Протоиерей Александр Рябков: О возможности познания Бога

Когда мы спрашиваем, возможно ли познание Бога, то здесь прежде всего волнует, можем ли мы Его познать умом – или только сердцем можно попытаться познать Бога? Познание Бога – это путь целой жизни, и можно ли в этом познании столкнуться с проблемами, которые могут стать просто неразрешимыми для нашей православной жизни?

– Неразрешимых проблем, наверное, нет – только сам человек создает такие проблемы. Для Бога нет преград, Господь стучится в наше сердце. Вопрос, открываем ли мы Ему наше сердце или мы держим эту дверь изнутри и запрещаем ему войти в свою душу, в сердце и сознание в том числе.

Что касается познания, здесь мы должны отказаться от познания интеллектуального. Разумеется, есть некоторые границы, которые нам рисуют богословие, догматика, вероучение, но это только границы для того, чтобы наша вера не потеряла формы, необходимые для сохранения верности Православию: чтобы вера не стала абстрактной, нехристианской, имеющей только отдельные атрибуты христианства, для этого нужна догматика.

Что касается познания, здесь мы заменяем это слово на «ведение» – все-таки мы стремимся не к интеллектуальному познанию, а именно к ведению. Ведь даже говоря о нашей душе и вычленяя в ней разные свойства (есть разумная часть души, есть желательная и есть яростная или гневливая часть души, по учению святых отцов аскетов, преподобных, которые оставили нам пример духовной жизни), мы видим, что 2 части иррациональны: желательная и яростная, или гневливая. Разумная часть – нус (др.-греч. νοῦς – мысль, разум, ум), но здесь речь идет именно о разуме, а не о рассудке – это разные вещи. Рассудочно познать Бога, конечно же, нам не под силу.

Да, нам даются образы даже для познания, для уразумения догмата о Святой Троице. Но в первую очередь у этого догмата и у какого-то другого есть нравственный аспект, для нас он важнее: опять же, здесь идет не интеллектуальное познание, а мы на себя переносим, и в себе видим троичность – дух, душа, тело, или Троица проецируется на семью: есть отец, мать и ребенок. В общении лиц, в единстве это уже проецируется и на Церковь, то есть нравственный аспект, но не интеллектуальное познание сущности Бога, сущность Его мы познать не можем.

И в познании Бога разумом мы все-таки должны признать, что речь идет о созерцании, которое открывается человеку, если он подчиняет разумной части души желательную часть и гневливую. Мы видим, что эти части есть – они были Богом предусмотрены, но в грехопадении они исказились: если гневливая часть души должна гневаться и ненавидеть грех, падение, какую-то нашу гнусность или то, что к нам извне подползает (змей-искуситель), то мы вместо гнева на грех направляем гнев на своего ближнего или на какие-то вещи.

Так же и желательная часть души: мы должны желать Бога, благодати, а вместо этого мы начинаем желать вещей, каких-то телесных ощущений или славы (не Божией, а своей личной, то есть тщеславия).

Мы переворачиваем?

– Да. И если эти части души не подчиняются разумной части, то она затмевается и мы попадаем в мрак неведения Бога. Но здесь тоже два разных аспекта: есть мрак неведения по нашим грехам, по нашим страстям, которые, как паразиты, наросли на качества нашей души, но есть и мрак неведения с положительным знаком – когда святой подходит к Богу своим подвигом вплотную, то, разумеется, здесь есть некая граница, он не может интеллектуально, сущностно познать Бога. Скажем так, предела разумному, а не рассудочному духовному созерцанию, разумеется, нет. Предел даже не полагается в жизни вечной для души человеческой…

Что мешает нам познавать Бога, где затмевается разумная часть души нашими страстями? Здесь очень важна церковная жизнь – молитва, пост и участие в таинствах. Последнее нам понятно, но, мне кажется, все больше и больше есть тенденция утверждать, что молитва, пост, какая-то аскеза – это все-таки не для нас. Очень часто приходится слышать, что традиции Церкви – монашеские традиции. Но все-таки давайте увидим: то, что нам оставили святые отцы (пусть даже они и монахи), – это глубокая психология, которая в чем-то даже превосходит современную светскую психологию.

Изучение души, которое святые отшельники или киновийные монахи прошли опытно, на самих себе или созерцая своего брата в пустыне или в монастыре, в общине, – эти наработки важны и сегодня, и мы не должны их отметать. Мы видим, что аскеза – упражнение над самим собой, которое как раз и подчиняет желательную и яростную часть души разумной части, начинающей познавать Бога, но познавать именно созерцая: не интеллектуально, не рассудком, а ощущая сердцем, душой и на последнем этапе уже умом.

Здесь мы говорим о присутствии Бога, о прикосновении Его к нам, проявляющимся миром, тишиной и покоем. Но мир, тишина и покой достигаются любовью, благодарностью и смирением, ибо если Бог есть любовь, если наш Господь Иисус Христос тоже благодарил Отца Своего, если Он говорил нам, что Он смирен и кроток сердцем, тогда если мы будем Ему в этом подражать (разумеется, не внешне, а внутренне), тогда мы и будем Его познавать и будем находиться с Ним в общении.

Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «У меня мнение такое, что Бога познать невозможно, ведь даже апостол Павел сказал, что нельзя объяснить человеческим языком то, что он видел... Я думаю, что нам просто нужно выполнять то, что нам сказал Иисус Христос, а все познаем там, когда мы туда перейдем. Вот и все. А как мы Его можем познать? Никак».

– Я даже еще добавлю, что и там мы Его тоже не познаем. Мы как раз на этом и акцентируем свое внимание, что интеллектуально, рассудочно Бога познать невозможно. Но мы можем находиться с Ним в общении, это намного важнее, нежели интеллектуальное познание. Попытка уложить Бога в свою земную систему координат не получится, даже когда мы освободимся от темницы своего тела – хотя все-таки наше тело не темница, а сосуд Святого Духа. А мы иногда думаем, что «вот, освобожусь от тела»... Этого мало – надо сначала тело из темницы преобразить в сосуд Святого Духа: тогда, выйдя из него, мы, может быть, к Богу и приблизимся. Тело нам дано не как обременительные вериги, балласт, который нам не дает взлететь, а именно как инструмент для ведения, созерцания Бога.

Слово «познание» мы специально сейчас уберем, чтобы никого не вводить в соблазн, искушение и заблуждение. Поэтому мы и говорим о созерцании, которое достигается молитвой. Здесь снова вернусь к тому, что очень часто мы начинаем как бы оправдывать себя: мне не под силу так долго молиться, мне не под силу поститься и, наоборот, я Бога больше познаю и буду чувствовать, если буду жить в свободе: хочу – молюсь, не хочу – не молюсь, хочу – пощусь, не хочу – не пощусь.

Но давайте перенесем понятие аскезы (или упражнения) в светскую жизнь. Мне вспоминается такое понятие, как самоуважение. Как мы себя уважаем? Что я в себе уважаю – свои желания, свою неправильно понятую свободу, свои привычки или я уважаю в себе образ Божий, который надо и должно довести до подобия Божиего? И тогда на этом пути возведения себя до подобия Божиего, до уподобления Ему (образ – это как данность, а подобие как развитие), разумеется, нужна борьба со страстями.

Например, в светской жизни поставлена цель – спортивный рекорд или стать хорошим танцовщиком. Как писал Чехов своему брату Николаю: «Ты должен уважать в себе художника, а художник ради этого жертвует всем: и сном, и покоем, отказывается от алкоголя и от блуда в том числе». Если ради мирского, проходящего этапа нужно отказываться от многого, чтобы в себе развить талант («Уважай в себе талант», – пишет писатель своему брату), то как можно забыть о том, что у нас есть талант образа Божиего? Но мы забываем, что все-таки грехопадение – реальная ситуация, которая в нас есть и на нас влияет.

Служение Богу, через которое идет развитие в нас этой иконы, через нее мы обретаем Бога в себе. Открывая Бога в себе, мы начинаем Его созерцать через внешнюю жизнь: мы видим Бога в творении – самое элементарное созерцание и познание Бога, «познание» возможно через творение.

С одной стороны, мы видим порядок – иерархию, которая есть в мире (в том числе и животном). При этом мы видим поврежденность, что вошла через человека – через его непослушание поврежденность вошлаи в мир животных, и в наш человеческий мир. Здесь мы тоже можем это видеть вполне объективно.

Познание Бога через присутствие стяжания Духа Святого Божия, по завету святого Серафима Саровского, – это самое для нас объективное, открытое и возможное. Здесь не идет речь об интеллектуальном, здесь речь идет только о духовном познании (почему и был спор у Григория Паламы с Варлаамом Калабрийцем – Варлаам размышлял об интеллектуальном познании, а Григорий Палама говорил о видении нетварного света: именно той славы Божией). Не то, что человек упивается своей славой и интеллектуальной натренированностью, но, конечно же, согревается изнутри славой Божией.

Вопрос телезрителя: «Возможно ли познать Бога без помощи Самого Бога? Если бы Он Сам не открыл Себя людям?».

‒ Прекрасный вопрос. Невозможно. Действительно, Господь дает все даром и сеет очень щедро, но вспоминается притча о сеятеле. Господь сеет щедро, а от нас зависит, на какую почву падает семя: или это сорняки (страсти нашей души), или это дорога (равнодушие: дорога – это, в принципе, утрамбованное равнодушие, скольжение со знанием по предметам, «окамененное нечувствие» маленькая прослойка почвы, а под ней камень). То есть, опять же, ревности надолго не хватает: мало того что камень, так камень еще надо постоянно дробить, в том числе и молитвой, чтобы семя ушло дальше вглубь и проросло – «и на камнях растут деревья».

Но вопрос в том, будем ли мы помогать Богу? Без Бога – невозможно, Бог дает семя веры и познания, ведения созерцания, но понятие синергии – соработничества энергии – никуда от нас не уходит. Наше участие необходимо – как говорил Блаженный Августин: «Бог нас без нас не спасает». Это тоже надо помнить.

Но здесь другая проблема: можно уклониться в одну сторону, что только Бог дает познание Себя. Здесь есть некий грубый протестантизм: Бог дал, значит все – не дал, значит не дал. В этом предопределение. Мы можем скатиться в другую сторону, в пелагианство – ересь, которая предшествовала Средневековью, где вера была в то, что никакой поврежденности, о чем мы уже сегодня говорили, в человеке нет, только есть его лень, а если он сумет лень или равнодушие преодолеть, то все пойдет как по маслу, только соблюдай технику, и все будет хорошо.

Вера в технику (техника молитвы – «правильно встать, правильно дышать»), приводит к тому, что мы уже начинаем уклоняться в восточный флер, где важно принять некие асаны – правильное положение тела, рук или конечностей, правильно дышать, и тогда на тебя снизойдет нирвана. У нас такого понимания, разумеется, нет. Техника важна, но скорее в последовательности: молитва – регулярная, пост – регулярный, воздержание – регулярное, отказ страстям следовать за ними – постоянное и последовательное.

Когда мы начинаем верить в технику, что «через исполнение правила Я Бога как бы приручил», мы начинаем заблуждаться. Бог так же свободен, как свободен и я. Мы знаем по примеру святых, что есть первая благодать, данная даром, восхищение, которое испытывают и подвижник, и мирянин, когда он воцерковляется на начальном этапе. Даром дается даже некая эйфория. Потом Дух Святой оставляет человека на короткое или длинное время. У многих святых время богооставленности было длинным, причем неведение Бога было связано даже не с их грехопадением, а с тем, чтобы Господь отошел, а человек дальше упражнялся сам и доказывал Богу свою любовь. Период борьбы мог быть очень долгим. На конечном этапе, разумеется, возвращается к человеку благодать по свободе, которую Бог имеет. Наша свобода – дробить камень нечувствия, чтобы больше было духовной почвы для духовного возрастания семени веры, которую Господь сеет очень щедро.

Очень ценная мысль. Если мы говорим о технике, часто бывает, что даже во время Литургии у нас как бы некая погоня за соблюдением правил, которые потихонечку превращают веру в обрядоверие. На каком этапе человек может почувствовать, что его путь к познанию Бога вдруг становится бессмысленным?

‒ Скатывание в обрядоверие происходит даже в нашей практике молитвы, когда для нас важно просто прочитать молитвенное правило, не вложив в него сердце: с этого начинается обрядоверие. Долго это, наверное, не продолжается. Может быть, форма остается. На чем мы можем себя поймать? На том, что молитву-то я читаю, а любви во мне нет – вот и проверка: молитву я вычитал, даже пост полностью по продуктам пищевым соблюдал досконально, но любви во мне нет – потому, что я ее не искал. Для меня было важно исполнить религиозный долг, и внутри (мы просто это не артикулируем) на самом деле происходит большая подмена: уже не я должник у Бога, а я Бога сделал своим должником – я же прочитал молитвы, пост соблюл полностью, теперь уже Бог – мой должник, теперь уже речь может идти и о Царствии Небесном: «Ты мне теперь должен». Какое будет разочарование: Бог-то не вошел в мое сердце – молитвой, даже молитвенным правилом я не рыхлил почву, а хотел Его или подкупить, или сделать Его своим должником («Я исполнил, мы квиты – теперь исполняй то, что я Тебе скажу»). Но этого никогда не будет.

Бог свободен – Он нам не подчиняется, и молитва – это попытка не сделать Бога нашим должником, а открыть ему наше сердце, расчистить в душе и в уме, в том числе, место для Его царственного присутствия: не просто как приживалка Он может присутствовать бедным родственником в моем сердце, а царем. Я расчищаю молитвой и постом место в своей душе для Него, чтобы Он там царствовал.

Знать, ведать Бога нам мешают наши пристрастия: мы заменяем радость общения с Богом маленькими радостями с маленькой буквы и пытаемся себя обмануть. А эти радости нас обманывают, всегда оставляя горькую оскомину, неприятное послевкусие и принося нам потерю самоуважения. Опять здесь речь идет немножко о гордыне, о нашем тщеславии.

Самоуважение надо приносить на присутствие образа Божия в человеке. Гордыню не надо примешивать. Мы уважаем в себе образ Божий. Говоря даже о страхе Божием, о котором мы сегодня уже вспоминали, можно сказать, что страх Божий – это не страх наказания, а страх помрачить в себе образ Божий и тем самым внести в свою душу тоску, печаль, уныние – предвестники ада.

Ад – не просто инфернальный ужас, связанный с какими-то видениями. Ад – это богооставленность, тоска, печаль и уныние. Изгоняются проявления ада любовью, благодарностью и смирением, которые вносят в нашу жизнь мир, тишину и покой.

Вопрос телезрителя: «В древние времена люди понимали, что вся жизнь на земле зависит от Солнца, почитали Солнце богом и поклонялись ему. Сейчас у каждой национальности есть своя религия и свой Бог, хотя мы говорим, что Бог один. Как это понять?».

‒ Для нас символ солнца актуален: мы называем солнцем правды Христа. Он – Свет, Он – «восток востоков», то есть Солнце или Свет в превосходной степени, Солнце правды ‒ Христос Бог наш. То есть эта символика актуальна.

Касаемо того, что у каждого народа свой Бог, сегодня это не совсем актуально. Мы не живем во времена национальных религий, то есть язычества («язык» по-славянски – это «народ»). Мы живем не в той эпохе, когда царствует в каждом племени своя религия. У нас все-таки во многом преобладают религии монотеистические или авраамические, которые имеют своим корнем обращение Авраама. Это важнейшее пояснение, и упускать это из вида нельзя.

Другое дело, что язычество живо. Когда мы даже христианскую молитву можем превращать в некое камлание, где, как у шамана, задача подчинить себе духов, так и у нас иногда может быть такая же мысль, что «вычитав, сделав поклон (чем больше, тем лучше), я подчиню себе Бога».

Нет, молитва, поклон, свеча, покаяние, таинство – это не подчинение Бога нам, а подчинение меня самого Богу и разрешение Богу войти в меня, но ни в коем случае не подчинение Бога мне. Здесь борьба с язычеством продолжается более актуально.

Что касается разных религий, то да, конечно, это печальная вещь. Но не будем впадать в грубый экуменизм: Бог действительно один – Творец Он один. Другое дело, что в некоторых религиях, даже в мировых, понятие Бога (какое есть в монотеизме) не существует. Но есть Восток, а сегодня мы уже поминали восточные практики, где очень важна техника – техника молитвы или телесной аскезы. На Востоке тоже есть аскетика, но она не призвана вести человека в общении с личным Богом. Это понятие в некоторых религиях просто отсутствует. Там есть понятие блаженства, которое достигается, но вне Бога, без Бога, без Творца, без личного Бога. Колоссальное отличие в этом. С другой стороны, христианство отлично и от других религий, которые мы называем аврамическими монотеистическими религиями.

Христос – Сын Божий: «Бог стал Человеком, чтобы человек обожился» – об этом говорит только христианство. Что касается Православия, мы сегодня об этом говорили: немножко затронули тему разницы Православия, ведь спор Варлаама Калабрийца и Григория Паламы ‒ это спор Востока и Запада. На Востоке была вера, что Бог нам открывается, если мы себя Ему открываем, а на Западе речь шла об интеллекте, в результате человек стал мерой всех вещей. Калабриец Варлаам – это был плод Возрождения, плод гуманизма, эпохи Ренессанса. То, что подвластно моему уму, то и есть, а то, что мой ум познать не может, этого быть не может. И потом появляется другая максима: что естественно для человека, то не безобразно. Но на этих путях мы сегодня приходим к тому, что противоестественно, то уже не безобразно: когда во главу угла ставится человек, когда не Христос ‒ краеугольный камень, на котором строится здание жизни, а человек с его страстями становится фундаментом, тогда эта хилая постройка заканчивается крахом, полным тупиком, когда мы не только отказываемся от духовного, но строим вавилонские башни, и они под своими обломками погребают цивилизацию.

То есть когда мы говорим о живом Христе, то можем сердцем понять живого Христа: по Его воле мы можем, обращаясь к Нему, услышать или понять Его сердцем. Но есть у нас и другое: когда мы хотим ничего не менять в своей жизни – и наша жизнь превращается не в познание Бога, а в мертвое знание в мертвом теле.

‒ Наша православная христианская вера – это живая жизнь, живое общение с личным Богом. Это не партийность, не абстракция, не отвлеченная философия – это живая жизнь, живое общение со своим Спасителем.

Я очень прошу Вас, отче, благословите наших телезрителей в окончание передачи.

‒ Дорогие, помощи всем Божией! С праздником Рождества Богородицы – им открывается наш церковный год. Желаю вам всем, дорогие, в духовном плане успешного церковного года.

Записали:
Елена Кузоро
и Ольга Румянцева

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475