Протоиерей Димитрий Кулигин: Должно ли православному христианину быть современным?

Понятие «современность» имеет для нас сейчас особые нюансы. Отец Димитрий, насколько сейчас (я не имею в виду только пандемию) православному человеку искусительно жить?

– Я думаю, не сложнее, чем обычно: христианину всегда было сложно жить в современном мире. Здесь стоит пояснить, что такое современность, современный мир: находящийся в этом времени, идущий в ногу с настоящим временем. Нужно ли православному христианину быть современным? Я бы ответил, что нет: православный христианин должен не то чтобы не идти в ногу со временем, а быть впереди него. Я бы сказал так: если кто-то пытается быть современным, то он уже опоздал.

Почему так? Был ли современным Христос, когда пришел в Иудею? Он сказал: «Я пришел не нарушить закон, но исполнить его». Однако для Его современников (заметьте, современники были людьми верующими – они не отрицали Бога, более того, это был богоизбранный народ) Его речь, Его поступки были несовременны: они опережали тот образ жизни, который тогда был.

Здесь очень интересно, насколько может православный христианин быть современным и что подразумевать под современностью? Вы можете сказать: «Батюшка, Вы тут аллегории какие-то устраиваете». Но все-таки, на мой взгляд, это очень важный момент, который христианин должен всегда понимать.

Я думаю, если мы будем гоняться за некой современностью, всегда будем опаздывать. А вот если будем идти за Христом, тогда современность будет идти за нами.

Мне кажется, ошибочно полагать, что надо стараться везде найти некую современность, которой мы должны подражать и за которую должны хвататься. Мы – создатели современности. В конце концов, организм Церкви универсален: Христос и вчера, и сегодня, и завтра один и Тот же – если мы это будем помнить, какие-то вопросы у нас сами собой могут исчезнуть – и мы не будем допускать ошибок, которые люди часто совершают.

Далее: если смотреть в бытовом плане, Церковь находится в некоем настоящем времени. Настоящее, определенное время (даже сей день) предполагает и технический прогресс, и какие-то веяния, и Церковь должна как-то на это реагировать. Действительно, как Церковь может реагировать на то или иное новшество, на ту или иную проблему?

Мне кажется, очень важно держать в уме две вещи – скажем так, две современности. Одна современность – в богословском плане, а Церковь вне времени, Бог вне времени. Эту мысль надо помнить. С другой стороны, Церковь должна как-то реагировать на какие-то моменты нашей жизни. Этих моментов может быть масса, и они всегда будут. Это как в природе: всегда что-то растет – вычисти землю, и все равно на ней что-нибудь да вырастет (другой вопрос: что вырастет).

Часто церковным людям говорят: «Вы должны быть современными». Я бы задал вопрос: на что призвали в таком случае? Я слышал, что одного священнослужителя возмущенно упрекали (причем он человек современный, миссионер): «Как же Вы, современный человек, не можете понять, что это надо сейчас в нашей жизни? Как же Церковь остается ретроградной, консервативной?». Речь шла об экстракорпоральном оплодотворении.

Если современные технические, медицинские средства дошли до чего-то, Церковь все равно должна задавать нравственный вопрос. Что бы это ни было: компьютер или просто какая-то книга, – надо рассматривать современность в контексте нравственности.

Вопрос телезрителя: «Есть такое высказывание: безумие делать одно и то же, повторять снова и снова одно и то же, при этом ожидая получить абсолютно другой результат. Как это связано с богослужением, когда повторяется одно и то же из года в год: молитвы те же и действия те же? Что тут современного? Если бы Христос ходил и читал одни и те же псалмы с утра до ночи, не думаю, что за Ним ходило бы столько людей».

– Насколько я понимаю, вопрос был: зачем талдычить одни и те же молитвы? Может быть, что-то новенькое взять? Вопрос совершенно справедливый: человеку в жизни часто хочется чего-то новенького.

Например, сколько можно есть одну картошку? Как бы она ни была вкусна, она может надоесть. Как можно смотреть один и тот же фильм? Как бы он ни был хорош, хочется чего-нибудь нового. Желания мирского человека именно таковы – новшества.

Другое дело, надо ли это? Если какое-то обновление, то да. Что касается молитв, у нас есть самый простой пример и самая простая молитва: «Господи, помилуй». К ней, наверное, могут быть самые большие претензии – чаще всего именно она и повторяется. Сколько можно говорить: «Господи, помилуй»? Даже, бывает, люди ее не к месту употребляют.

С другой стороны, давайте возьмем тех, кто эту молитву практиковал как Иисусову: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешного». Задайтесь вопросом: почему есть и были люди (и я думаю, будут), которым эта молитва настолько понравилась, что они по-другому и не хотели? Они и не могли и были глупыми, а настолько в эту молитву вошли, что им было ее вполне достаточно, чтобы общаться с Богом.

Что такое молитва? Это разговор с Богом: я говорю Богу некие слова молитвы – так вот, человеку было этого вполне достаточно.

Часто, когда человек любит, он только эти слова и может произносить: «Я тебя люблю» – у него душу распирает, ему хочется много чего говорить, но все сводится к словам: «Я тебя люблю». Примитивно ли это? Скучно ли? Или все-таки какие-то слова могут в себе нести что-то сконцентрированное, что вполне может быть самодостаточным и может не надоесть? Это же вопрос не только молитвы. Я привел банальный пример: что такое кино, картошка? Но есть важные вещи. Молитва – это важно. Любовь – важно.

А если говорить о новом, вы задали очень интересный вопрос. Если говорить о современном мире, он построен на частом обновлении. Такой «западный принцип» – через 5 лет надо все менять: машину, квартиру, жену. А правильно ли это на самом деле? Квартиру – ладно, смените. Машину – да. А жену, мужа? Может, еще и детей менять? Если вам в том, что касается молитв, не нравится повторение, подумайте: может быть, вы чего-то не понимаете в словах? Это не укор.

Самая распространенная молитва с евангельских времен – «Отче наш». Христос не призывал к разнообразию, Он говорил: «Молитесь так: “Отче наш…”». Помню, когда я стал все больше и больше погружаться в церковную жизнь (естественно, это была одна из моих первых молитв), какое-то понимание вдруг пришло не через месяц-два, а когда я был уже воцерковленным человеком: я помню, это было не в храме и не было мистическим откровением – мне никто не являлся, но на какой-то рядовой, домашней молитве вдруг пришло ясное осознание самых простых слов.

Перечитайте молитву «Отче наш» – именно перечитайте: простые же слова. Но какое-то слово для меня вдруг заиграло как драгоценный камень…

Часто человек хочет нового потому, что то, что он имеет, не понимает. Поэтому попробуйте понять. Молитв у нас, мне кажется, предостаточно. Может быть, даже больше, чем мы могли бы вместить. Но то, что мы имеем, порой не понимаем… Я делюсь с вами собственным опытом.

Не только молитву «Отче наш», но и другие молитвы я только со временем смог понять, и до сих пор что-то происходит. Какие-то прилагательные я больше понимал в связи с тем, что у меня было в жизни: когда никаких проблем нет, радость – это одно. А когда вдруг с кем-то печаль, какой-то конфликт, я, например, слово «мирность» понимал вдвойне, втройне.

Молитв очень много. Мы просто их часто не понимаем. Я вам желаю проникнуть в то, что вы имеете, со всей душой, от всего сердца.

Сейчас мы часто слышим: «Давайте Литургию будем служить на русском языке!». Более того, от очень известных пастырей я слышал, что в Москве много храмов, мол, ничего страшного, если в 10-ти из них будут службы на русском языке. Дело в желании обновить Церковь, в том числе и Евангелие: исключить церковнославянский язык из общего употребления, чтобы всем было все понятно. Прокомментируйте это.

– Это действительно очень серьезная проблема, вопрос и часто укор. Часто укор мы слышим со стороны.

Ни для кого из моих прихожан в этом проблемы нет. Более того, я бы сказал, в этом проблемы вообще нет. Чаще так говорит человек, который только пришел в храм и для него церковнославянский язык – закрытая книга.

У компьютера тоже есть свой язык. Мы же не требуем, чтобы компьютер подстраивался под нас – мы стараемся понять его язык. В других областях жизни мы не гнушаемся понять тот или иной язык. Появляются новые слова, которые выходят из социальных сетей. Это люди воспринимают нормально, а церковный язык почему-то становится проблемой? Мне кажется, здесь вопрос банальной лени: не человек хочет идти к Богу, а чтобы Бог шел к нему. Здесь проявляется эгоцентризм.

Я изучал эту тему и столкнулся с тем, что переводы часто могут быть ошибочными. Я старался пользоваться и современными переводами на иностранные языки и пришел к выводу: если идти путем, которым пошли на Западе протестанты, все время переводить на современный язык, то это будет бесконечно: чем дальше, тем больше и быстрее язык меняется. Надо быть очень осторожным – мы все равно за этим не угонимся. После таких изысканий я стал приверженцем того, что больше надо давать комментарии – не гнаться за переводом целиком библейского Писания, а, скорее, его комментировать.

В свое время я для себя решил перевести утреннее, вечернее правило, Последование ко Причастию, то есть самые ходовые молитвы. И столкнулся с тем, что на самом деле это не так-то просто: церковный язык гораздо богаче, чем русский. Церковное слово бывает невозможно перевести на русский одним словом: что-нибудь да потеряешь. Это тоже надо учитывать, когда ратуешь за новый, обновленческий язык.

Вопрос телезрителя: «Вот грянула пандемия, и люди поняли, что земные блага, к которым они стремились, не самое главное в жизни. Что значит «быть современным»? Научиться терпеть и смиряться? Или это что-то другое?».

– Всегда вопрос должен быть окрашен нравственно. Вы как раз об этом и говорите. Раньше тоже были пандемии, и они косили кошмарное множество людей.

Существует русская поговорка: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Вот я сказал, что в нашей жизни появились стереотипы менять что-то каждые 5 лет – человек порой в этой гонке не успевает задуматься о вечных вещах.

То, что вы говорите, очень правильно – это вечное, то, что будет живо в любом «современном» мире (по крайней мере, должно быть всегда современным для православного христианина).

Вы напомнили, что синодальное издание в свое время было, быть может, для кого-то бомбой: как так можно? Я напоминаю, что перевод делался не за день и даже не за год – многие годы люди сидели, переводили, и все равно есть недочеты, какие-то вещи, которые хорошо бы подкорректировать. Это говорит о том, как сложно вообще все перевести.

Но почувствуйте разницу: я не за то, чтобы молиться на непонятном языке, но я и не сторонник бежать вдогонку за современным языком, который порой и опошляется, и примитивизируется. Любой филолог скажет: чем древнее язык, тем он богаче и насыщеннее. К сожалению, современные языки становятся все более примитивными. Как мы Богу должны молиться? Примитивно ли? Просто – да, но не примитивно.

Насколько вообще возможно взаимодействие консерватизма и поиска нового? Имеется в виду, должен ли быть здоровый консерватизм?

– Думаю, консерватизм обязательно должен быть: Церковь, по сути, консерватор, институт Церкви консервативен. Это, я считаю, нормально. Другое дело, не надо путать ретроградство с консерватизмом.

Нездоровый консерватизм мы как раз имеем в виду, когда говорим о Христе. Я начал с того, что Христос был несовременен. Современное Ему общество было не просто консервативно, оно было архиконсервативно – со знаком «минус». Именно поэтому общество Его не понимало: почитая Бога, молясь Ему, общество Его и отвергло. Эта опасность всегда будет существовать – это, скорее, внутреннее дело Церкви, чтобы Церковь как институт всегда наблюдала за этим: как дамоклов меч, это всегда будет висеть. Две крайности. Первая – остаться в таком состоянии, закоснеть. А другая крайность – либерализм: попытка гнаться за новыми веяниями, за которыми никогда не угонишься.

Есть такое непослушное, упрямое животное – осел. Как заставить осла идти вперед, когда он упрямится? Повесить морковку перед ним – он будет за ней бежать и не сможет ее догнать. Если Церковь будет как ишак за морковкой бегать, это тоже ничего хорошего не принесет нашей жизни.

Я не могу не затронуть еще одну тему, которая особенно важна в последние десятилетия. Были времена гонений начала ХХ века, когда храмы у нас закрывались. Но есть мнение, что сейчас особые гонения: все делается для легализации греха, чтобы христианину было как можно труднее жить. Как остаться в современном мире, при легализации греха, православным христианином?

– Очень сложный, серьезный вопрос: дьявол не дремлет.

Если уж говорить, кто гонится за современностью, так это он – дьявол всегда будет современным, в курсе веяний, новой моды, чтобы человека совратить. А за нами всегда есть право выбора. Так было и тысячелетия назад, и сейчас: «Что ты выберешь?» – это вопрос соблазна, он стар как мир. Другое дело, что формы могут быть разные. Очень важно не поддаться на новые словечки, когда за красивыми или наукообразными словами лежит банальный грех – можно сказать: детоубийство, а можно сказать: аборт (вроде бы слово нерусское, не так резко этот грех называет).

Он закамуфлирован.

– Да. Языковыми средствами камуфлируют грехи. Когда вы что-то видите или слышите, причем это может быть даже высказано благообразно, задавайте вопрос: что за этим стоит?

Очень важно в нашем мире различить, где добро, а где зло. Слова могут быть самые разные – вопрос в том, что человек подразумевает под словом: одно слово может означать как положительное, так и отрицательное, это тоже надо иметь в виду.

Вопрос телезрительницы: «В последнее время ловлю себя на мысли, что завидую безграмотным людям позапрошлого века. Они знали 3 молитвы Серафимова правила и, готовясь к Причастию, творили Иисусову молитву, а у нас столько информации, что она порой заслоняет веру в Бога. Может, я не права…».

– Мне кажется, здесь есть элемент малодушия с вашей стороны: нам часто это присуще. Нам хочется куда-то спрятаться, когда современный мир на нас давит, в том числе информацией, хочется уехать «в деревню, в глушь, в Саратов», – уйти в леса, иначе не справиться. Порой надо признать это, чтобы суметь преодолеть. Вы завидуете тем, кто знал некое Серафимово правило. На самом деле это ошибка.

Часто человек ошибочно хочет спрятаться в лесу. Помню, мальчишкой я хотел спрятаться где-то в деревне, чтобы отойти от современного мира: взять только Часослов, молитвослов и молиться, чтобы мне ничто не мешало. Приехал – и занимался только дровами, теплом, едой и прочим, и молиться было крайне тяжело технически.

Поэтому не стройте иллюзий: бывает очень сложно спрятаться туда, куда вы хотите. От себя самого не спрячешься! Более того, те, о ком вы говорите, часто знали не три молитвы – они знали гораздо больше молитв, чем мы. Один из звонивших говорил, что молитв и так много. Я уж умолчал о том вопросе, что молитв гораздо больше: кто сейчас знает, что такое Мине, Октоих? А при Серафиме Саровском народ чуть ли не наизусть знал эти книги и мог, если что, сделать замечание, если на службе что-то не так произойдет.

Болезненная тема в нашей Церкви – старообрядческий раскол. Там была фраза «за единый аз», а кто-нибудь ответьте: что такое «за единый аз»? А тогда знали не только «аз», но и «буки», и «веди», и все остальное. Молитв знали много, но могли молиться проще.

Ваш вопрос состоит в том, что нам хочется спрятаться от этого мира. Я вас понимаю, мне самому порой хочется спрятаться; глаза откроешь порой – думаешь: Боже мой, как тяжело. Но, с другой стороны, вспомните, как один из замечательных современных священнослужителей говорил: мы должны быть, как свеча, которая светит в темноте – Господь нас к этому призывал. Каждый из нас миссионер – каждый из нас должен нести свет в темноту мира.

Если вы видите проблемы вокруг, значит, Господь возлагает на вас миссионерскую задачу их решать. У каждого они могут быть свои, своего порядка. Вам Господь судил… Вы постарайтесь ваши проблемы по-христиански преодолеть – вот самое важное: не уйти куда-то, не делать из себя необразованного человека знанием трех молитв.

Господь дал вам образование – пользуйтесь им, насколько возможно. У нас есть современные технические средства, которыми вы смогли воспользоваться и дозвониться до нас. Мы можем их положить на добро. Важно, положительно или отрицательно ты будешь пользоваться теми или иными средствами связи, телевидения и так далее. Вы переживаете за свое духовное состояние и хотите стать лучше – это хорошо (когда средства связи играют безобразную роль – человек посмотрел телевизор и как будто испачкался, – это достойно сожаления).

Как я, православный христианин, должен относиться к тому, что в Церкви мне непонятно или не нравится?

– Очень интересный вопрос, и он может быть гораздо серьезнее и глобальнее, чем может показаться. Буквально недавно один церковнослужитель заострил внимание именно на нем.

Часто люди имеют о религии те представления, какие им хочется. В том же христианстве, в православии человек хочет, чтобы вера была именно в тех параметрах, какие ему хочется.

Здесь очень важно, чтобы человек не веру под себя подделывал, а себя под веру. Когда я входил в Церковь, для меня вера была неудобна – я по-человечески хотел по-другому. Но я больше ценил истину, которая находится в православии, и понял, что какие-то вещи мне надо в себе исправлять под веру, а не веру под себя. Это очень важный момент, дорогие братья и сестры.

Должен ли быть человек православной веры современным?

– Вернусь к началу: и да, и нет. С одной стороны, должен, но с другой – не в погоне за чем-то. Он должен аккумулировать все хорошее в современности, чтобы быть не ведомым, а вести за собой. А куда вести? К Богу.

Записали:
Наталья Культяева
и Маргарита Попова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475