Священник Константин Морозов: Душа, дух и тело

Тема передачи очень интересная и сложная – «Человек: душа и дух». О различии или, может быть, созвучии этих терминов мы поговорим сегодня. Когда я слышу слово «человек», вспоминается очень много известных фраз, например: «Человек – это звучит гордо», «Человек – царь природы». Если говорить о слове «душа», то сколько эпитетов есть по отношению к нему – бумажная, душа, душа и т.д.; уже не говорю о том, что мы понимаем под понятием «дух». Сразу озадачиваю Вас вопросом: что такое человек?

– Священное Писание не говорит нам о трихотомии – о том, что в человеке есть тело, душа и дух. Все Священное Писание дихотомично, то есть говорит, что в человеке есть тело и душа, и, в принципе, это находит свое подтверждение в том, что во Христе было две природы – Божественная и Человеческая. Так как у него была и Человеческая природа, то Человеческое проявление Его души не требовало дополнительной надстройки в виде какого-то духа.

Это приходит в богословие из античной философии, где тело пренебрегалось, и в последующем развивается учение о трихотомии – духе, душе и теле, о том, что душа – это психосоматическое явление в человеке, а дух – область общения с Богом.

Мы должны, в первую очередь, обратиться к первой Книге – Бытие, говоря о создании человека и о том, что Бог творит человека как творца, вдыхая в него дыхание жизни; от слова «дыхание» происходит и слово «душа» – действительно, мы видим, что отличие живого человека от мертвого прежде всего в том, что живой дышит, вдыхает; если у человека нет дыхания, следовательно, нет жизни.

Священное Писание говорит нам, что человек создан по образу и подобию Божию, что очень важно – ни об одном другом существе Священное Писание не говорит, что оно создано по образу и подобию Божию. Этот стих очень важен, ибо если бы в человеке не было образа и подобия Божия, то он не мог бы общаться с Богом, ведь сотворенное не может познавать создавшее его. Мы действительно не можем познать Бога, мы можем – как об этом говорится и в догматическом богословии, и в аскетических трудах – видеть Бога в Его Божественных энергиях, в Его проявлениях в этом мире, но познать Бога сотворенное, стоящее ниже по уровню создавшего Его, не может. Условно говоря, глиняная скульптура не может постичь человека, ибо не наделена тем, чем наделен человек, и в них нет ничего общего.

В Священном Писании говорится, что между Богом и человеком есть общее, ибо Бог создал человека по образу и подобию Своему. Тем самым человек ставится на иную ступень «природотворения». Не случайно Бог повелевает человеку наречь имена всему, что Он сотворил. Почему? Имя – это всегда момент отражения субординации между тем, кто дает имя, и тем, кто его получает. Мы даем имена своим детям: это мой ребенок, я его наказываю и поощряю, одним словом, воспитываю, я имею над ним определенную власть, так как я дал ему это имя. Или мы даем клички животным, говорим: мое животное (кошка, собака, корова, лошадь). Я дал ему эту кличку – я им владею.

Человек называет все, что Господь сотворил, следовательно, в этом акте есть момент передачи от Богу к Адаму власти над тем миром, который сотворил Господь, и это отличает, в представлениях древних, весь текст Священного Писания от языческих текстов сотворения мира: там человек не воспевается как сотворец – в первую очередь, важно, что пока мы не назвали тот или иной предмет, его и не существует.

Вопрос телезрителя Евгения из Белгорода: «Человек создан по образу и подобию Божию – это изначальная константа, или человек все же может их утратить? Не хочу приводить примеры, когда человек может потерять не только Божественный, но и человеческий облик».

– Мы можем сказать, что человек может потерять подобие Божие, и видим это, – но образ в нем не изменен. Отсюда мы можем сказать, что Христос и приходит, чтобы установить подобие Божие в человеке. Да, человек может жить очень неправедно, но образ, пусть затемненный, пусть закопченный (подобно тому, как иногда тускнеет икона) в нем все равно остается. И приходится прикладывать немало усилий, чтобы очистить, убрать налет, накипь с человека, чтобы в нем заново воссияло подобие Божие. Но образ в нем, безусловно, никогда не исчезает.

Христос пришел не для праведников – будем помнить об этом. Христос пришел для грешников, и Его проповедь адресована в первую очередь тем, кто, как нам кажется, потерял всякое подобие Божие. Он был с мытарями и блудницами, и Его проповедь тем самым носила вызывающий характер. Мы всегда говорим: вот, святые отцы сказали это, святые отцы сказали то, святые отцы смотрели так на мир и так далее. А Христос говорит: вы помните, что сказано древними? А Я говорю вам... И для нас, людей, живущих в иной традиции, они говорят: мы опирались на древних, смотрели, что они говорили и как они жили, а Он что говорит? Он говорит совсем о новом: вы слышали, что сказано древними, но вы не их слушайте, а Меня. И в этом проповедь Христова звучала как вызов – это подобно тому, как православному человеку сказать: ты не святителя Василия Великого слушай, ты меня слушай.

Заостренность проповеди подтверждалась тем, что Христос постоянно говорил о Царствии Божием – о том, что оно абсолютно отлично от того, каким мы его себе рисуем, и что Бог в первую очередь любит грешников, которые каются. И Он дает этот образ в притче о мытаре и фарисее, причем фарисей говорит: «Господи, я столько даю Тебе, я исполняю заповеди Твои, даю милостыни даже больше, чем положено», а более оправданным, по притче Христовой, уходит тот, кто ничего этого не делал, но имеет сокрушенность своего сердца, – кто видит в себе поврежденный образ.

Вопрос телезрителя: «Как себя понудить впервые пойти в Церковь?».

– Многие сходятся на том, что духовная жизнь невозможна без дисциплины: если у человека нет воли, дисциплины, то вся его духовная жизнь рано или поздно рассыплется, превратится в ничто. Но мы должны иметь и некую последовательность: когда человек идет в гору, он должен не бежать в нее, а идти небольшими шагами. Любой спринтер выдохнется на первых километрах этого подъема, а человек, идущий не спеша, но поступательно, дойдет до вершины горы. Большинство людей совершает первую ошибку в том, что берет на себя слишком много: 5 акафистов, бесконечные службы в храме – и постепенно, не справляясь с этим, они теряют духовную жизнь и всякий интерес. По сути, они сделали свою первую, и иногда последнюю ошибку, в том, что неправильно себя оценили и правильно не распределили свои силы.

Основа духовной жизни – ее регулярность и дисциплина: чувство воли в духовной жизни необходимо. Чувство воли нас отличает от любых других существ – это один из образов Божиих, который есть в человеке. Другой, не менее значимый, – чувство свободы. По сути своей человеческая свобода заключена не во внешнем проявлении человека, а во внутреннем. Внешнее проявление свободы мы видим на примере животных: животное в клетке не свободно, а выпущенное на волю, в лес – свободно. Человек воспринимает свободу совсем по-другому: будучи заключенным в тюрьму, человек может быть абсолютно свободен. И примеры этому – апостолы, наши христианские мученики и новомученики, когда они, будучи в тесноте, внутренне были абсолютно свободны. И человек может быть абсолютно не свободен, даже находясь во внешней, видимой свободе, но не избавившись от тех или иных пристрастий, страстей или грехов он ощущает себя несвободным, хотя, кажется, для этого нет никаких оснований.

Мы знаем слова «раб вещей». Вы очень хорошо сказали, что нас отличает от животных: мы часто наделяем животных таким свойством, как душа. К сожалению, в нашей жизни много одиноких людей, которые заменяют общение – не только с Богом, но даже с людьми – общением с животными, наделяя их всеми человеческими качествами, говорят даже, что у любимого животного есть душа. Когда мы говорим «всякое дыхание да хвалит Господа», понимаем, что собака и кошка тоже дышит, но ведь в этом случае идет речь о другом дыхании: имеется в виду душа, которая имеет возможность славить Господа осознанно? Или это не так?

– Когда мы говорим «всякое дыхание да хвалит Господа», это означает, что любое творение Божие восхваляет Его. Отсюда, как вы правильно заметили, в определенном смысле и в собаке, и в кошке, и в любом другом существе есть душа. Но мы начали с того, что человеческая душа отлична от любой другой души, ибо в ней есть образ и подобие Божие. Образ в нас неизменный, а подобия нет, вследствие отделенности от Бога. Адаму тоже следовало достигать подобия. Иногда рай воспринимается как некая статика – я чего-то достиг и дальше развиваться не буду, буду пребывать в одном, вечном состоянии. Думаю, что это описание ада, а не рая. Рай – это всегда некая динамика, всегда увеличение, расширение своей личности в свете Божественного вúдения.

Сейчас очень мало фильмов, которые мы можем рекомендовать нашим телезрителям: хватит пальцев одной руки, чтобы их перечислить. В принципе, нынешнее искусство может даже повредить нашей душе. Можно ли нанести своей душе такой вред, который потом будет очень тяжело исправить?

– Мы говорим о смертных грехах, что они наносят трудноисправимый вред душе, а иногда неисправимый. У каждого человека, мне кажется, есть свой скелет в чулане, у каждого есть определенные моменты в жизни, за которые ему стыдно и он не хотел бы, чтобы они были, но они есть, и это как раз то, что принесло нашей душе и жизни непоправимый ущерб.

Большинство сожалеют, что мало времени провели у родителей или были не совсем внимательны с ними. Многие люди сожалеют о своей бурной молодости.

Мы видим это, например, в «Исповеди» блаженного Августина. Открытый им литературный жанр исповеди – это даже не биография, а некое предстояние человека перед Богом. В литературном стиле он открывает, во-первых, рассуждение, что в нашем мире время искажено, что у нас есть прошлое и есть будущее, но у нас нет настоящего – оно постоянно ускользает от человека. Что есть настоящее? Та минута, в которую мы беседуем? Где настоящее, в котором живет человек? И это подтверждает его рассуждение о Царствии Божием: Царство Божие – это время будущего и прошлого в настоящий момент, это единство будущего и прошлого – это и есть вечность. Блаженный Августин пишет об этом довольно интересно в повествовании о своей жизни. Несмотря на это, мы видим, что любой грех – а он прожил довольно бурную жизнь в молодости – возможно исправить, иначе бы он не стал блаженным. Ибо не мы сами исправляем себя, а исправляет нас Господь: было бы самонадеянно думать, что мы вообще в какой-то мере владеем своей жизнью. В первую очередь человек ощущает то, что не ощущает животное: если говорить о душе, это ощущение себя, что он в определенной мере лишь путник на этом пути и куда его выведет эта дорога, непонятно. Помните, в начале романа «Мастер и Маргарита» когда Воланд задает вопрос, кто управляет человеческой жизнью, а ему отвечают, что сам человек управляет? Тогда он говорит: «Виноват, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас... кхе... кхе... саркома легкого, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи».

Мы с вами понимаем, что мы своей жизнью не управляем, что она управляется либо Богом, если человек стремится к Богу, либо дьяволом. В принципе, весь роман и построен на этой фразе: жизнью людей, которые отказались от Бога, начинает управлять диавол. Наверное, эта осмысленность и осмысление человеком мира, в котором он живет, – это самое важное, что отличает его от всякого другого живого существа. Человеку очень важно осознать себя и осознать мир. Мы имеем множество наук, не имеющих прямого отношения к нашей жизни – например, теоретическая астрономия. Кому от теоретической астрономии жарко или холодно, или, может быть, она исцелит какие-то болезни? Но она нужна нам, чтобы осознать себя в этом мире. Это очень важный момент, когда человек, даже благодаря научным знаниям, пытается осознать свою роль и свое представление, кто же он на этой земле.

Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: «В Послании к Римлянам есть слова «и как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства». Разум – это составляющая души? С умом понятно, а к чему относится разум, мне не понятно. Второй вопрос: когда мы со своими несовершенными душами отходим к Богу в вечность, наша душа так и остается в вечности в таком несовершенном состоянии или происходят какие-то изменения, она совершенствуется? Каково состояние души в вечности?».

– Мы говорим о разумности души, поэтому, безусловно, разум есть некое проявление души. Помните фразу, которую приписывают разным людям, в том числе святителю Луке: «Сколько бы я ни оперировал и не вскрывал черепные коробки, ума я в них не находил»? Можно сказать, в том числе, разума. Мы можем разложить мозг на нейронные связи, но не можем сказать, где находятся мысли; это, конечно, проявление души.

Второй вопрос – как мы приходим в рай с несовершенными душами. Мы говорили, что душа в раю находится в постоянном развитии, и это развитие бесконечно. Наша душа уврачевывается и исцеляется Христом, поэтому Он и называется Целителем, и наши несовершенства покрываются совершенством Христа. И как Христос подчинил Свою Человеческую природу природе Божественной, так и мы через Христа можем подчинить свою человеческую природу Божественной.

Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: «В чем разница между душой и духом, и есть ли в них общее?».

– Этот вопрос я пытался осветить вначале – разницы между душой и духом нет. В библейском понимании вообще нет понятия духа, оно пришло в богословие из античной философии. Поэтому, говоря о душе, мы говорим в том числе и о духе. На страницах Священного Писания мы вообще не найдем упоминаний о духе как принадлежности человека. Говорится о Духе Святом: Дух снизошел или Дух Божий веял над миром перед его творением и т.д. – понятие «Дух» в Священном Писании всегда относится к Богу, но никогда к человеку. В этом моменте коренится большая мудрость Священного Писания: в действительности мы говорим о душе и теле как о некоем единстве – неслучайно тело для христиан является столь же важным, как и душа.

В любых религиях, в том числе в иудаизме, к телу усопшего относились с пренебрежением – считалось, что ты будешь осквернен несколько дней, если побываешь на кладбище или прикоснешься к телу усопшего, и язычники Рима никогда не прикасались к телам – это делали рабы. А христиане поклоняются не только живому, но и усопшему, и в этом громадная разница между христианами и всем другим миром, который видел в умершем теле почву для осквернения себя, некую нечистоту усопшего тела. Почему? Христиане понимали, что человек целостен, и целостен он и душой, и телом. Смерть – это нарушение целостности человека: отделение души от тела. Поэтому мы говорим, что эта целостность должна быть восстановлена в Царствии Божием.

В Символе веры мы читаем: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» («я жду, что предстану в будущей жизни не только душой, но и телом»). В этом моменте сочетание души и тела воспринимается как нечто целостное в человеке. Этот взгляд изменил весь мир: с приходом христианства мир вдруг стал видеть в человеке личность. Личность – это то, что привнесло в мир христианство. Иногда Ветхий Завет может поражать нас своей жестокостью: как истреблялись многие племена, уничтожались целые города, в том числе дети. Или, изучая древнюю историю, мы видим, как захватывался город и тому или иному завоевателю в дар приносили корзины человеческих глаз. Нас это может поражать, но поражает именно потому, что мы смотрим уже на людей и человека с той точки зрения, что каждый человек – личность: каждый человек дорог для Бога, каждый человек значим для Бога.

А ветхозаветная история и древний мир так человека не представляли. Что было важно для древнего мира? Нация, род, племя, колено, но не человек – человек жил для того, чтобы процветала Римская империя. Сам по себе он был не значим, но как гражданин Рима он значим, ибо процветает Рим, и в этом Риме он вечен. Отсюда Рим – «Вечный город». Почему? Потому что он должен быть всегда. «Я живу для того, чтобы жил этот город» («я и есть этот город», – как зачастую воспринимали это римляне). Мы сами по себе не значимы, значим весь род, нация или племя.

В этом моменте христианство привносит целостность человека, вúдение в человеке личности как таковой. Это самое важное в понимании всей дальнейшей истории развития христианской культуры как на Западе, так и на Востоке. Этому послужило осмысление, что тело настолько же значимо для человека, как и душа – тело есть храм души, тело тоже освящается и через него дается благодать в церковных таинствах Крещения, Миропомазания, во время Евхаристии через тело мы принимаем Тело и Кровь Христовы. Церковь будет восприниматься как Тело Христово – это тоже очень важное осмысление и понимание.

У нас остается очень мало времени, и мы не успели, к сожалению, сказать, что все мы в конце концов воскреснем в новых телах, как сказано в Писании.

– Я попытался сказать об этом...

Если мы пускаем Господа в нашу жизнь, то она, конечно, преображается. Мы очень благодарны Вам, отче, за ответы на множество наших вопросов. Я уверен, что радость познания Господа даст нам силы преодолевать всяческие испытания, в том числе и душевные.

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475