Иеромонах Стефан (Игумнов): Главное – чтобы мы захотели прощения. В этом и заключается наша христианская вера

У нас есть вопросы от телезрителей, и один из них: «Как победить страсть чревоугодия?».

– Если бы знать до конца, как нам действительно бороться со своими страстями и иметь опыт этой борьбы... Отвечать на такие вопросы нужно от собственного опыта либо от опыта других людей, которые прошли путем борьбы со страстями.

Страсть чревоугодия ничем не отличается от других страстей, если мы говорим о том, как с ней бороться. Все страсти имеют один корень, все мы это знаем, это православное учение святых отцов о природе страстей и борьбе с ними. В нашем случае следует прибегнуть к опыту святых – людей, которые преуспели на пути борьбы со страстями. И, как я уже сказал, страсть чревоугодия имеет тот же корень, что и все остальные.

Да, мы все любим покушать, поспать, попрепираться с ближним и так далее, а корень один: мы любим услаждать себя – и свою плоть, и услаждаться на душевном уровне. То есть корень все-таки восходит к нашему душевному и духовному состоянию.

У нас не выстроена правильная иерархия в душе, а Церковь учит, что на первом месте должен быть Бог и его заповеди, стремление их исполнять, на втором месте – любовь к ближнему. А затем все остальное – и послушание Церкви, и церковные таинства, данные нам в помощь, и все, что мы имеем, наши огромные церковные сокровища.

Если у нас все будет на своем месте выстраиваться, и мы будем потихоньку восходить по лестнице, о которой говорили святой Иоанн Лествичник и другие наши великие отцы и учители, тогда у нас будет некий путь перед нашим мысленным взором, и по нему мы можем надеяться идти.

Победить страсть чревоугодия, наверное, невозможно, если мы просто будем бороться с ней. Мы поставим себе задачу не объедаться, не наслаждаться пищей, какое-то время в этом преуспеем, у нас это будет получаться, но будет похоже на диету – много таких практик существует: месяц мы будем успешны в этом, а потом неизбежно будет падение: неизбежно сорвемся и насладимся пищей и пост нарушим, если не будет перед нашими глазами цели всех усилий и правильного устроения духовной жизни, борьбы со всеми страстями.

Конечно, нельзя бороться одновременно сразу со всем, но нужно просто следовать тем методикам, что нам оставили святые отцы. Все очень давно известно в Православной Церкви. А страсть чревоугодия понятнее нам на бытовом уровне – каждый может очень легко понять, объелся он сегодня, согрешил этой страстью или нет. Начать бороться с ней можно в любой из дней: мы можем себе поставить цель прекратить объедаться, прекратить получать чрезмерное наслаждение от пищи – дело не только в количестве съеденного, а в том, что даже от малого количества пищи мы можем получать такое наслаждение и такое удовольствие, что лучше, наверное, было бы съесть много какой-нибудь простой еды.

Мы знаем, что великие постники, когда постились, съедали одну просфорку в день: для них съесть какой-нибудь экзотический фрукт в тот же самый день было бы потаканием страсти чревоугодия – здесь все еще от духовного уровня зависит.

Но что я имею в виду? Если мы, даже начиная бороться с этой грубой и понятной страстью чревоугодия, не будем понимать, зачем мы это делаем и какова вообще методика борьбы со страстями, то, даже будучи успешными в этой борьбе, непременно потерпим поражение.

Мы постимся и обуздываем свою страсть чревоугодия не ради того, чтобы похудеть или лучше себя чувствовать (это все сопутствующие вещи), и даже не чтобы сказать: «Ну, наконец-то я победил страсть чревоугодия, больше я не объедаюсь» (если мы имеем такое настроение, будет непременно поражение). Мы боремся со страстью чревоугодия, чтобы в конечном итоге корень наших страстей уничтожить, чтобы наша плоть не тащила за собой нашу душу в ад, чтобы самый корень страстей (гордость наша, любовь к себе) был побежден любовью к ближнему и к Богу.

При таком устроении мы держим пост не потому, что на нас его наложили, и не понимаем вообще, зачем мы такие тяготы должны нести: «Так много вкусного, а мы не можем это есть!» – даже если мы ничего не будем есть в таком состоянии, это не пост.

Мы с радостью должны нести постные труды: мы должны понимать, что это не просто что-то, что мы делаем для Бога – мы это делаем для себя, и в этом огромная радость.

Когда человек действительно ощущает потребность быть с Богом, понимает, насколько это хорошо, какое это великое счастье, все наши земные пристрастия, тяготы (не тяготы Христовы, а наши земные), настолько кажутся ничтожными, что все тогда становится просто и ясно. Однако же с трудом мы боремся с нашими страстями, в том числе со страстью чревоугодия… Желаю всем нам быть более успешными в этой борьбе.

Вопрос телезрителя: «Какой силой сохраняются нетленными тела Божиих угодников?».

– Силой Божией, которая называется благодатью Божией. Но механизм действия этой силы, конечно, нам непонятен. Сразу поясним: само по себе явление нетленности мощей не является каким-то феноменом, обязательно соответствующим принципу святости. Если чье-то тело нетленно, это совсем необязательно, что человек был святой. Мы знаем даже и в других религиях примеры нетления мощей, мы знаем примеры и в каких-то нерелигиозных ситуациях, когда тело не подвергается по тем или иным причинам тлению. Египтяне мумифицировали своих усопших, да и не только они. Но бывали и другие случаи (они известны в истории), когда тела были нетленны.

Православная Церковь выработала такой подход к этому явлению: если есть другие критерии святости жизни того или иного человека, то нетление его мощей является дополнительным подтверждающим фактом, – и то не всегда. Мы знаем, что на Афоне все совершенно наоборот: там, если мощи того или иного монаха нетленны, их закапывают вновь и ждут, когда они истлеют, чтобы потом омыть эти кости от истлевшей плоти и положить в костницу.

Господь нам, видимо, хотел показать, что само по себе нетление или тление мощей еще ни о чем не говорит при отсутствии других факторов.

А если есть свидетельства праведной жизни человека, если есть свидетельства о чудесах, которые по молитвам к Богу через обращение к этому святому совершаются, многие другие вещи плюс нетление мощей, тогда есть полная картина святости конкретного человека – конкретного святого (и то не всегда: человек может быть святым, а мощи могут быть тленны).

Вопрос телезрительницы: «Я пришла к Богу не в детстве – лет в 30, когда сына родила. И считаю, что в этом отношении мне не повезло: бабушка в церковь не водила, а жизнь светская слегка озлобленная. Самое сложное для меня в понимании, даже и сейчас, – усвоить и поверить, что каждый человек – любимый сын Божий. Я о себе думаю, что меня-то можно простить, каюсь, понимаю, что прощение может быть. А вот чтобы любой человек покаялся и его тоже простили – кажется, такого не может быть… Как помочь человеку? Смирение нужно? Может быть, гордыня мешает усвоить, что для каждого человека на свете, каким бы он ни был, так же солнце светит, как и для меня, и он тоже может быть прощен?».

– Начну с того, что вам и повезло, и не повезло, что вы в 30 лет пришли к Богу.

С одной стороны, конечно, очень и очень важно, когда человек с самого рождения воспитывается христианином – и дай Бог, если он действительно воспитывается таковым. Но, к сожалению, часто бывает, что мы наших деток воспитываем не очень удачно, будучи сами не совсем твердыми в нашей воцерковленности. Получается, что потом начинаются разочарования, какие-то метания у человека – он уходит из Церкви, потом вновь приходит...

Конечно, в идеале человек должен расти в христианской семье, с детства привыкать к церкви, и тогда все будет прекрасно. В вашем случае было не так, но плюс как раз в том, что, может быть, вы избежали искушения, когда взрослеет молодой человек – и начинает все переосмысливать. Вы сразу подошли сознательно к выбору христианской веры, и это очень хорошо. Поэтому такие осмысленные, глубокие вопросы вы задаете.

Вопрос важный, и частично вы на него уже даже ответили. И когда родится 2-й ребенок или 3-й, наверное, вам откроется глубже ответ на этот вопрос.

Будете ли вы любить по-разному своих детей? Наверное, нет. Я со многими мамами общался, и часто мне говорили, что любят всех одинаково (никогда не говорили: «Я старшего люблю, а младшего я ненавижу, как будто это не мой сын». Конечно, всякое бывает в нашей жизни, но это уже из области аномалий.) И уж тем более Господь любит всех.

Когда вопрос возникает в душе «почему Он должен еще и соседа прощать?», конечно, вы правы: это гордыня. Это не совсем нормальное духовное устроение, мы-то как раз наоборот должны думать: «Господи, соседа-то Ты, конечно, простишь, но меня простишь или нет?» – мы-то знаем глубину своего падения, своих грехов, а глубина грехов соседа нам не открыта. Поэтому скорее наоборот нужно думать. Но, даже и думая наоборот, мы все равно должны быть уверены в том, что Господь непременно нас простит в тот же самый миг, когда мы раскаемся, когда захотим прощения. Ведь дело только в этом. Он уже давно всех простил, когда взошел на Крест и страдал.

Мы читаем 12 страстных Евангелий перед Пасхой, в другие дни читаем эти Евангелия. Что мы в этот момент думаем? Когда Господь страдает на Кресте, когда Он говорит Свои последние слова, Он это и ощущает, это и переживает: что вокруг стоят грешники, которые Его распинают (и стояли до этого, и стоят до сих пор). Мы с вами как те грешники, что стоят перед Крестом и распинают Спасителя каждый раз. А Господь в этот момент на Кресте находится – и просит: «Господи, не вмени им греха сего». Он в этот момент всем Своим Божественным и человеческим существом за нас переживает и прощает нас. Когда Он находился на Кресте, Он простил и тех, кто жил до этого, и тех, кто живет сейчас и будет жить после нас.

Главное – чтобы мы захотели прощения. В этом и заключается вся наша христианская вера.

Как же так? А если сосед в храм не ходит, а я хожу? Получается, я же как-то ближе? Меня-то можно простить быстрее, чем соседа? Я хотя бы прошу об этом, а сосед нет…

– Очень правильное уточнение. Но все совсем не так. Кстати, это одна из наших духовных проблем, когда мы вот так же, зачастую только придя в церковь, год-два там побыв, вдруг начинаем всех учить – не только наших соседей, а вообще всех, весь мир, утверждая, что мы правильные, мы спасемся, а никто другой не спасется (я сейчас говорю в самом широком смысле): какой-то папуас в Новой Гвинее не спасется, а мы спасемся. И это серьезная проблема нашей духовной жизни.

Понятно, почему это возникает: мы пришли в Церковь, ощутили полноту благодати, которая нас сразу накрывает, мы вдохновлены, мы понимаем, что вот он, спасительный сосуд, из которого черпаем. Это правильно, но вопрос: как к этому относиться? Если мы из спасительного сосуда черпаем и все это потом выливаем на потребу «свиньям» (своим страстям, грехам, своему надмению) – тогда все бесполезно.

Если мы причащаемся и после Причастия чувствуем, какие мы теперь молодцы, что причастились, это же просто ужас, это то, что низвергает нас в пропасть, в пучину погибели!

Мы должны воспринимать те дары, которые у нас есть (дар Церкви, дар веры православной), именно как то, за что с нас Господь спросит: это притча о десяти динариях – нам десять дано, Господь спросит с нас… Вот как мы должны это воспринимать.

А кому-то (папуасу из Новой Гвинеи) – один динарий дан, а может быть, и он не дан. Так он, бедняга, если в войне убьет врага, а потом увидит его семью, жену и детей и копье опустит, не убьет их, а уйдет в свое селение, то Господь этого папуаса примет в Свои объятия в тот же миг как возлюбленного сына. А если мы, получив Причастие, отойдем в притвор к церковной лавке и начнем там огрызаться на кого-то, то Он тут же отнимет благодать этого дара. Это же и так понятно.

Вопрос телезрителя: «В Книге Бытие описывается, как Бог творил человека. Когда Бог создал его из праха, Он вдунул в него дыхание жизни, и после этого человек стал душой живой. Получается, что душа живая – это и тело, и дыхание жизни от Бога. Это Моисеево трактование, а есть греческая философия о летающей душе, отдельной от тела. Какой философии нам верить: греческой или Моисееву писанию?».

– Если мы христиане, то ответ очевиден. Из учения Православной Церкви известно, что в полноте человек – это тело, душа и дух. Именно тогда он совершенный, создан по образу и подобию Божию. Нет предсуществования душ: душа нигде не витает, пока не будет создано тело.

Господь творит конкретного человека в момент, когда происходит зачатие. Клетки мамы и папы соединяются – образуется новая жизнь (одновременно и душа, и тело). Именно поэтому Церковь так негативно относится к абортам.

Потом человеку дается период жизни, когда он живет в полноте (тело, душа, дух). Человек должен правильно выстраивать внутреннюю иерархию: подчинять тело душе, а та должна быть влекома духом Божиим.Потом наступает очень интересный момент, чудо, которое нас всех ожидает: смерть. На какой-то период времени душа и тело снова разделяются. Это великая тайна – она была бы малопонятной, если бы мы не знали, что произойдет событие, когда это все вновь соединится.

Период, когда тело и душа пребывают в разлучении друг с другом, не имеет большого значения: это время ожидания, когда все поставлено на паузу после нашей жизни – после того, что мы сделали, за что должны нести ответ.

Что происходит в то время, когда мы ожидаем Страшного Суда, никто точно не знает, но можно сказать: мы находимся на некой паузе – Господь не может судить тело и душу по отдельности.

Состояние человека с момента физической смерти до Страшного Суда – временное, ненормальное. Господь это имеет в виду, говоря, что произойдет воскресение мертвых – воссоединение душ с телами. Богу, видимо, нужно, чтобы мы прошли этим путем. Наши тела в вечной жизни будут преображенными. Об этом не надо забывать.

Вопрос: «Как отличить пристрастие от привычки, если это не одно и то же? Речь идет о домашней стряпне. Моя мама, чтобы прокормить нас четверых, всегда стряпала то пирожки, то булочки. Я вижу в себе любовь к ним. Спокойно могу ограничивать себя, но люблю эту еду».

– Было бы очень хорошо, если бы она любила стряпать.

Может быть, она любит и стряпать.

– Тогда хорошо, если стряпать и кушать. Пристрастие и привычка, казалось бы, одно и то же, – но просто разные знаки: где-то – «плюс», где-то – «минус». Пристрастие – однозначно плохо, а привычка может иметь как негативный, так и позитивный смысл.

Например, привычка вставать в 5 утра и совершать молитвенное правило. Если человек выработал эту привычку, он легко встает в 5 утра – ему не нужно себя мучить, переживать: «Как же тяжело мне просыпаться в 8 (9, 10) ) и идти на работу…». Он привык – и встает в 5 утра каждый день, как это делают многие монахи (большинство, наверное), и у него тут же возникает потребность помолиться. Это благая привычка, за которую можно только похвалить: она ему помогает в духовной жизни.

Может быть другая привычка. Человек пришел с работы. Ему очень тяжело бывает. Ездит на электричке в метро на работу и обратно. Устает. Иногда у него возникает потребность выпить бутылку пива. Со временем это становится привычкой: человек каждый день, приходя с работы, выпивает – это помогает ему расслабиться, отдохнуть, но ведет не туда; это плохая привычка.

Поэтому мы говорим о плохой и хорошей привычках. Привычка – это навык. Если мы имеем благой навык в жизни, он будет нам помогать. Если мы приучили наше тело вставать в 5 утра, оно будет просыпаться каждый день в это время само, без будильника. Это один из инструментов, который Господь сотворил ко благу.

Пристрастие – это то, что привязывает нас к страсти. Можно очень много приводить примеров, мы все их хорошо знаем.

Отец Стефан, хочу попросить Вас подвести итог – и что-то пожелать телезрителям.

– По-моему, программа получилась очень интересная, полезная для меня – когда отвечаешь на вопросы (хоть и заочно: мы не видим друг друга, но это все равно общение с телезрителями, с Вами, Александр), открываешь для себя что-то новое.

Мы ответили на много вопросов. Я ведь сам не сижу и не думаю: «Что же такое чревоугодие? Как с ним бороться?» – есть другие проблемы. А сейчас была возможность об этом вместе подумать, поговорить. Надеюсь, что и для всех по ту сторону экрана наш разговор был полезен.

Резюмируя беседу, хочу призвать к правильному восприятию нашей духовной жизни и воцерковленности: это не повод для надмения (мы помним, что такое избранничество и призвание, в Евангелии Господь об этом говорит), а дар Божий, избранничество в том смысле, что именно нам Господь дал эту милость. Может, потому, что мы самые несчастные, ничтожные, Господь даровал нам Церковь, чтобы мы спасались в ней.

А тем, кто находится вне Церкви, Господь, наверное, тоже предоставит какие-то возможности: может быть, приведет их в Церковь, даст ту же благодать, что дает нам. Это случится не тогда, когда мы будем на кого-то показывать пальцем и говорить: «Он не пошел в храм, а я пошел!». Если человек будет видеть, что мы выходим из храма и светимся любовью, у нас есть потребность общаться с людьми, помогать им, сочувствовать, молиться, это тронет его сердце, он о многом задумается. Этого хочется нам пожелать.

Записали:
Елена Кузоро
и Светлана Волкова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475