Священник Константин Корепанов: Тщеславие очень тесно связано с мечтательностью

Продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана. Разговор идет о борьбе со страстью тщеславия. Мы говорили, что Иоанн Кассиан уделяет большое внимание описанию проявления признаков страсти тщеславия и поступков, продиктованных этой страстью. В 128-м абзаце он рисует такую картину:

«На иного напускает оно желание священства или диаконства, рисуя ему в мысли, что он с такой святостью и строгостью исполнял бы тогда свое дело, что и прочим священникам мог бы послужить примером святости, а кроме того, многим доставил бы пользу и своим поведением, и сказыванием поучений. Иногда и того, кто живет в пустыни, или уединенничает в келье, заставляет оно мечтать в уме своем, будто он обходит дома разных лиц и монастыри и действием своих воображаемых убеждений многих обращает на путь должной жизни. И водится таким образом бедная душа туда и сюда такой суетностью, бредя как бы в глубоком сне, и, увлеченная сладостью таких помышлений и такими мечтами исполненная, большею частью бывает не в состоянии замечать ни своих действий, ни присутствия братий, если бы они в самом деле были пред глазами, будучи вся сладостно погружена, как в истинно происходящее, в то, чем, не спя, бредит, как во сне, в блуждании помыслов своих».

Мы видим, что тщеславие очень тесно связано с мечтательностью: человек представляет, рисует картины, фантазирует. Конечно, способность фантазировать, строить в сознании картинки еще не происходившего – это свойство человеческого ума. И в самой мечте, в общем плане взятой, очень много положительного, хорошего – например, в контексте создания разнообразных сказок (от «Золушки» до «Алых парусов»). Мечта помогает человеку приподняться над реальностью, бытовым пошлым миром, погрязшим в суете и мелочности, есть в ней что-то хорошее, по крайней мере, если мы берем ее вне христианского контекста. Для человека, не знающего Христа, не живущего в Боге, мечта может сыграть очень полезную роль (мы об этом еще немного скажем в свое время). Но в христианском контексте, тем более когда речь идет о подвижниках – настоящих христианах, посвятивших свою жизнь Богу, людях, для которых Христос есть не «просто некий принцип, аспект религиозного учения» или «некогда живший учитель праведности», а Бог, Которому они отдают свою жизнь, мечтательность – это всегда плохо.

В святоотеческой литературе у святителей Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника мечтательность часто называется парением помыслов, ума. В него входит много умных состояний, умных действий – деятельности человеческого разума, рассудка, ума. Но мечтательность для человека верующего – однозначно плохо. Особенно в ситуации, композиции, которую описывает Иоанн Кассиан: когда эта мечтательность связана с мнением о себе.

Если наша мечта никак не соотносится с мнением о себе и мы размышляем о будущем страны, мира или о будущем наших детей, это еще не так плохо и никак не связано с вредным душевным состоянием.

Но когда человек строит мечту только на мнении о себе, то есть он себя как-то мнит, имеет какое-то представление о себе и исходя из этого представления начинает строить свою дальнейшую деятельность – это вредно, глупо, разрушает жизнь и никакого отношения к реальности не имеет: человек не знает сам себя – не знает, на что он способен и как поступит в той или иной ситуации. То, как он поступит, ему указывает сегодняшняя жизнь, те задачи, которые перед ним сегодня стоят. Когда он отрывается от реальности и начинает придумывать себе, как он поступит, это говорит, что скорее всего именно так он и не поступит.

Это очень характерные вещи, и они часто описываются в литературе – в частности у Достоевского и Гоголя. У Диккенса, например, описан сюжет, когда человек идет с мыслью, как он сейчас будет разговаривать с мамой (или женой), как он сейчас скажет то-то, она ему ответит то-то, он скажет это, и все в его голове заканчивается замечательно, радостно и хорошо. Но он приходит, говорит что-то, в ответ получает совсем не то, что ожидал, – тут же раздражается, гневается, говорит какие-то тупости, гадости. Разумеется, все кончается конфликтом, и он уходит. Проходит время, он переживает, что все пошло не так, и снова начинает мечтать: «В следующий раз я пойду и сделаю так-то и так-то!». И это продолжается всю жизнь: человек может всю жизнь жить мечтательно в отношении обыденных вещей.

Бывает так, что муж и жена всю жизнь пребывают в перманентном конфликте только потому, что они мечтают: не живут реально, пытаясь разгрести проблемы, которые у них есть, а живут в мечтах. Например, она мечтает о каких-то отношениях, в голове сложилась какая-то картинка (она будет делать так, у них будет так, у них будет такой ребенок, такой дом, такие разговоры, такой стол, такое времяпрепровождение, такие поездки, такие разговоры), а тот, кто сейчас с ней живет, вообще не собирается соответствовать ее мечтам: он ее любит, и она его любит, но к мечтам реальная жизнь вообще не имеет никакого отношения. А женщину это злит, расстраивает, вгоняет в депрессию: ведь все не так, как она себе намечтала.

С мужчинами реже такое бывает в силу особой структуры их сознания, но и с ними тоже бывает. Каждый человек может жить в своих мечтах, основанных в первую очередь на незнании себя – на неправильной, неадекватной оценке себя, вообще на оценке себя: он начинает строить какой-то мир, исходя из неправильного представления о себе – неважно, насколько неправильного (оно может быть заниженное или завышенное, но это не важно). Это как в математике: если изначально условие задано неправильно, естественно, искомое тоже будет неправильным.

Человек мечтает о себе. Мечтание о себе есть зло и ложь, ибо правды в этом нет вообще никакой.

Человеку нужно прожить жизнь, причем не только с живыми реальными людьми – мужем, женой, детьми, родителями, друзьями, работодателями, коллегами: этого мало, это не поможет ему знать себя.

Надо еще прожить вместе с Богом. Только в молитве перед Богом, в попытках (активных или не очень), направляемых на исполнение заповедей Божиих, человек познает сам себя. Не мгновенно, не тотчас, а прожив 20–30 лет в этом плавильном горне кипении, он более или менее начинает знать себя – более или менее! На самом деле, пока человеку не исполнится лет 70–80, он не может сказать, что знает себя: есть такие глубины, которые ему еще не открыты.

Человек не знает, например, что он будет делать, когда будут умирать его дети, на что он способен, когда начнется война. Он не знает, что будет делать, когда останется всеми брошенный… Есть состояния, которые Бог просто не попускает человеку испытать, и никто не может сказать, как он себя поведет в определенной ситуации, пока это не переживет.

Как же может человек иметь какое-то мнение о себе, если он себя совершенно не знает?

Нет на земле людей, которые знали бы себя совершенно четко. Говорят, такие люди были – подобные Антонию Великому, Силуану Афонскому или Сисою Великому: да, они знали.

Но в современности людей, дошедших до совершенного, абсолютного, исчерпывающего знания о себе, я не встречал. Именно это дает основание таким людям, как святитель Игнатий, говорить, что все люди пребывают в прелести. В целом он прав: люди имеют очень искаженное представление о себе, неправильное. Если на неправильном мнении о себе строить в сознании какие-то картинки, естественно, все будет совершенной неправдой – все будет лживым, не имеющим никакого отношения к реальности.

Так, как человек мечтает о себе в той или иной ситуации, не будет.

Каждый знает, что такое бывает у всех, и не только в личностных отношениях. Это гораздо чаще бывает у людей хороших, добрых, честных, но неискушенных: бывает такое представление в связи с тем или иным служением.

Иоанн Кассиан приводит случай с мечтанием о священстве, с миссионерской проповедью. Это вполне понятно: может быть, человек ходит с 10-ти лет в храм, молится, искренне любит храм, службу, сразу после школы идет в семинарию – хочет быть священником.

Но он уже давно не мальчик, он юноша, а в юношескую голову мечтательность ползет. Если нет духовника, который будет трезвить, то человек начнет мечтать, как он будет священником, будет каждый день служить Литургию, произносить проповедь (вовсе не так, как эти маститые скучные протоиереи!), как он будет любить людей – будет им улыбаться, их поддерживать, будет отдавать свою последнюю копейку – как это написано, например, в житии Иоанна Кронштадтского. Все это в его мечте копошится, но ничего подобного не будет, и он разочаруется, расстроится, у него будет депрессия, будут тяжелые переживания, вплоть до потери веры и самого желания служить.

Пережив это состояние, пережив страшную депрессию, сомнение в правильности выбора, в правильности веры, вообще в том, что Церковь хороша, правильна и замечательна, он станет очень хорошим священником.

Но это надо пережить, а это очень и очень непросто сделать. И проблема здесь не в священстве и не в церковной действительности, а в том, что в его собственном сознании картина была оторвана от реальности: от того, что он сам есть, что представляют собой люди, время, в котором он живет, и реальная церковная ситуация.

Кроме самомнения и высокомерия у него еще и немалая степень гордыни, превозношения и осуждения других: «А почему, собственно говоря, маститые протоиереи, которые прослужили по 25–30 лет, делают именно так? На каком основании?». Нам кажется, что они не любят Христа и ничего не понимают в духовной жизни.

Но они 30 лет в сане, 30 лет стоят у престола, и с ними ничего плохого не произошло – это уже само по себе свидетельство, что это люди очень и очень хорошие.

Обычно у человека обнаруживаются все его скрытые страсти и похоти в первые 10 лет, какие-то искушения случаются в первые 15 лет. Если человек до сих пор стоит у престола и до сих пор служит, действительно погружаясь в службу, то надо понимать, что то, как он ведет себя с людьми, это не грубость, не сухость, не незнание, не его неблагочестие, а просто некий опыт, который он выстрадал и вынес за 30 лет служения. Прослужишь 30 лет – поймешь, почему он так делает, говорит и ведет себя.

Это касается достаточно специфической мечтательности, относящейся к живущему семинаристу. Но на самом деле так может быть и у всех людей. Вот девушка оканчивает педагогический институт и мечтает, как она будет любима детьми, будет воспитывать их и они будут любить ее предмет. Ведь она-то знает, как преподавать, как сделать так, чтобы предмет был интересен, как сделать из обыкновенных средних мальчиков и девочек любителей языка, литературы, математики или истории. Она мечтает, как они будут читать, ходить куда-то, какие у них будут мероприятия, посиделки… Она все это в голове прикинула, но будет совсем не так, даже если она действительно талантливый учитель и у нее сложатся отношения с учениками, которые будут ее слушать, понимать, уважать и будут любить предмет. Но в это не включено, например, то, что у нее должен быть муж и своя семья, то, что муж может не разделять ее увлечений, не давая ей времени заниматься тем, что необходимо, чтобы уроки получились, и огромное количество бумаг, которые должен писать каждый учитель (что убивает у любого учителя все чувства и желания к роду деятельности, которым он занимается): талантливые люди, педагоги от Бога уходят из школы, не выдерживая бюрократии, рутины, ужасного состояния повседневной отчетности, никому не нужных планов, не имеющих реального отношения к жизни с ребенком – это очень тяжело переживается, и люди уходят из школы, хотя, казалось бы, все должно получиться. И таких вещей очень много.

А как все мы любим фантазировать на тему «был бы я президентом (или руководителем медицины страны, министром образования, министром обороны, губернатором, мэром)!» – все мы готовы фантазировать на тему, что мы могли бы сделать, если бы были на этом месте: «Не то что нынешние, которые ничего не умеют, ничего не понимают и ничего у них не получается!». Это все очень грустно, порой очень пошло – и очень стыдно потом, когда человек понимает, что это совершенно не то, что нужно делать.

В мечтательности ключевое – то, что человек желает показать себя, доказать что-то, он видит себя особенным, хорошим, успешным, замечательным. Это состояние на самом деле плохое: человек как бы превозносит себя, как бы видит себя в особом статусе – он видит себя и не видит других людей. Другие люди в его мечтах – средства, чтобы он смог показать себя. Чтобы через служение больным или нищим, ученикам или пациентам люди поняли, что он не какой-нибудь там врачишка, учителишка или священничишка, а особенный, одаренный: совсем не такой, как все. Вот что в этих мечтах самое плохое – человек превозносит себя перед самим собой, трубит перед собой, как сказал Христос. Так проявляется страсть тщеславия.

Если, слава Богу, ничего не получится, он может исцелиться от тщеславия, вылечиться от болезней, что его мучают. Но если это исполнится, будет катастрофа – человек понимает: «Мечты сбылись. Я необыкновенный учитель (необыкновенный руководитель, необыкновенный священник)!», и он начинает превозноситься над всеми, кто, по его мнению, просто не понимает, в чем настоящий смысл этого служения, этой работы. Он даже их не учит, он внутри ощущает: «Да о чем с вами говорить? Вы все равно не поймете – вы изначально неправильные, а я изначально особо одаренный». Это горе, беда, трагедия, духовная катастрофа для любого человека.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475