Священник Алексий Володин. Психология: между практической пользой и духовным вредом

Психология – не просто инструмент общения с людьми, она может реально помочь, но есть еще один важный аспект – духовный вред, который может принести неграмотное ее использование. Рассуждая, что такое психологическая помощь, я всегда задаюсь вопросом: почему возникает необходимость обращаться к психологу? В Вашей жизни психология стала одним из главных направлений деятельности как священника и как человека…

– Иногда говорят, что психология – это мода, и сейчас на нее немножко более восторженный спрос, чем следовало бы. Но я в этом вижу прежде всего большое духовное движение. И если говорить, в чем оно состоит, то это спрос на некую большую осознанность.

Последние 20 лет осознанность оказывается одной из существенных ценностей молодого поколения. Если говорить про миллениалов (тех, кому меньше 35 лет), они очень сильно отличаются от тех, кому больше сорока. Они смотрят на своих родителей, которые, например, всю жизнь трудились на нелюбимой работе, и говорят: «А мы не хотим, чтобы работа была в тягость. Мы лучше будем получать меньше, но чтобы в этом был смысл». Они смотрят на своих родителей, которые плохо жили в отношениях (не важно, по какой причине, например, кто-то был алкоголиком или они ругались), и говорят: «Мы не хотим таких отношений. Мы хотим, чтобы отношения были глубокими, удовлетворяющими». Они более осознанно относятся к тому, что чувствуют: каково мне здесь – хорошо мне здесь или нет? Они тоньше чувствуют, есть ли смысл в том-то, ради чего все это... Они могут поставить себя на 5–10 лет вперед и сказать: «10 лет двигаться на этой работе, и столько получать? Это того не стоит. Я потеряю 10 лет жизни – мне этого не надо». Внутренний запрос на такую осознанность, духовную искренность – это то, что отличает современного человека. И это будет только увеличиваться в нашем мире.

Как я пришел в психологию? Путь в психологию у всех разный. Бывает, что сначала человек получает психологическое образование, потом становится священником. Это одна история. А у меня, как у многих современных батюшек, по-другому: я служил священником достаточно долгое время, а в определенный момент осознал, что мне нужно еще что-то, чтобы помогать людям. Это «что-то» – с одной стороны, психология, но можно сказать, что это что-то большее: как психолог я не видел ни одного человека, у которого есть проблемы с психологией, а как священник я не видел ни одного человека, у которого проблемы с богословием. У людей, которые приходят к священнику и к психологу, одна и та же проблема – в их жизни что-то не так, что-то рушится, может быть вообще полный хаос. И они приходят за помощью, за тем, на что можно опереться и выстроить жизнь правильно – «прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

Сейчас, приходя в храм, мы общаемся со священником как с человеком, имеющим право отпустить нам грехи и допустить нас до Причастия – как шлагбаум поднимается: «дается талончик» на Причастие, и можно спокойно идти причащаться – а по большому счету, человек не понимает, в чем кается. Вы сталкиваетесь с этим?

– Да, это широко известная проблема. Я осознал это четко, когда принимал Исповедь у одного человека и понял, что читаю записку, которую уже читал. Я у него спросил: «Это правда, что в прошлый раз ты приносил именно эту бумажку?». Он сказал: «Да, я ее не выбрасываю после Исповеди, каждый раз ее предъявляю». Это был тот момент, после которого я стал разрывать эти списки, чтобы человек хотя бы с новым сознанием подошел к новой Исповеди, ведь иначе это полная профанация. С другой стороны, я понял, что мы совершаем преступление, когда таким образом относимся к Исповеди – к этому таинству и, собственно, к Богу.

Приходят ли к Вам такие люди, которые говорят: «Отче, я больше так жить не могу. Помогите!»?

– Да, и это, наверное, самая лучшая Исповедь (если можно сказать слово «лучшая» применительно к Исповеди). Это таинство, и оно на самом деле за пределами слов. Человек может прийти и действительно плакать, хотя в реальной жизни он никогда не плачется, и он плачет не потому, что сентиментален, а действительно у него происходит некий процесс, к которому мне как священнику хочется относиться очень благоговейно: что-то серьезное происходит в этот момент. По сути, Бог напитывает изголодавшуюся по Нему душу человека, а священник – свидетель этому. И нельзя торопить, задавать вопросы: это внутренний процесс. Иногда даже и не нужно в этот момент ничего говорить – потом можно спросить, и человек потом скажет о каких-то конкретных обстоятельствах, как да что. Но в момент Исповеди происходит что-то очень важное, и действительно человек меняется. Бывает разительное изменение – порой трудно представить, что за столь короткое время человек может настолько повернуться к Богу.

С другой стороны, бывает, человек приносит дежурный список (и мы все его можем составить). Самое страшное, что человек привыкает не меняться, он уходит таким же – особенно если у него нет никаких вопросов. Бывает, что он и не готов к диалогу. Конечно, так не должно быть.

Вопрос телезрителя из Москвы: «Каковы особенности православного подхода в психотерапии?

– Коль скоро мы задались вопросом о православной психотерапии, есть ли она вообще, то нужно понять, как работает психолог и чем он отличается от врача, например. А отличие такое. Мы приходим к врачу, когда у нас что-то болит, и мы, как правило, не знаем, что это: почка или печень – «болит где-то в боку»; в определенной степени мы приходим к нему как к некоему мастеру (например, машину пригоняют на станцию техобслуживания, когда у нее что-то стучит или плохо крутится, и мастер говорит, что сейчас он все починит – это будет стоить столько-то), и в данном случае нет никакой нашей работы. Врач тоже прописывает таблетки или производит какие-то специальные воздействия, а мы только присутствуем.

Работа психолога принципиально другая: здесь происходит встреча с другой личностью. Собственно, в качестве инструмента психолог использует собственную психику, собственное сознание, и это крайне важный момент.

Представим себе: столяр рубанком стругает доску. Если рубанок с зазубринами, то работа будет плохая, бракованная. То же и с нашей душой: если у психолога есть внутренняя поврежденность, то, собственно говоря, он может повреждать того, кто к нему приходит. Это первый важный момент. Здесь важен полностью доверительный диалог – между психологом и клиентом возникают так называемые терапевтические отношения, и этим отношениям нет аналога в реальном мире – это отношения полного доверия, благодаря которым человек может по-новому взглянуть на себя, переосмыслить свою систему ценностей и идти в жизнь дальше.

Что здесь важно? Мировоззрение психолога неизбежно транслируется клиенту, от этого невозможно уйти. Есть исследования, доказывающие, что даже на этапе интервью, когда психолог просто спрашивает клиента, что случилось, с чем он пришел, уже транслируется мировоззрение психолога, и этого не избежать. Тем более в самой терапии, как бы психолог ни пытался это отодвинуть, это неизбежно будет передаваться. И если мировоззрение ограничивающее (если, например, психолог атеист и считает, что все в нашей жизни случайно – это его вера), то это будет транслироваться, травмировать, обрезать крылья человеку, направлять его в определенную сторону.

Поэтому возникает вопрос: к какому человеку мы хотим прийти? Если мы люди верующие и для нас вопрос о существовании Бога решен, то мы, конечно, хотим видеть в той живой душе, что сидит напротив нас, человека, разделяющего наши убеждения.

Вы произнесли потрясающий термин: осознанность. Мне кажется, очень часто (может быть, я не прав) наша вера бывает неосознанной, поэтому часто она превращается в обрядовый культ: осознанности в наших действиях часто не бывает (я могу ошибаться, но у меня есть такое впечатление). Говоря об осознанности веры, что Вы имеете в виду?

– Я говорю про осознанность применительно к жизни вообще, и здесь я имел в виду прежде всего, что человек способен чувствовать собственные чувства: чувствовать, каково ему. Если это так, человек может найти решение. Например, я не знаю, куда мне идти: можно туда пойти, а можно туда. Я иду в одну сторону – и мне только хуже становится, тогда я понимаю, что мне туда не надо. Пробую идти в другую сторону – и мне что-то открывается. Это происходит на таком уровне.

Когда человек неосознанный, он не знает, куда идти. Он может спросить у кого-то, куда идти. Один скажет «иди туда», другой скажет «нет, туда». И так бывает, что человек остается в таком детском состоянии, всю жизнь удовлетворяет все эти «иди туда» до самой своей пенсии, так и не зная, куда на самом деле хочет он. И это тяжелое состояние.

То же касается и веры. Если вера выступает просто как некоторый костыль на сложном жизненном этапе, то это нормально: человеку тяжело, он приходит в Церковь – и ему дают готовую структуру, как жить. Но если эта структура не воспринята на внутреннем уровне, не соотнесена со своими внутренними глубинными потребностями, она рискует превратиться в клетку, и тогда уже будет готовый фарисей... Но это будет духовный тупик.

Вопрос телезрителя из Белгорода: «Думаю, во времена Христа еще не было психиатров, психотерапевтов. Может, Христос обладал всеми этими умениями, но все больные в этом плане считались бесноватыми. Как сейчас вы различаете, человек психически больной или бесноватый? Как это определить?».

– Прежде всего скажу, что я не психиатр, и если ко мне приходит человек, а я вижу, что у него психиатрия, считаю своим долгом сказать ему об этом: он должен наблюдаться у психиатра. Если человек действительно имеет психическое заболевание (например, органическое), его состояние может ухудшиться, и я как психолог не смогу это контролировать.

В своей жизни я не встречал ни одного человека, который был бы одержим. Точнее, один раз приходил человек в храм, который сказал, что он одержим бесом, он как-то страшно кривлялся. Я тогда был еще молодым священником и решил проверить, правда ли в нем бес. У нас в алтаре были приготовлены мощи, которые мы еще не вынесли в храм (сейчас не смогу вспомнить, какого святого, но известного). Я вынес мощи, положил ему на голову, и он настолько страшно зашипел, что я буквально от него отпрыгнул. Я понял, что он точно бесноватый. Но потом я подумал, что должен быть контрольный эксперимент. Я взял в алтаре штопор, которым открываются бутылки с кагором, а ему сказал: «У меня есть еще одни мощи, сейчас еще раз проверим». И он зашипел еще больше. Тогда я ему сказал: «Вот ты и попался – смотри, это просто штопор». И он сразу сник от того, что не удалось ему обмануть, и ушел. Вот это была единственная во всей моей священнической жизни встреча с «одержимым».

Есть «бритва Оккама» – принцип «не следует множить сущее без необходимости». Если видно, что у человека психиатрия, то это психиатрия. Я, кстати, верю, что Бог приводит к тебе тех людей, которым ты можешь помочь; по крайней мере, так я могу сказать относительно себя и тех священников, которых вижу. Люди на самом деле одержимые приходят к тем батюшкам, которые могут с этим иметь дело – видимо, это не я.

Если в моем приходе священники не имеют образования психолога, могу ли я, зная, что в другом храме есть священник-психолог, пойти и обратиться к нему?

– Более того: существует большое количество психологов кроме священников-психологов, и к любому из них теоретически можно обратиться. Главное, чего здесь, на мой взгляд, стоит бояться (и таких случаев, к сожалению, предостаточно) – когда работа психолога (я сейчас не говорю про священника-психолога, в том числе даже так называемого православного психолога), вступает в разрез с тем, что человеку говорит его духовник (по определению, духовник – это тот приходской священник, у которого человек регулярно исповедуется). Так вот, если их интенции (то, что они транслируют) расходятся, возникает проблема, причем очень серьезная.

Решить ее может только сам человек – например, путем отказа от психолога, к которому он ходит. Но тогда возникает проблема с тем, что психолог уже сделал: эта работа может поменять знак, и это очень серьезный момент.

Почему нельзя критиковать работу коллег? Можно очень сильно навредить человеку. Даже если коллега напортачил, если я его критикую, то могу поставить под вопрос вообще все, что он человеку давал, говорил, то есть всю, может быть, позитивную трансформацию. Эта коллизия очень серьезная, и из нее не выйти без потерь: либо там будет подорвано доверие, либо тут. Поэтому вопрос остается открытым.

Когда мы обращаемся к священнику, у нас есть внутреннее убеждение, что все священники обладают духовной силой, которая способна помочь. Как понять, что я нуждаюсь в помощи психолога?

– Все священники обладают некой духовной силой. Это действительно так, и как священник я могу сказать, что если человек приходит получить ответ от Бога, а не от меня, от моих ограниченных знаний, если он на это настроен, молится об этом, то он ответ получает даже через такого худого священника, как я, – происходит чудо, можно сказать. Это когда человек просит у Бога.

Бывает, что наоборот, человек как раз не доверяет священнику, считает, что священник не может ему помочь (например ему кажется, что священник молодой, глупый). И тогда действительно как руки за спиной связаны – ты ничего не можешь сделать. Это очень серьезный духовный вопрос, и он зависит от состояния самого человека.

Вопрос телезрительницы из Ярославля: «У меня был печальный опыт общения с психологом. Но это было когда я еще только пришла к вере – мне тогда лет 30 было. Была такая ситуация, что моя родственница страдала игроманией, пьянствовала. Я пыталась ей помочь – чего только не делала: и угрожала ей, и пугала, что все может случиться. А психолог мне сказал: «Вам что, больше заняться нечем? У вас, наверно, дети есть. Наверное, шить умеете, вязать? Займитесь этим» (в общем, пусть она катится куда хочет, а ты живи своей жизнью). Тогда я пошла в церковь, поставила свечку и дома молилась о ней, как умела. И так получилось, что она сломала ногу, у нее прекратились все походы в игровые клубы, все ее компании прикрылись, она сидела дома, лечилась. Таким образом Господь (я так считаю) малой кровью ее от этой беды отвел. Психолог ведь – тоже человек, у него могло быть плохое настроение, или, может, я ему просто не понравилась, или он так понимает мою проблему. Может, стоит сразу к Богу обращаться – и Он все решит Сам?».

– Психолог ничего другого и не мог сказать: помню, когда я учился, нам объясняли, что психолог может работать только непосредственно с самим человеком – если приходит женщина и говорит: «У меня муж пьет, он такой-сякой», вы мужу ничего не можете сделать, а можете помочь только этой женщине, если она поставит вопрос относительно себя.

Задача психолога – помочь ей переформулировать запрос относительно себя (например, что она может сделать в данной ситуации, как ей относиться к этой ситуации?). Тогда психолог может с ней работать, «а если человек хочет, чтобы заочно что-то у кого-то поменялось, то прогоняйте таких». Тогда я поднял руку и сказал: «Все, кого вы прогнали, пришли к нам – в Церковь приходят как раз именно с проблемами «муж пьет, брат игроман» и так далее: именно с вопросами не про себя». Это то, чем отличается Церковь от психологии: психолог работает только с конкретным человеком, с его личными проблемами.

Это исключительно прерогатива православного священника-психолога – говорить о других людях и попробовать помочь справиться с проблемой опосредованно, через другого человека?

– В религии мы имеем дело с Богом и можем у Него просить, мы имеем дело со святыми, у которых тоже можем что-то просить. В психологии ничего этого нет – там только конкретный человек и его личная проблема «здесь и сейчас» (конечно, если это не какая-нибудь парапсихология, эзотерика, шизофрения)...

Мы чувствуем себя одинокими, нам не с кем поговорить (если мы можем поговорить с Богом, то, наверное, мы самые счастливые люди на этом свете), а когда мы приходим к священнику, мы вдруг теряем дар речи – начинаем говорить общими словами. Нам кажется, что поговорить со священником мы можем только словами из церковнославянского языка или: «Грешен, батюшка». Как нам, православным людям, научиться говорить со священником?

– Прежде всего разрешить себе это. Многое зависит и от священника: если священник тоже не привык говорить, то, наверное, не получится его разговорить. Но есть батюшки, которые открыты, и к ним можно подойти после службы. Это нормально – подойти, сказать: «У меня есть вопрос». И начать говорить о том, что для тебя важно, пытаясь услышать то, что будет сказано в ответ. Это действительно возможно, просто нужно разрешить себе это делать.

Внутренне отпустить себя?

– Расстояние между священником и паствой – с одной стороны, правильно: священник стоит на особом месте, на месте духовного отца. А духовный отец – это человек, которому не безразличны его дети, которому все интересно (должно быть так – у хорошего священника): как живет этот человек, чем живет? По сути, эти отношения могут воспроизводиться в любых ситуациях, в любой коммуникации. Можно задать вопрос батюшке, сидя с ним в трапезной рядом, можно в храме задать вопрос, в паломничестве… Есть те, кто не боится этого. Есть люди, которые боятся, и они пытаются быть хорошими... Конечно, ответственность за коммуникацию больше лежит на священнике – он должен увидеть это стремление, поддержать его. Он может сам подойти к человеку, который плачет в храме, например, и поговорить с ним.

Кто несет, например, ответственность за отношения между матерью и двухлетним ребенком? Понятно: тот, кто старше. И здесь нужно понимать, что большая ответственность за коммуникацию на священнике.

В конечном итоге, если мы искренне обращаемся к Богу, то Он поможет нам решить наши проблемы – через других людей (что тоже нужно понимать: если кто-то ждет, что в его голове будет звучать радио, то это действительно называется шизофренией, и это не тот путь). Но если человек искренне просит Бога, в его окружении появляется кто-то, кто может ему помочь. И эту протянутую руку, этот взгляд нужно принять: бывает, что человек не принимает, остается замкнутым и продолжает хотеть, чтобы радио зазвучало у него в голове.

Я хотел бы пожелать всем, кто нас смотрит, слушает, стать более осознанными, искренними, чуткими к себе и к другим. Самое главное – видеть то, что есть в глазах, обращенных к тебе, и брать это. Это тоже очень важно.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475