Священник Константин Корепанов: В центре внимания – человек

Отец Константин, в центре внимания нашего разговора будет человек. На днях в Екатеринбургской епархии состоялось открытие первой установочной сессии переподготовки педагогов по программам теологической направленности, где Вы выступили с очень интересным докладом, рассказав о роли учителя и священнослужителя в духовно-нравственном воспитании человека. Мне бы хотелось, чтобы в нашей беседе эти мысли прозвучали вновь. Во-первых, уже для более широкой аудитории, для наших уважаемых зрителей. И, во-вторых, сегодня Вы не так сильно ограничены во времени, как на той презентации.

– Действительно, удивительное мероприятие. Не знаю, как для других областей Российской Федерации (я в них не жил), но для нашей области это огромный прорыв. Речь шла о просвещении, образовании, и главный посыл был именно в том, чтобы вдохновить светского учителя, которому в силу разных обстоятельств (как правило, административного ресурса) пришлось преподавать «Основы православной культуры». Есть учителя (и я их знаю), которые преподают «Основы православной культуры» по собственному почину с радостью и великой любовью к предмету и детям, и, как правило, успехи от такого преподавания большие. А есть люди, которым просто поручили это делать. Им это неинтересно, но приходится этим заниматься, раз это государственная программа, раз это необходимо. И вот этих учителей вдохновить, зажечь, помочь им преодолеть какой-то стереотип восприятия, сделать хоть какой-то сдвиг в их мировоззрении – эту цель преследовал мой доклад о роли учителя и священнослужителя в духовном воспитании и просвещении человека.

Вот вы сказали, что тема о человеке. И я тоже всегда подчеркиваю (и в докладе своем подчеркивал), что, хотя мы говорим о школе, более того – о школе начальной, мы говорим о человеке. Именно это важно понимать. Для начала важно увидеть, что современное отношение к образованию имеет два ярко выраженных бесчеловечных, негуманных в буквальном смысле слова посыла, два принципа, две рабочие установки.

Первая установка касается того, что человек в обществе (и, естественно, ребенок как часть этого общества) превращается в некую функцию самого себя. То есть не он сам по себе важен, а важно то, что он умеет, что он может, насколько он полезен для общества. А это функция. То есть насколько функционально ты можешь быть нам полезен, какие вещи ты умеешь делать. Или, говоря совсем простым, грубым языком, как тебя можно использовать. Вот это есть функциональный подход к человеку.

Когда мы так подходим к технике – это понятно: техника должна работать, она для того и существует, чтобы выполнять те функции, ради которых создана. Но человек создан не ради функций и существует в обществе не ради функций. Сводя человека к функции, мы с него постоянно начинаем что-то требовать. И вот эта повседневная требовательность проникает во все сферы нашей жизни. Мы всегда и везде начинаем просто требовать, чтобы человек делал то, что мы считаем его функциональной особенностью или функциональным качеством.

Например, мужчина должен всегда работать и зарабатывать деньги. Если он не зарабатывает деньги – зачем он нужен? Если он не выполняет тех функций, которые он обязан исполнять, зачем он нужен? Если у него плохое настроение, или он болеет, или у него кризис мировоззрения, он не может найти свое место в жизни, это никого не волнует – он должен исполнять свои функции. Так же и женщина должна исполнять свои функции, ребенок должен исполнять свои функции. А то, что это человек, который может переживать какие-то сложности в своей жизни, которому нужно милосердие, помощь, сострадание, внимание, утешение, забота и совсем другие вещи (вдохновение, представление четких ориентиров, для чего он живет, для чего он живет именно в этой стране, почему он работает именно на этом месте, что он может оставить после себя людям, в чем его назначение), – это сейчас вытеснено за грань общественных обсуждений, общественных установок. Иди и работай.

Даже в самые худшие годы Советского Союза (например, в 30-е годы) идеологическая проблема была. Все понимали, что просто так пахать землю или строить завод – это, конечно, хорошо, но если у человека не будет в голове представлений о перспективе страны, своего участия в строительстве социальном, промышленном и так далее, то ничего не получится. Даже в худшие 30-е годы люди пытались с этим что-то сделать. Это не доходило до простого человека, времена были тяжелые, но люди понимали, что об этом нужно думать, об этом надо говорить, что-то надо решать. В мозговых партийных, политических центрах, где идеология формировалась, какая-то работа велась, люди понимали, что это нужно делать.

Именно поэтому, между прочим, мы и смогли избежать в Великую Отечественную войну того самого, что нас постигло в Первую мировую войну, когда идеологией никто не занимался, когда никто не заботился о том, что думает человек, сидя в окопах. «Какая разница, что ты думаешь, главное – исполняй приказы». Поскольку никто не занимался сознанием человека, этим занялись другие люди, и армия была разрушена. Если бы были люди, которые занимались идеологией, а говоря более тонко – сознанием человека, сидящего в окопах! Объясняли ему: «Ты не переживай, ты выполняешь главное дело, на тебя надеется страна, ты нужен»… И все общество твердило бы: «Ты нужен! Ты герой! Ты исполняешь важное дело». Если бы человеку говорили это все в годы войны, армия не разрушилась бы.

Но человеку никто этого не говорил. Пришли другие, которые стали говорить совсем иначе. И мы знаем, что в пятнадцатом году, после очень тяжелого поражения русской армии, когда она вынуждена была отступить из Польши и отдать некоторую часть своей территории Германии, когда пришли разные социалистические партии в окопы, пытаясь распространять там газету, у них ничего не получилось – процент слушающих был низкий. Потому что это оставалась кадровая армия, которой на протяжении многих лет кто-то занимался, им хоть что-то говорили. У них было сформированное сознание, что они солдаты, что они должны Родину защищать.

А уже в шестнадцатом году армия обновилась, и пришло поколение людей, которых никогда никто ничему не учил, никто не занимался их сознанием. Это были крестьяне, ремесленники, гимназисты, реже рабочие, то есть армия нового состава. Каких-то тяжелых поражений в шестнадцатом году уже не было, тем не менее пропаганда социалистических партий («Правдой», «Искрой» и прочими изданиями) возымела свое действие, потому что было неподготовленное сознание.

Это очень важный момент, когда к человеку относятся как к человеку. Это не случайные вещи. Часто этим пренебрегают, а потом получаются катаклизмы.

Еще один пример, чтобы не уходить в сторону. Все люди знают о Новочеркасском расстреле. Но с чего начались события, приведшие к расстрелу как к таковому? Ведь ситуация была не сказать, что типичная, но вполне управляемая. Просто директор завода повел себя совершенно неправильно. Он забыл, что перед ним люди, он отнесся к ним не как к людям и этим показал, что сам потерял человеческий ориентир в своей жизни. Он относился к ним как к работникам, а не как к людям. Он мог отнестись к ним как к людям, утешить их: «Братья, надо потерпеть – такое положение сейчас... Я терплю, и вы терпите». И люди терпели бы. Но на их человеческие чувства надавили, к ним отнеслись очень грубо, бесчеловечно. И это спровоцировало то, что толпа вышла из-под контроля, стала неуправляемой, и случились те последствия, которые случились.

Никогда нельзя забывать о том, что человек – не функция, которую он исполняет, он не позволит к себе так относиться, это выведет любого человека из равновесия. Что мы сейчас, по сути дела, и наблюдаем в целом в обществе, и особенно в школьной среде. Но это не случайная ошибка каких-то грубых учителей, грубых людей. Они хорошие люди. Это системная ошибка. Мы забыли, что работаем с человеком, а не с будущим работником какого-нибудь завода.

Вторая проблема нашего подхода к образованию в том, что мы стали человека информировать. Вся современная система образования рассчитана на информационную компетентность человека. Речь не о том, умеет он работать с компьютером или нет. Поскольку мы говорим о человеке, речь идет о гуманитарных предметах, которые, собственно, и способствуют воспитанию человека. Что мы видим в гуманитарных предметах? Литература, обществознание, история. Человек должен иметь об этом представление.

Например, он должен знать, что Куликовская битва была в 1380 году. Он должен знать, что руководил русской армией князь Дмитрий Донской. Что был засадный полк, которым руководили Дмитрий Боброк Волынский и Владимир Андреевич Храбрый, князь Серпуховский. Он должен знать имя Мамая, соотношение сил войск, обязательно дату, когда это происходило, потому что это важно. Если вдруг спросят, должен знать про Димитриевскую родительскую субботу, как это связано. Должен знать последствия Куликовской битвы. Вот, пожалуй, и все.

На уроке истории ему что-то перескажут, ему нарисуют схему – и больше ничего. Остальное – выучите, пожалуйста. Допустим, человек выучил: четко назовет, кто, когда и с кем сражался, где было сражение, какие были жертвы и кто победил. И что? Какое отношение это имеет к воспитанию человека? К человеку вообще? К человеку, который сражался? К человеку, который руководил этим сражением? К человеку, который сейчас, спустя несколько сотен лет, читает об этом событии?

Ну, знаю я дату Куликовской битвы, ну, поставлю я галочку в ЕГЭ. Но это же не значит, что я осознал или прочувствовал Куликовскую битву как некий значимый для меня элемент русской истории. Нет переживания истории.

То же самое можно сказать про Отечественную войну 1812 года. Надо знать даты основных сражений, знать полководцев, города, знать Наполеона, Кутузова, знать, какой император правил. Знать, какие сражения когда были (желательно по месяцам), знать потери. И что? Это никак меня не воспитывает, это никак меня не формирует. Никакого следа в моей биографии, в моей душе это не оставляет. История превращается просто в срез википедийных знаний, скажем, в проекцию Google в образовании, где вопросы, которые я задаю Google, я задаю ребенку. «В каком году была Куликовская битва?». Ваня отвечает. «Кто руководил русским войском в сражении под Малоярославцем?». Маша говорит. Урок превращается в это.

И трагедия в том, что учитель не виноват. Он рад бы рассказать, он любит историю, но он знает, что Маша и Ваня выбрали сдачу ЕГЭ по истории, и им важно знать именно то, что спросят на ЕГЭ. Потому что это будет преступлением моим как учителя перед этим ребенком, если я потрачу время на рассказ о важности, о переживании этих событий, но они не сдадут ЕГЭ. Что толку, если они любят историю, а ЕГЭ не сдадут? Понимаете, в чем трагедия? И получается, что этот подход к образованию лишает возможности даже очень хороших учителей в рамках учебного процесса действительно познакомить человека с историей. Не с фактологией истории, а с историей.

Я общаюсь с историками. Так уж получилось, что меня окружают кандидаты и доктора исторических наук, я с ними встречаюсь, очень люблю с ними беседовать, очень их всех уважаю. И, спрашивая о чем-то, много раз замечал, как доктора наук, самые замечательные профессоры, говорят: «Слушай, я забыл, в каком году это было, но я тебе расскажу...» – и рассказывают события. Хотя он и забыл точную дату, например, 38-й или 39-й это год, январь или февраль. «Это неважно, ты слушай, что там было». Я понимаю, что это неважно, он может зайти в интернет и узнать, когда это было, но он знает историю, он переживает и рассказывает об этом интересно. Он, доктор и профессор, может позволить себе забыть дату какого-то события, само событие он знает, просто именно фактологию забыл. Но для ученика девятого-одиннадцатого класса это недопустимо. В своем докладе я называю это проекцией Google в образование: то, что я могу спросить у Google, я спрашиваю у детей.

А школа (особенно гуманитарные дисциплины) должна работать на воспитание человека. Во всех документах, имеющих отношение к образованию, прописано, что мы должны воспитывать гражданина, воспитывать человека, уважающего свою историю, любящего свою историю, понимающего свою историю и желающего продолжать дальнейшее историческое развитие нашей государственности, нашего народа и так далее. А как это сделать, если на уроках истории (единственных уроках в его жизни) только фактология? Потом он уйдет из школы, и история в его жизни не повторится. Даже если он попадет в вуз не на исторический факультет, то история будет преподаваться еще более поверхностно, чем в школе, и там тоже будут чисто фактологические вещи. И, получается, он никогда не переживет встречу с русской историей!

А раз он не переживет встречу ни с одним событием русской истории, ему нет дела до героев Бородино, ему нет дела до героев Куликовской битвы, ему нет дела до людей, строивших Магнитогорск или Кузбасс. Ему нет дела ни до какой категории людей в его истории. Чего ради он будет созидать эту страну? У него нет ощущения исторической преемственности, у него нет ощущения, что он – часть русского народа. У него нет ощущения, что он этой стране что-то должен. Потому что он никогда не слышал ни одного рассказа о человеке, который посвятил свою жизнь служению этой стране, – ему никто об этом не рассказал.

А, скажем, для меня и для всех моих друзей это очевидно. Сохраняя отношения со многими своими одноклассниками, я понимаю, что эти люди очень сильно изменились (современные установки повлияли на всех нас, и на меня в том числе оказали определенное воздействие), но они по-прежнему руководствуются теми принципами, которые в них заложили в школе. Только представьте себе, люди моего поколения 30 лет живут в другой стране, в другой эпохе с другими ценностями, по сути дела, они никогда не слышали о тех идеях и ценностях за пределами школьных стен, но продолжают мотивировать свою жизнь, свое отношение к этим вопросам потому, что этому их научили в школе! «Я должен, это мой долг! Да, мне за это не заплатили – ну что ж теперь. Я должен!». Человек придет домой, будет жене жаловаться, мол, такое время: позвали, я сделал, а они ничего не заплатили. Но человек пришел и сделал! И когда ему позвонили и сказали: «Слушай, помоги, надо срочно сделать, выручай», – он не спросил: «А сколько вы мне заплатите?». Ему это очень хотелось, но он не смог позволить себе спросить, потому что в школе учили, что это плохо.

А те, кто моложе, скажут: «Ну и неправильно...».

– Скажут, я знаю. Но нас учили на этих самых установках – что «есть такая профессия – Родину защищать!». Есть такая жизнь, когда мы должны откликаться на просьбу что-то сделать. И мы шли и делали, неважно, субботник это или внеурочная работа, за которую тебе никто не заплатит. Сейчас это осуждается. Но люди, которые воспитаны в то время, по-прежнему делают то, что от них просят или требуют. А это говорит о том, что сама система воспитания в советской школе была замечательной. И коммунистическая идеология здесь ни при чем. Людей учили тому, что его личный интерес всегда вторичен по отношению к интересу общему (другого человека, народа, государства). Так учили, и это работает.

А теперь? Вы справедливо заметили, что современный человек посмеется и скажет, что это неправильно. Теперь посмотрим с точки зрения подхода к человеку, какое поведение более человечное. То есть какая установка более соответствует человеку.

Что такое человек? Можно посмотреть с точки зрения культуры, можно – с точки зрения общественных наук. С точки зрения общественных наук человек – это существо, живущее в обществе. Существо, живущее в обществе, разделяет общественные интересы, общественные ценности. То есть общество пребывает только до тех пор, пока у этого общества есть некие общие ценности и интересы, за которые каждый член этого общества готов принести определенную жертву (если потребуется – жизнь, а может, просто время или еще что-то).

У каждого общества свои системы общих интересов. Скажем, в Англии это демократические институты или институт английской королевы. В России будет свой набор ценностей, в Китае – свой. Но в любом случае общество существует только до той поры, пока его что-то объединяет, пока люди чувствуют, что они действительно имеют нечто общее. Например, уважение к героям Великой Отечественной войны или веру в то, что Россия будет великой державой. Хоть что-то объединяющее их, и это будет критерием того, что это правда общество.

Значит, человек с точки зрения общественных наук – это существо, способное разделять общественные ценности и думать об общем больше, чем о своем. Только тогда он будет полноценным членом общества. Это человеческий подход.

Если же человек думает о себе, то он все более вычленяет себя из общества, он живет сам по себе. Если он не разделяет интересы и ценности общества, то он замыкает себя в рамках личных интересов. Сначала они ограничиваются семьей. Но семья – тоже маленькое общество, где есть некие общие идеалы, общие ценности, что-то важное для семьи как целого, а не для меня лично. Например, вместо того чтобы сидеть у телевизора, я должен пойти и забрать ребенка из школы, или сделать с ним домашнее задание, или посидеть с ребенком, потому что он заболел. Я должен это делать. Но я понимаю, что делать этого не хочу, и в конце концов я вычленяю себя и из семьи как общества и остаюсь один: мне никто не нужен, я сам по себе. Это человек? Тогда что в нем, собственно говоря, человеческого, кроме его физиологии, которая делает его похожим на человека? Ведь никаких человеческих свойств, качеств, которые проявляли бы его как человека, в нем нет – он просто потребляет все продукты этого мира, получая от этого наслаждение. У него есть бесконечный счет в банке, он сидит на диване, смотрит телевизор, гоняет фильмы, заказывает еду, и ему приносят ее. Надоело – поехал в отпуск, покупался в море. Вот такой абсурдный вариант. (Окончание в следующем номере)

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475