. Расскажу один случай, наверное, это и будет ответом на вопрос. Обычно вечером с семьей дома мы поем молитвы. Именно поем – у меня жена поющая, я тоже поющий, и дети поют. Старшей дочке 6 лет, второй – 3 с половиной года, младшему ребенку год (понятно, что годовалый еще не поет, а старшие девочки поют). Однажды мы, как всегда, пели, а потом я решил какую-то молитву дополнительно прочитать – не спеть, а именно прочитать. Я начал читать, а старшая дочь говорит: «Папа, ты какие-то не такие рассказы рассказываешь. Давай петь». Меня в тот момент осенило, насколько важно, оказывается, именно молитвенное пение: не просто произнесение одним человеком вслух слов молитвы, а именно совместное пение.

Батюшка, спасибо большое. Это был рассказ увлеченного человека.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475